ВЫКУП

 

   - А ты знаешь, капитан, - сказал Лю Веймин, - что мы не называем себя хунхузами и вообще избегаем произносить это слово?

   - Знаю, конечно, - ответил я. – Вы называете себя «вольными храбрецами».

   - И у нас не банда, не шайка и не отряд, а братство.

   - И это знаю.

   - И у нас имеются свои законы.

   - Вот это странно. Какие у вас могут быть законы?

   - Свои не писаные законы и нарушать их не имеет право ни один из братства вольных храбрецов.

   - А иначе – что?

   - А иначе будет наказание.

  Мы сидели под деревом, и пили чай с вишнёвым вареньем. Мы – это я, горный инженер Сергей Павлович Верещагин и глава местных хунхузов, по-китайски даланьба, Лю Веймин или, как его ещё называют Лю лаоши (Лю-учитель). Я уже писал, как мы с ним познакомились и с тех пор у нас сложились приятельские отношения. Мы любили вот так сидеть, пить чай с вишнёвым вареньем и рассуждать о жизни. Иногда Лю Веймин рассказывал случаи из жизни хунхузов – китайских разбойников на Дальнем Востоке. Это одна из его историй.

 

   Уссурийский казак Аким Харитонов загулял, в смысле запил. Откуда на него эта напасть нападает неизвестно, но он ни с того ни с сего начинает пить безбожно. Пьёт не как хватит, как всё. Казаки посёлка Илюхинский станицы Ново-Троицкой знают эту его слабость и спиртное ему не продают и не дают.

   Напротив Илюхинского, на том, китайском берегу реки Уссури на холме за лесом расположен посёлок, где можно было купить ханьшин – китайскую водку из ячменя. Водка эта очень противная, но у неё есть два достоинств – она дешёвая и крепкая. Аким взял лодку и направился к китайцам. Прошло два-три часа, Аким не возвращался. Тогда его жена Люба, оставила детей на старшую дочь, сама взяла лодку и погребла к китайцам искать мужа, с ней увязался её десятилетний сын Ефимка.

   В это время на китайском берегу косил сено илюхинский казак Осип Овчинников со своим двенадцатилетним сыном Иваном.

   На той стороне реки Уссури много хорошей земли и казаки пользуются любым свободным клочком земли под пашню или сенокос. Китайцы на это смотрят сквозь пальцы, но и сами, в свою очередь, зимой ходят беспрепятственно охотиться на русскую сторону или летом ищут женьшень в горах.

   Вдруг за лесом раздались отчаянные крики и выстрелы. В той стороне стояла заброшенная китайская фанза.

   - Что там такое может происходить? – недоумевал Овчинников. – Ну-ка, Ванька, сбегай, сынок, посмотри, что там происходит. Только осторожно.

   Мальчик бесшумно скрылся в лесу. У фанзы он увидел вооружённых людей в синих одеждах. На земле, судя по одежде, валялись убитые корейцы. Ваня увидел, как в тёмный проём двери втолкнули Любу с Ефимкой, а оттуда за косу вытащили китайца. С китайцем о чём-то долго говорили, а потом начали бить. Испуганный мальчик бросился к отцу.

   - Там одни манзы с ружьями бьют другого, безоружного манзу, а корейцы убитые лежат. И тётя Люба с Ефимкой там.

   Со стороны заброшенной фанзы раздался выстрел.

   - Это, должно быть, хунхузы, - сказал Осип. – Ну-ка, сын, собираемся и в посёлок.

   В посёлке Овчинниковы обо всём рассказали поселковому атаману Степану Кудряшову.

   Стоял июнь – покосная пора, все казаки посёлка были на своих делянках, да и поздно было кого ни то искать, вечерело уже. Поиск Харитоновых решили отложить до утра.

   Утром пять казаков во главе с атаманом пошли на китайский берег Уссури. Оделись они в казачью форму, что бы манзы видели, что они казаки, а не кто-то ещё. В китайском посёлке им рассказали, что вчера видели русского в сопровождении двух корейцев и одного китайца, они купили ханьшин у местного винодела и отправились назад к реке. Женщину с ребёнком они не видели, хунхузов тоже. А этот русский был не казак, потому что у казаков фуражка с жёлтым околышком, а у того была просто шапка.

   Китайцы явно что-то хитрили. Все в округе знали, что вне службы казаки в форме не ходят, разве что старую донашивают.

   Казаки, посовещавшись, решили добраться до заброшенной фанзы, но тут из толпы любопытных жителей посёлка, вышел китаец, протянул атаману сложенный вчетверо листок бумаги и сказал:

    - Ваша фанза ходить нету.

   На бумаге карандашом было написано: «Кудаляшофу атамана».

   И дальше: «Тебе хочу твой люди ходи назад положи пять тысяч рубли сопка дорога первый бога фанза».

   Что означало: «Атаману Кудряшову. Верну твоих людей, если положишь пять тысяч рублей в первую кумирню по дороге в горы».

   До заброшенной фанзы, казаки всё-таки доехали в сопровождении старшины китайской поселковой милиции. Там, естественно, никого не застали. Три трупа так и лежали непогребённые, и среди многочисленных следов от остроносых китайских ул, разобрали отпечаток русского сапога – значить Харитоновы живы.

   Китайцы делают улы двух видов: круглоносые и остроносые. Круглоносые носят земледельцы, а остроносые носят те люди, кому приходиться много ходить по лесу и траве – охотники, искатели женьшеня и разбойники - такие улы не задерживают движение. Сомнений не осталось – здесь действительно побывали хунхузы. 

   Казаки вернулись в посёлок, и Кудряшёв послал нарочного доложить о происшествии станичному атаману.

   После долгого и бурного совещания, решили, не торгуясь, оставить в кумирне пять тысяч рублей, но устроить засаду. Если удастся схватить хунхуза, пришедшего за деньгами, то за его свободу, можно потребовать освобождение Харитоновых. Хунхузы своих в беде никогда не бросают и всегда выручают, иногда, даже рискуя жизнями.

   На следующий день три десятка станичных казаков в форме, на лошадях и при оружии переправились на китайский берег Уссури. Они обогнули посёлок и по дороге, больше напоминающею широкую тропу, отправились в горы. В десяти верстах от посёлка, на выезде из леса, на перевале заметили кумирню. Кудряшов приказал двадцати казакам остаться в лесу, а сам с десятью казаками поскакал к кумирни.

   Кумирня – это три стены и плоская крыша, сложенные из дикого камня высотой примерно два аршина (1,5 метра), внутри на каменном возвышении стоял чугунок, наполненный пеплом, вокруг валялись приношения: пуговицы, ленточки, обрывки материи. У такой кумирни инородец – гольд, ороч или таз - всегда остановиться, выкурит трубку, а пепел выбьет в чугунок, а китаец подожжёт ещё и курительную палочку. На стене внутри кумирни прикреплена красная лента с китайскими иероглифами.

   - «Владыке гор и лесов, прирост богатства охраняющему. Коли просишь, то непременно и обещай – тогда просящему не будет отказа», - перевел надпись Кудряшов.

   - Тигру поклоняются, - сказал Овчинников.

   - Да, - согласился атаман, - манзы думают, что в тигра вселяется дух какого-нибудь великого полководца, вот и просят у него удачи.

   Кудряшов положил под чугунок конверт с деньгами, огляделся.

   - И где будем засаду устраивать? – сказал он.

   - В траве напротив входа в кумирню залягут пять человек без лошадей, - предложил Овчинников, - а остальные будут в лесу ждать наготове.

   - Что ж, так и сделаем, - согласился Кудряшов.

   Станичники развернулись и медленно поехали к лесу. Там в ложбинке развели костры и устроились на ночлег. А пять казаков спешились, вышли из леса и нырнули в высокую траву.

   Ночь выдалась холодной и влажной.

   Казаки вернулись утром совершенно обескураженные. Они честно промучились ночь в холодной росе, и когда солнце осветило восточные склоны гор на западе, ещё в промозглой тени восточных гор, казаки подошли к кумирне и обнаружили, что конверт с деньгами исчез.

 

   В заброшенной фанзе от выстрелов очухался Аким Харитонов. Он обвёл глазами незнакомое помещение, увидел сидящую на коленках и плачущую Любу и прижавшегося к ней испуганного Ефимку.

   - Где это мы?

   - В фанзе какой-то.

   - А что за выстрелы?

   - Манзу и корейцев, должно быть, убили. Говорят, что ты с ними пришёл.

   - Да? А ты что здесь делаешь?

   - За тобой пришла.

   - Зачем?

   - Жалко же, пропадёшь.

   - То бы я один пропал, а теперь трое пропадать будем. Зачем Ефимку-то за собой притащила.

   - Так он за мной увязался, да и слушаешь ты его, когда пьяный.

   - Как вы меня нашли?

   - По дороге в посёлок встретила какого-то манза. Я спросила его: «Не видел ли он русского?» Он сказал, что видел с двумя корейцами и манзой, вызвался проводить. Вот и привёл сюда.

   - У хунхузов мы.

   - Вот говорила я тебе: «Не пил бы…»

   - Ладно, - отмахнулся Аким.

   Тут вошёл китаец, поманил Акима рукой и сказал:

   - Элос (русский), ходи сюда.

   Вышли на улицу, перед Акимом стоял среднего роста китаец с большой бородавкой под левым глазом. Он довольно-таки сносно говорил по-русски, стал выспрашивать Акима – кто он, что он. На все ответы казака кивал задумчиво.

   В фанзу Аким вернулся более или менее успокоенным.

   - Они со станицы за нас выкуп возьмут, Любаша.

   Утром хунхузы повели своих пленников куда-то в горы. Шли долго, пока не пришли к маленькой охотничьей фанзе, стоявшей с краю небольшой полянки, у подножья пригорка, поросшего редким лесом. Хунхузы расположились на поляне, пленников заперли в фанзе, еды им не дали.

   - Главное не показывать страха перед ними, - учил Аким сына, - они себя называют храбрецами, и храбрость в других уважают.

   Прошла ещё одна тягостная ночь. Утром хунхузы загомонили, чем-то взволнованные. Предводитель хунхузов перекричал своих подчинённых, стал чего-то говорить, ему возражали.

   Аким побледнел, он понимал немного по-китайски.

   - Плохо дело, Любаша, убить нас хотят. Деньги они получили, да злы они на казаков за что-то, за что – не понял. Вот, что. Пока они там орут, пошли-ка отсюда, Бог даст, догонять нас не будут. Выкуп-то они получили.

   Акиму удалось сбить палку, которой подпиралась дверь фанзы. Дверь осторожно приоткрыли, первым выскочил Ефимка, за ним Люба, последним вышел Аким. Беглецы сразу завернули за фанзу и скрылись в лесу. Они шли на север, стараясь идти так, что бы солнце у них было справа и чуть за спиной. Шли долго, стараясь не шуметь, прислушиваясь к звукам леса. Всё было тихо. Вышли на тропу, пошли быстрее. И тут слева раздался выстрел, за ним – второй. С горы спускались хунхузы.