Амет эль-Сегри со своего неприступного утеса видел, как Испанцы вошли в город, видел ненавистные испанские знамена, развевающиеся на башне города.

— Жители Малаги, — сказал он своему отряду, — поручили себя торгашу Али-Дордусу — и торгаш продал их. Не потерпим, чтобы и с нами поступили так же. Стены наши крепки; умрем под ними или сойдем вниз, прорвемся сквозь ряды врагов, пока они еще не устроились в городе.

Но отряд гомеров, отличавшийся свирепою храбростию, потерял свою мощь в страданиях голода. Голод пожрал и силу тела, и силу духа. Гомеры заявили, что хотят сдачи крепости.

— Али-Дордус, — сказал Амет эль-Сегри, — продал город, как торгаш; я сдам крепость, как солдат.

И он выслал Фердинанду герольда с предложением сдачи на почетных условиях. Фердинанд отвечал, что не принимает никаких условий и поступит с крепостию и ее гарнизоном по своему усмотрению.

Два дня Амет эль-Сегри, борясь со своим войском, не сдавался, но наконец был принужден к этому. Когда остатки этого гордого африканского войска сошли с высокого утеса, вид обезображенных всякими лишениями, трудом и бессонницей солдат внушал жалость. Исхудалые, бледные, бессильные, истощенные, они едва могли двигаться.

— По какой причине, — спросили испанские военачальники у Амета эль-Сегри, — ты так упорно защищался до последней крайности?

— Когда я принял начальство, — гордо отвечал Амет эль-Сегри, — я обещался защищать мою веру, мой город и моего короля до тех пор, пока буду убит или взят в плен. Я бы и теперь не сдался и умер бы, сражаясь, если бы мог удержать солдат своих. Да, я умер бы, сражаясь, я не сдался бы позорно в ваши руки униженный, безоружный!

Фердинанд не устыдился отягчить этого воина, честно исполнившего долг свой, цепями и заключить его в тюрьму, но помиловал Авраама Санета за то, что он пощадил двух испанских юношей; этому поступку удивлялись все рыцари.

— Такое великодушие, — говорили они, превознося Мавра, — достойно христианского рыцаря, кастильского гидальго!

Весь гарнизон Гибральфаро был отдан в рабство.

Пленные христиане, заключенные в темницах Малаги, были освобождены и приняты королем и королевой с торжеством и пышностию. Их тотчас накормили, одели, наделили деньгами и отправили на родину.

Главную мечеть освятили и превратили в христианскую церковь.

Жители Малаги, чтобы избегнуть рабства, предложили за себя выкуп.

— Если мы откажем им, — сказал Фердинанду собранный им по этому случаю совет, — Мавры побросают в колодцы, зароют в землю свои сокровища, и мы потеряем их; если же мы назначим выкуп, мы приобретем несметные богатства.

Фердинанд нашел совет этот разумным и назначил 30 золотых дублонов с головы, считая больших и малых, женщин и детей, и ставя условием, что все те, которые не заплатят в течение восьми месяцев назначенной суммы, будут отданы в рабство. Несчастные жители Малаги должны были принять эти тяжкие условия. Тогда Испанцы сделали поголовную перепись всем жителям и употребляли великое коварство, чтобы завладеть всеми их богатствами. Имущество каждого было опечатано и каждому приказано выйти из дома и исправить проломы в стенах, которыми были огорожены широкие пустыри Алькасабле. Жителей, выходивших из домов, строго обыскивали и не позволяли им воротиться домой, а заключали в этих самых пустырях, как рабов. Таким образом все деньги, ожерелья, браслеты, жемчуг, драгоценные камни перешли целиком победителям.

Печальное и возмущающее душу всякого человека зрелище представляли улицы и площади несчастной Малаги. По ним шли длинною вереницей старики, женщины и дети, многие весьма знатного происхождения, шли в слезах, обобранные, ударяя себя в грудь, воздевали руки к небу, оглашая воздух рыданиями и стонами.

— О, Малага! — восклицали женщины с отчаянием, прерывая слова свои рыданиями, — где твое могущество, где твои башни, замки и сады? К чему послужили твои крепкие стены? Гляди, как детей твоих уводят в неволю, как идут они умирать на чужбине, вдали от крова, где протекло их счастливое детство и веселая, беззаботная юность! Они оставляют навеки твои прелестные места, о Малага! Что станется с изнеженными, столь любимыми нашими красавицами, что станется с матерями их, что со старцами-дедами? Кто будет почитать их седые волосы?! Влачить им жизнь свою в рабстве! Гляди, о Малага! Гляди на эти семьи, столь счастливые когда-то, гляди, как их расторгают навеки! Сыны разлучены с родителями, мужья с женами и дети-малютки с матерями! Каждый пойдет одиноко, в чужую сторону, и над скорбью их издеваться будет чужеземец. О Малага! О родина наша! Кто без потоков слез может видеть твое запустение!

Точно также поступили Испанцы с городами и крепостями, находившимися близ Малаги. Как стадо отправили они в Севилью и ее деревни всех пленных. Христиане должны были кормить их, пока они не заплатят положенного выкупа. Многие умоляли отпустить их в Гренаду собирать деньги на выкуп; но обедневшая Гренада, предвидя беспощадную борьбу, не могла помочь им. Восьмимесячный срок истек, и все жители Малаги, в числе пятнадцати тысяч, были объявлены рабами, также как и жители близлежавших городов, взятых Испанцами.

После взятия Малаги вся западная часть королевства Гренадского была навоевана Фердинандом. У злосчастного Боабдиля Эль-Чико осталась только Гренада с окружающими ее землями; это была неоцененная по богатству, культуре и роскоши сердцевина Маврского королевства. Боабдиль силился всеми способами удержать ее за собою и не устыдился, узнав о сдаче Малаги, послать послов к Фердинанду и Изабелле с поздравлениями и богатыми подарками; но подданные его глядели на него с презрением и возлагали все свои надежды на старого, но непреклонного Эль-Сагала, который хотя и не восседал на троне альгамбрском, но правил провинциями и многими значительными городами, Басою, Кадиксом, Альмерией и воинственными племенами, жившими в горах Альпуксарры, спускавшихся отрогами к Средиземному морю. С гор этих сбегали обильные потоки, которые, превращаясь в реки, орошали долины и текли между лимонных, померанцевых и миндальных рощ. Самый лучший шелк собирался тут, и многочисленные фабрики выделывали из него чудные ткани. Плодоносные долины питали несметные стада, а в скалах и каменных твердынях гор находились изобильные руды.

Эта обильная богатствами всякого рода страна оставалась верною Эль-Сагалу, и он готовился к борьбе с Испанцами. Не дожидаясь их вторжения, он решился предупредить их; собрав отряд из лучших своих воинов и перейдя горы, напал на испанские земли, сжег селения, ограбил жителей и воротился в Кадикс с богатою добычей. Фердинанд, узнав об этом, собрал войско и пошел против него походом; города сдавались на пути его, и он, не встречая сопротивления, дошел до Альмерии, которою начальствовал принц Селим, родственник Эль-Сагала. Он вышел навстречу войску испанскому и завязал сражение перед самою Альмерией, в роскошных садах и рощах, ее окружающих. Фердинанд, увидя, что ему не благоприятствовали условия почвы, отступил от Альмерии и пошел на Басу, где находился сам Эль-Сагал со значительным гарнизоном.

Пред Басой с одной стороны красовались роскошные рощи и сады, между которыми струились ручьи и текла чистая, проведенная из гор в каналы вода; он скрыл в них своих стрелков и застрельщиков, а сам сделал вылазку против испанского авангарда, который, под начальством маркиза Кадикского, подходил к городу при звуке труб и барабанов. Он напал на него, но после краткой схватки отступил и заманил за собою испанское войско в сады, из которых внезапно появилось войско и открыло такой убийственный огонь на фланг и тыл Испанцев, что они обратились в бегство, оставив за собою множество раненых и убитых. Мавры преследовали бегущих при страшных криках: «Эль-Сагал! Эль-Сагал!», и этот крик повторяли со стен с восторгом жители Басы. Испанский авангард мог бы быть совершенно уничтожен, если бы к нему не подоспели на помощь другие войска. Фердинанд понял, что борьба будет неравная, и отступил от Басы.

Этот успех одушевил мавров. Два храбрых военачальника, Али Антар и Иса Альтар, произвели набег на испанские владения, опустошили все, сожгли деревни и увели стада. К бедствиям войны присоединились бедствия стихийных сил. Флот испанский был застигнут бурей, которая разметала корабли и многие из них потопила; грозы, бури и землетрясения разрушили дома, стены городов, потрясли до основания высокие башни крепостей. Суеверные Испанцы сочли это за предзнаменование новых поражений от руки Эль-Сагала; но король Фердинанд не унывал; он созвал новые силы и опять пошел на Басу, которую считал центром маврской силы.

Эль-Сагал понял, что настала пора решительной борьбы, и отправился в Кадикс, главный город своих владений, опасаясь, чтобы Боабдиль не напал на него, когда испанское войско обложит Басу. Он поставил в Басе начальником своего друга и родственника Селима, воина опытного, к которому поспешили присоединиться многие рыцари и солдаты, покинувшие Гренаду из презрения к Боабдилю. С десятью тысячами храброго войска Сиди-Селим вошел в Басу, которая приветствовала его радостными криками.

— Сиди-Селим — мой двоюродный брат и мой шурин, — говорил Эль-Сагал, — он связан со мною узами крови и брака, он — второй я. Счастлив тот, кто имеет такого военачальника.

Гарнизон Басы состоял из 20 тысяч войска и трех предводителей: старого Мавра Магомета, прозванного ветераном, Абу Али, начальника гарнизона, и Убека Адольхара; а над ними верховным начальником состоял принц королевской крови, Сиди-Селим. Запасшись съестными припасами и скотом, Селим занялся приготовлениями к обороне. Фердинанд разбил свои палатки пред городом, вне лабиринта садов и рощ. Он послал герольдов с требованием немедленной сдачи на выгодных условиях; в случае же отказа грозил взять город и поступить с ним беспощадно.