Эрнандо-дель-Пульгар находился в отсутствии, но молодой человек, товарищ и друг его, Гарсиласо-дела Вего, бросился к королю, склонил пред ним колено и воскликнул:

— Такого поругания невозможно снести благородному испанцу. Этот презренный, этот неверный оскорбил благородную даму, королевское величество; теперь продолжает он оскорбление… Позор ляжет на нас неизгладимым пятном, если мы не накажем наглого врага, недостойного имени и звания рыцаря. Не откажи мне, о король благочестивый, не откажи мне в позволении сразиться и наказать кичливого и дерзкого Мавра!

Король понял, что отказ невозможен, и дал свое согласие.

И бой на жизнь и смерть завязался между двумя рыцарями, на глазах обоих, в безмолвии и неподвижно стоявших одно против другого войск.

Мавр могучею рукой владел оружием и ловко управлял дивной породы конем. Он был гораздо выше ростом и лучше вооружен, чем Гарсиласо. Испанцы с беспокойством глядели на своего, в сравнении с Тарфом, слабосильного, хотя и ловкого рыцаря. Первое столкновение было ужасно. Копья двух противников разлетелись как щепки во все стороны; Гарсиласо, вышибленный из стремен, упал с лошади, но схватился за узду ее и успел опять вскочить на нее. Тогда оба они, и Мавр, и Испанец, взялись за мечи; Тарф быстро кружил на своем коне вокруг Гарсиласо и с силой и стремительностию наносил ему удары, но ловкий Испанец подставлял ему свой щит и с изумительною легкостию избегал ударов. Скоро кровь заструилась — и тот, и другой были ранены. Тарф, заметив, что его противник был утомлен, схватил его поперек тела и хотел опять сбросить с лошади, но Гарсиласо, падая, увлек с собою и Тарфа, который очутился сверху, поставил колено на грудь Гарсиласо и занес меч свой над его горлом. Невольный стон ужаса и отчаяния пронесся по рядам Испанцев, но в то же мгновение они увидели, что Мавр упал мертвый на землю. Гарсиласо успел укоротить меч свой и вонзил его в сердце врагу, прежде чем тот мог нанести ему последний, роковой удар. «Победа дивная! — говорили в лагере испанском, — победа чудесная! Пресвятая Дева подала силу новому Давиду поразить Голиафа; она видимо покровительствовала тому, кто сражался за нее».

Рыцарские законы соблюдены были во время поединка, в который никто не мог вмешиваться. Гарсиласо снял оружие и латы с убитого, поднял с земли бумагу, на которой было написано Ave Maria, наколол ее на конец копья своего и, высоко подняв ее, понес с триумфом к своему войску. Он был встречен взрывом радости и криками триумфа. Тогда Муса-Гасан приказал привезти две пушки и дал залп по испанскому войску; пользуясь их первым смущением, он воскликнул, обратясь к своим:

— Не теряйте ни минуты! Вперед! Атакуйте неприятеля! Тот, кто нападает, всегда за собою ведет победу.

И он бросился вперед с такою стремительною отвагой, что испанские войска отступили до самого того места, где стоял маркиз Кадикский. Эта атака Мавров освободила его от обещания не сражаться, данного королеве, и он закричал громким голосом:

— Сант Яго! Сант Яго! (Святой Иаков) — подавая тем знак в сражению. Все испанские рыцари, как один человек, долго сдерживаемые своим словом, бросились с яростию на Мавров. Битва всеобщая и беспощадная закипела.

Когда королева, принцессы и благородные дамы свиты увидели этот бой, они бросились на колена и горячо молились, чтобы Богородица взяла под покров свой воинство христианское. Прелаты и монахи, находившиеся в свите, громко читали молитвы.

Атака Мавров была стремительна, но они не обладали стойкостью и упорством испанских ветеранов, закаленных в боях. Напрасно Муса-Гасан одушевлял своих солдат; напрасно маврские рыцари творили чудеса храбрости и искусства; мавританское войско не выдержало и отступило. Часть его скрылась в горах; другая часть возвратилась в Гренаду; остальная рассыпалась по долине, бросая оружие. Испанцы преследовали бегущих до ворот Гренады, забрали их пушки, побили множество и взяли в плен 2.000 человек.

Это сражение было прозвано битвой королевы. Маркиз Кадикский, еще взволнованный боем, явился пред королевой и, склоняясь пред нею, сказал:

— Простите мне, ваше величество, мое ослушание. Я не мог далее владеть собою и солдатами. Победой обязаны мы вам, ибо сражались на глазах вашего величества.

Королева отвечала ему лестными и милостивыми словами; она ценила заслуги маркиза как военачальника и любила и уважала его как человека.

Впоследствии она основала на месте сражения монастырь во имя Св. Франциска. Он существует до сих пор и в саду его стоит еще лавровое дерево, которое королева Изабелла посадила сама.

Испанский лагерь представлял чудесное зрелище. То был город, сооруженный из золотой парчи и ярких цветов шелка. Он пестрел на солнце разноцветными палатками, горел оружием, блистал яркостию развевавшихся знамен, значков и флагов; королева помещалась в палатке маркиза Кадикского. Она была сделана из тончайшего разрисованного полотна, подбитого шелком. Высокий павильон в восточном вкусе составлял ее средину; дорогие ткани держались на четырех колоннах, сделанных из пик, соединенных вместе, а вокруг центрального павильона шли помещения вроде комнат, отделенных одна от другой богатыми занавесками. Эту палатку из полотна, шелка и парчи можно было разбирать и опять ставить в одну минуту, и она сопровождала маркиза во всех его походах.

Однажды, когда в стане все спало глубоким сном, когда и сам король предавался отдыху, одна королева не спала. Она горячо молилась за короля, который подвергался беспрестанным опасностям, молилась и за войско, столь мужественно переносившее бедствия войны, молилась за живых, да спасет их Господь и подаст им победу, и за умерших — убитых, да примет Он души их с миром и простит им их прегрешения. Внезапно яркий свет осветил ее палатку; изумленная и испуганная, королева увидела себя в пламени и клубах дыма: палатка ее горела!

Едва успела королева выбежать и броситься к королю, как увидела его полуодетого, но со щитом и мечом в руках. Он вообразил, что Мавры напали на лагерь, и шел унять неописанное смущение, овладевшее всеми. Быстро бежал огонь по полотняным и шелковым палаткам; еще быстрее уничтожал он шалаши солдат, сделанные из хвороста и сухих листьев, и сжигал хижины, наскоро сколоченные из досок. В одну минуту испанский лагерь превратился в море пламени; огонь был так силен, что расплавил всю золотую и серебряную посуду и дорогие рыцарские доспехи. Барабаны били, трубы и литавры сзывали солдат; придворные дамы с воплями, полуодетые, с распущенными волосами, бросались туда и сюда. Королевских детей выхватили из постелей и снесли в палатку графа Алонсо Мантемайора, которая находилась вне лагеря. Он собрал тотчас вокруг них отряд войска, чтобы, в случае нападения, охранить принца Хуана и инфант. Маркиз Кадикский, чтобы предупредить возможную вылазку Мавров, взял 3.000 всадников и стал с ними за укреплениями горевшего лагеря, готовый отразить врагов, если бы они возымели намерение воспользоваться пожаром и смятением для нападения. Мавры усеяли все стены и башни Гренады и глядели на высоко поднявшиеся пламя и огонь, пожиравшие лагерь испанский; они были уверены, что то была военная хитрость, придуманная для того, чтобы вызвать их из Гренады и заманить в открытое поле, и потому не помышляли оставить города.

От богатых павильонов, от изящных палаток, от великолепной мебели, роскошной и дивной золотой и серебряной посуды и рыцарских доспехов остались лишь груды дымящегося пепла и почерневшие слитки металлов. Все платье и серебро королевы и бóльшая часть украшений ее, золота и драгоценных камней погибли в пламени. Рыцари лишились своих доспехов, лат, шлемов и украшений. Пожар вспыхнул от неосторожности одной дамы, которая оставила зажженную свечу в одном из отделений палатки.

Фердинанд, опасаясь, чтобы Мавры не воспользовались этим несчастным случаем, решился предупредить их. При восходе солнца он покинул дымившиеся груды пепла и при бое барабанов, звуке труб и музыке пошел на Гренаду. Боабдиль со своим войском выступил ему навстречу. Мавры бились под стенами своего города, на глазах сестер, невест, жен и родителей, которых защищали и которыми стены Гренады были усеяны. Кавалерия Мусы-Гасана летала везде и везде разила Испанцев. Боабдиль не жалел себя, бился храбро, одушевляя своих, но Испанцы далеко превосходили Мавров числом и наконец заняли несколько гренадских башен, построенных за городом, в садах, которые еще уцелели и находились под самыми стенами города. Тогда маврская пехота побежала и оставила Боабдиля, с горстью окружавших его всадников, посреди напиравшего со всех сторон неприятеля. Боабдиль, видя неминуемую беду, пустил вскачь своего коня; за ним помчалась вся его свита, и только благодаря быстроте дивных скакунов, они могли скрыться за стенами Гренады. Муса-Гасан напрасно старался остановить бегущую пехоту — объятая страхом, она ничего не слушала и не понимала. Измученный и уничтоженный физически и нравственно, Муса-Гасан должен был отступить, вошел в Гренаду и приказал запереть за собою ворота города и со стен стрелять из пушек в Испанцев. Фердинанд отступил также, оставляя Гренаду в облаках дыма, с горевшими вокруг нее садами и огородами, усеянными телами ее сынов, упитанными их кровью!

То была последняя вылазка Мавров. Французский посланник, очевидец битвы, пораженный храбростию и отвагой Мавров, их ловкостию в битве, их уменьем владеть оружием и конем, громко выражал свое удивление.

Мавры, мрачные, безнадежные, заперлись в Гренаде, где не было слышно ни литавр, ни труб, ни барабанов. Гробовое молчание царило в ней. Там свирепствовал голод и болезни.