Глава 11

Когда машина отъехала от поместья, Ефрем все еще молчал, но наблюдал за мной.

— Нравится доводить до края? — спросил я.— Потому что если это твой способ помучить, над ним нужно поработать. Возможно, пытки больше в твоем стиле.

Он почти улыбнулся.

— Ты же знаешь, я ничего не могу тебе рассказать.

Я вздохнул. Раздражительность не характерна для меня, но я устал от игр.

— Ты можешь сказать, готов ли он принять решение? — произнес я.— Или ему нужно больше времени?

— Он готов.

Я снова вздохнул. Блядь. Я уставился в окно. Не было смысла пытаться узнать ответ по выражению лица Ефрема. Он был чемпионом в покерфейсе. В то время как по моему лицу можно было прочитать абсолютно все.

— Ну, я... просто надеюсь, что он примет лучшее для себя решение.

— Решит ли он уйти или остаться — это будет правильным решением для всех вас, — ответил Ефрем. — Если он останется, а его сердце окажется не на своем месте, вот что обернется катастрофой для всех.

Я молча кивнул. Я вправду был не в настроении для психологического анализа, но он был прав. В том, что говорил Ефрем присутствовала логика. Жаль, мое сердце не соглашалось.

— Я знаю.

— Я все равно хотел бы увидеться со всеми вами на следующей неделе, — сказал он. — Независимо от решения Хантера, он нуждается в регулярных встречах.

И с этим я был согласен.

— Я знаю.

— И ты с Левиным, — добавил он. — Думаю, эта неделя выявила некоторый эмоциональный дисбаланс, который вы могли бы обсудить.

Я снова кивнул.

— Да. — Я никак не мог выбросить из головы слова Пола. — Могу я спросить тебя кое о чем? Как друга, не как доктора.

Он выгнул бровь.

— Конечно.

— Как ты думаешь, посмеет ли Санктус разделить когда-нибудь саба с его Домом без уважительной причины? — По замешательству в его глазах я понял, что вопрос нужно пояснить. — Позволь перефразировать. Как ты думаешь, обоснованное ли это опасение для саба, что в один прекрасный день Санктус может просто прийти и забрать его у Дома без разрешения любой из сторон? Это, наверное, безумие, и до сих пор я никогда даже не задумывался о таком. Но мне и не нужно было. Я никогда не видел в Санктусе ничего кроме непреложной истины, и моя вера была непоколебима. Но...

— Но?

— Но теперь я не уверен. И может быть, так просто потому, что я подвергал сомнению каждую вещь, которую делал на этой неделе. Ведь если кто-то из сабмиссивов обеспокоен, что их могут отозвать...

Ефрем нахмурился сильнее.

— Если сабмиссив беспокоится о том, что его могут отозвать, это обоснованное опасение.

Я уже собирался снова уточнить, когда он поднял руку.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, и думаю, это справедливый вопрос. Я доверяю Санктусу, и я доверяю нашим трем Великим Магистрам. Доверяю ценой жизни. Но есть законы в пределах нашего Доминиона, которые позволяют забрать сабмиссивов без вопросов. Ты сам видел, как они отозвали Хантера у Лаззаро. Насколько мне известно, по разным и обоснованным причинам, но все же решение является окончательным и обязательным в рамках закона Санктуса. — Затем его взгляд изменился, стал проницательным. — Это не признается итальянским законодательством.

Именно тогда я заметил, что он теребит кольцо на правой руке...

— Что... о чем ты говоришь? — спросил я. — Я заметил, что у вас с Луэллой одинаковые кольца… Твою мать, вы с ней женаты?

Ефрем улыбнулся и выглянул в окно.

— Если бы ты спросил Луэллу, кто она для меня, она ответила бы, что прежде всего — мой сабмиссив. Она не просто играет; это ее образ жизни. И статус сабмиссива значит для нее все, как мой статус Доминанта для меня. Статусы жены и мужа получились... вторичными.

— Срань господня. Охуеть. — Я уверен, что выражение моего лица было забавным. — Но ты носишь кольцо на правой руке.

Он усмехнулся.

— Никто не задает вопросов, когда оно на правой руке, да и какая разница? Мой ошейник на ее шее значит для меня больше, чем кольцо на ее пальце. И точно также для нее. Но свидетельство о браке — этот клочок бумаги, этот юридически обязывающий документ — означает, что никто, кроме нас, не может решить нашу судьбу, друг мой.

Я чувствовал себя так, словно земля ушла из-под ног. Мысли путались. Я указал на переднюю часть машины, на водителя за звуконепроницаемым стеклом.

— Пол что-то подобное говорил мне ранее... Неужели я единственный, кто об этом не подумал?

— Конечно, нет. Твоя вера в Санктус сильна и вполне заслужена. Они порядочные люди и правят Доминионом справедливо и разумно, — сказал Ефрем. — Но лучше спроси Левина или Хантера, чувствуют ли они то же самое. Спроси, не боятся ли они, что их могут забрать у тебя.

И я вдруг со всей ясностью вспомнил, как Магистр Колтон позвонил, потому что ему срочно понадобилось меня увидеть. Тогда мы еще не знали, что он собирается просить взять нового саба, но Левин побледнел, его голос стал тихим, и он спросил, не собирается ли Магистр Колтон отозвать его...

О, Боже.

Мы с Левиным сможем пережить, если они заберут Хантера, как бы это ни было ужасно, но что, если они заберут Левина?..

***

Машина въехала на огромную территорию поместья Дома Спасения, где обитал Санктус, и мое сердце забилось с бешеной скоростью, желудок скрутило в узел, мысли поплыли кругами. Сегодня один стресс следовал за другим.

Когда мы вышли из машины, я постарался придать лицу непроницаемое выражение и стать тем прочным фундаментом, в котором нуждались мои мальчики. В тот момент в голове проносилось столько мыслей, что я даже не знал, с чего начать. Но парни были здесь для веселой ночи, танцев и смеха со своими друзьями-сабами. Я хотел, чтобы Хантер увидел, что он не один, что он может наслаждаться жизнью Санктуса. Очень надеюсь, он хорошо проведет время.

— Встретимся там, — сказал я Ефрему. Он кивнул и проводил Луэллу внутрь, а я повел Хантера и Левина за угол особняка. Совсем стемнело, и никто нас не видел, всем было все равно. Мы вошли через служебные двери в кухню.

— Сюда, — сказал Левин, беря Хантера за руку.

— Подожди, — сказал я, положив руки на плечи Хантера. — Людям будет любопытно узнать кто ты; ты будешь с Левиным, а значит они поймут, что ты здесь со мной. Все будут интересоваться тобой, но каждый человек там понимает серьезность жестких ограничений. Если ты выберешь тихий уголок, люди будут уважать это. Не бойся. Повеселись. И пусть Левин не пьет слишком много содовой. От сахара перевозбуждаются, но откат потом не так сладок, это я уже как врач говорю.

Левин улыбнулся, а Хантер даже ухмыльнулся.

— Да, Сэр.

Потом я приложил палец к подбородку Левина.

— Присматривай за ним. Если он захочет уйти, мы уходим.

— Да, Мастер.

— Хорошие мальчики. А теперь идите развлекайтесь.

Все еще улыбаясь, Левин потащил Хантера через холл, и они исчезли за дверью, которая, как я знал, вела в большую комнату, где обычно проводились вечеринки для саб. Глубоко вздохнув, я собрался с духом и направился через главный вестибюль туда, где Домы сидели и болтали, обсуждая мировую политику и экономику, а также новейшие игрушки и новые методы связывания.

Я остановился прямо в дверях, потому что там, на виду у всех присутствовавших, стоял на коленях Лаззаро.

Голый, за исключением болезненно маленькой клетки для члена, в наручниках и с кляпом во рту. Кроме того, на него был надет широкий ошейник-стойка, означавший, что он не мог смотреть вниз. О нет, он должен был сидеть с поднятым лицом и встречаться взглядом с каждым вошедшим Домом.

Когда Валенте сказал, что Лаззаро будет наказан, он не шутил. Унижение и разжалование — худшее наказание, нежели шлепки и порка.

Я встал перед ним, расставив ноги, заложив руки за спину, и улыбнулся, глядя сверху вниз. Вскоре рядом со мной появился Магистр Колтон.

— Итак, — сказал я, — это тот кусок дерьма, который причинил боль моему мальчику.

— Хм, — сказал Магистр Колтон. — Хорошее место для него, как ты думаешь?

— Да. Любой заслуживает такого наказания, если нарушает жесткий лимит сабмиссива. Еще большее наказание заслуживают те, кто не заботится о жестких пределах. — Я посмотрел вниз на Лаззаро. — И особенно после того, как увидели шрамы на спине саба.

Я наблюдал, как он пытался сглотнуть с кляпом во рту. Был ли страх в его глазах? Я, конечно, очень надеялся на это.

— Если хочешь, могу принести бычий хлыст, — небрежно сказал Магистр Колтон, сунув в рот оливку. — Валенте вчера привез новый.

Я усмехнулся, глядя на Лаззаро.

— Он этого, блядь, не стоит.

Ефрем присоединился к нам.

— Да ладно тебе, Сиг. Давай присядем. Хочешь сигару?

Я был не в настроении, но пошел с ним. Нас приветствовали в кругу других Домов, и мы разговорились. Главным правилом Санктуса было то, что Доминанты не пили спиртного, поэтому на столах стояли содовая с лаймом или тоник. Вскоре разговор перешел на меня.

— Прошел слух, — сказала Сесилия, — что на прошлой неделе ты получил еще одного сабмиссива...

Все взгляды устремились ко мне.

— Да. Не на постоянной основе... во всяком случае, пока, — объяснил я.

— Два саба! — воскликнул Бернард, широко улыбаясь, но с легким оттенком ревности. — О, боги благоволят тебе, Сиг.

— Должно быть, ты был занят всю неделю, — добавил Хавьер, подмигнув.

— Ну, по крайней мере, глубоко по самые яйца всю неделю, — сказал Морис, ухмыляясь за своим тоником.

Я закатил глаза.

— Занят, да. Но не так, как вы думаете. Мне было дано строгое указание не прикасаться к мальчику в сексуальной плане.

Все издали хор стонов и болезненных смешков.

— Мучительно, — сказал Эдриен.

— За что тебя наказали? — спросила Джиневра. — Кого ты разозлил?

Я улыбнулся, но указал подбородком на Лаззаро, стоявшего на коленях у двери.

— Этот кусок дерьма у двери причинил боль мальчику, и его передали мне на попечение на неделю.

Все повернулись и уставились на Лаззаро.

— А мы гадали, чем он такое заслужил, — усмехнулся Мариус.

Но вскоре разговор перешел в другое русло. Я болтал с Эдриеном и Джиневрой и даже не заметил, как Ефрем отошел, пока не обратил внимание, что он ведет очень тихую, приватную беседу с Магистрами Колтоном и Юргом. У меня было дурное предчувствие, речь наверняка шла о Хантере, и когда взгляд Магистра Колтона метнулся ко мне, я понял, что прав.