Вагон с французским шампанским
Наступила зима, сопки покрылись снегом.
Хунхузов в лагере Лю Веймина почти не осталось – подались в города проматывать добычу, вознаграждая себя за летние труды. Весной все соберутся опять.
Такое зимовье хунхузы называют ди ин цзы – земляной лагерь, потому что некоторые фанзы врыты в землю. Обычно лагерь тщательно скрывают и сидят в нём всю зиму как в тюрьме, никуда не выходя, что бы не выдать его расположение. Ведь там храниться весь арсенал хунхузов, их казна и всё прочие имущество братства. Но Лю Веймина это не касалось. Где его ставка знали все и со всем руководством, как китайским, так и российским у него были хорошие отношения.
Китайская фанза – это двухкомнатный дом, разделённый на кухню и жилое помещение, стены сделаны из глины вперемешку с рубленой соломой, столбы и балки оформляют крышу, крытую тростником, потолка не было, и на поперечных балках сушат одежду. Но главное в фанзе это кан. От очага на кухне, вдоль стен тянется широкий деревянный настил, обмазанный глиной, в нём спрятаны трубы, по ним тёплый воздух и дым выходит наружу через высокую трубу рядом с домом. Ночью на кане спят, днём – едят, пьют, играют в карты или просто сидят и курят трубку.
Вот и мы сидели на кане за маленьким столиком, скрестив ноги по-турецки, и пили зелёный чай с всякими сладостями. Мы – это я, Сергей Павлович Верещагин, горный инженер, китайцы зовут меня Се Ляо Гай или просто капитан, иногда Се сяньшэн (Се господин), глава местных хунхузов Лю Веймин и гостивший у него Хэ Яочуан, глава другого объединения хунхузов. Он промышлял разбоем на реках Амур, Сунгари и Уссури, но этим летом его изрядно помяли китайские войска и наши казаки, потерял много своих людей и вынужден был искать спасения в лагере Лю Веймина. Это был человек приятной наружности, ему было не больше тридцати лет, а, скорее всего, 27-28. И он прекрасно говорил по-русски. Все главари хунхузов в Маньжурии и Приморье говорят на русском языке, владея им в той или иной степени, но Хэ Яочуан говорил на нём не только правильно, но и почти без акцента.
- Ну, рассказывай, капитан Флинт, - сказал я, - как ты с Амура доплыл до Уцзими?
- Да хорошо, что доплыл. Если бы не казак один с Игнашево, Пахом его зовут, мог бы и не доплыть.
- Пахом Игнатьевич Иволгин? Откуда ты его знаешь?
- Я его не знаю, - ответил Яочуан, - он меня знает.
- Не говори загадками, пожалуйста.
- Слышал ли ты, капитан, об Амурской Калифорнии?
- Конечно, слышал. И Пахом мне о ней рассказывал. У меня целая тетрадь исписана его воспоминаниями. Её ещё называли республика на Желтуге.
- Да. Так вот на Желтуге я прожил с родителями около года, пока её не разгромили китайские войска. Мне тогда было лет шесть или семь, я мало, что помню.
- Постой. Твоего отца звали Хэ Цзиньхэй?
- Это так.
- Тогда всё понятно, откуда тебя Пахом знает.
- И откуда? – поинтересовался Лю Веймин.
- Я потом тебе расскажу. Ты слышал о Желтугинской республике, Веймин?
- Слышал. И для меня загадка - зачем её разгромили? Кому она мешала? Золото, что добывали старатели в республики, покупали в основном китайские купцы.
- Ну, Веймин – два имперских народа русские и китайцы сами, без чьей либо помощи организуют буржуазную республику. Конечно же, это не понравилось. К тому же, они хотели присоединиться на правах автономии к Российской империи, а не к китайской. Ну, рассказывай, капитан Хэ. А, кстати, ты знаешь, кто такой капитан Флинт?
- Знаю. Я читал «Остров сокровищ» на английском языке. Кроме русского языка, я ещё знаю и английский. Да, капитан, я получил хорошее образование.
- Ты из богатой семьи, капитан Хэ?
- Ну, как сказать? Отец вынес золото с Желтуги и не прогулял его, а направил в дело. Отец дал нам с братом блестящее образование, а сестру удачно выдал замуж. Брат и сейчас ведёт дело отца, а мне просто не повезло, хотя должен быть самым богатым в семье.
- А вот это интересно, - воскликнул я, - и как так получилось, что ты стал разбойником?
Хэ Яочуан посмотрел на меня недоумевающим взглядом и спросил:
- Так мне рассказывать, как я стал хунхузом или как мне не повезло на Амуре этим летом?
- Давай начнём сначала Яочуан, - сказал я, - расскажи, как ты выходец из богатой семьи стал нищим разбойником?
- Ты ему не очень верь, Ляо Гай, - усмехнулся Лю Веймин, - не такой уж он и нищий. Предприниматель в нём как был, так и остался. Не повезло этим летом, повезёт в следующем.
Хэ Яочуан скромно улыбнулся.
- Ну, рассказывай, - сказал я ему.
Я сошёл на вокзале в Харбине одетый по последней моде, в английском смокинге с трость в руке, в шляпе-котелок на голове и с сигарой в зубах. Мои вещи нёс носильщик-китаец. Встречал меня мой двоюродный брат Фу Сянцзян, сын сестры моей матери. Он был мелким подрядчиком на угольной шахте. Фу Сянцзян и вызвал меня сюда, написав письмо моему отцу. Отец выдал мне две тысячи золотом, если переводить на русские деньги и сказал:
- Что же, сын, попробуй. Если не получиться – не переживай, потеря этих денег не такая уж и большая, только оставь небольшое количество денег на возвращение домой.
Слова отца для меня были как вызов: я решил вернуться домой не меньше, как миллионером. Но я последовал совету отца, и часть денег перевёл в русские золотые рубли, полуимпериалы вы их называете, и спрятал в надёжном месте, ни кому не сказав об этом, даже брату. Остальные деньги пустили в оборот. Я мотался от Инкоу до Владивостока, сбывая добытый уголь. Благодаря моим знаниям русского языка, да и английского тоже, и хорошим манерам, я добился не плохих успехов. Брат трудился на шахте.
Шла война и уголь был нужен. И не только уголь. Мы занимались всем, чем только можно. Фирма «Братья Фу и Хэ К0 » процветала. Через два года мы держали в Харбине два винно-бакалейных магазина.
Со своими партнёрами по винно-бакалейному делу я работал честно и надеялся, что и они ведут себя так же. На шахте творилось что-то невообразимое, что меня очень сильно удивляло. Шахта принадлежала Российской империи, а подрядчики частные, что российские, что китайские. Какие работы выполнял подрядчик, никто точно не знал, кроме самого подрядчика, сколько работает на него людей, тоже никто не знал, китайцы для русских все на одно лицо, впрочем, как и русские для китайцев. И сколько добывали угля, было абсолютно не ясно: по бумагам одно на деле совершенно другое. Главное, что бы русскому управляющему шли деньги в карман и не забывали и про китайских чиновников. Сянцзян уверял меня, что все так работают и по-другому тут нельзя, а если будешь работать честно, то у тебя будут большие неприятности.
Но неприятности нас всё же настигли. Что-то видно не понравилось ни китайской, ни русской администрации. Наверное, то, что мы быстро поднялись. Нам сообщили, что мы обворовываем государственную компанию, причём нам это сообщили те, кто сам принимал в этом участие. Остальные подрядчики смотрели на это молча и безучастно. Русские подрядчики крестились, китайские благодарили предков, что эта участь их не коснулась.
Нас с братом прогнали с шахты, мы заплатили огромный штраф, у нас остались лишь два магазина и дом. И, как оказалось ненадолго.
Пришёл китайский чиновник и попросил нас перенести дом в другое место.
- Как это так? – не понял я.
- Эта земля уважаемого господина … - и чиновник назвал имя, которое я не запомнил.
- Этого не может быть! – воскликнул я. – Когда мы строили дом, я проверял, земля была ничья.
- Это ошибка, - улыбаясь, сказал чиновник. – Вот бумаги, ознакомьтесь.
Я смотрел бумаги и ничего не понимал, земля действительно была чужая.
Сянцзян отвёл меня в сторону и сказал:
- Не спорь, Яочуан, это бесполезно. Дай ему денег, что бы от нас хотя бы на месяц отстали.
Взятка была принята, нам дали месяц отсрочки. Что-то надо было делать. Сянцзян предложил всё продать и перебраться в Инкоу или Владивосток.
- Зачем нам бежать? – возразил я. – Мы не чём не виноваты. Или виноваты?
Брат потупил взгляд.
- Не виноваты, но…
- Говори.
- Нам предложили уступить семьдесят процентов.
- Уступить? Это отдать даром?
- Да.
- Кому?
- Не знаю, мне не сказали. Но пообещали, что эти тридцать процентов будут равны теперешним ста. Ты был в это время во Владивостоке, поэтому я тебе и не сказал. А потом я узнал, что состояние наше действительно вырастет, через нашу компанию будет проворачивать незаконные операции, благодаря этому господину. Но за все его операции будем отвечать мы. Нас могут даже казнить. Я отказался – жизнь и свобода дороже, но я не думал, что нам за отказ будут мстить.
- Я тебя услышал, брат. Странно, конечно. Отказали и отказали, других бы нашли.
Сейчас я думаю, что нас наказали затем, что бы другие были сговорчивей.
Продали мы магазины и дом, дом совсем за гроши и его, кстати, не сломали, он до сих пор стоит в Харбине. А мы купили маленький домик, где на первом этаже устроили бакалейную лавку, а на втором этаже – жилые помещения. Оставшийся капитал решили пустить в оптовую торговлю вином и той же бакалеей. Причём сделали так, что бакалейная лавка по документам никакого отношения к оптовой торговле не имела. Всё шло хорошо, и я думал, что все неприятности позади. Но это оказалось не так.
Однажды вечером, я ужинал в ресторане и ко мне подошёл человек, немец, он представился мне как Хайнрих Шульц. Он назвал фамилии людей, которых я знал и с которыми у меня были дела, и сказал, что они меня ему рекомендовали.
- Вы моя последняя надежда, - сказал Шульц, - выручайте.
Я посмотрел на него удивлённо.
- Мне очень нужны деньги, - пояснил он, - причём срочно. Но я не в долг. У меня имеется вагон с французским шампанским, ещё там коньяк и так, по мелочи. Скоро Рождество, шампанское будет в ходу. И я хочу его продать вам.
И он назвал цену, которая меня больше чем устроила и у меня как раз были такие деньги.
- Но я, извините, должен убедиться в наличии товара и проверить правильность оформления документов.