5. Чужая жизнь, чужая шкура
С друзьями тогда хорошо посидели. В узком кругу — хоть не в классическом формате «на троих», но вчетвером. А такую компанию тоже не назовешь толпой.
Зато, как могли, растянули удовольствие — с вечера и чуть ли не до полуночи. Шутка ли: обмывали новое авто Алексея. Новенький, даром что купленный в кредит, «форд».
Не обошлось тогда, конечно, без дружеских подколок. Один из друзей напомнил ему, что коль машина кредитная, то принадлежит «не тебе, Леха, а банку». На что Воропаев, в подпитии склонный к философствованию, родил что-то вроде силлогизма. Что у банка-де брал он взаймы деньги, так что деньги действительно банку принадлежат. А вот то, что он на них купил, уже его и ничье больше. До тех пор, по крайней мере, пока он, Алексей, способен взятые деньги понемногу возвращать. И покуда не придется расплачиваться самой машиной.
Зато, бахвалился Воропаев, это совершенно новое детище автопрома. Не в пример старому ржавому «бумеру»… каковой по случайному стечению обстоятельств имелся в распоряжении подколовшего его Михи.
Затем Алексей принялся с восторгом перечислять достоинства своего «форда» на зависть Михе, и не только. Да не стыдясь сильно их преувеличить. Друзья, впрочем, не пытались его опровергнуть, ведь заехал он за ними как раз на новом авто. И они успели оценить и удобство его, и скорость, и почти бесшумный двигатель. По крайней мере, на контрасте с собственными тачилами не первой свежести.
Посидели, как уже говорилось, хорошо. Выпили немало. И могли бы сидеть, выпивать и общаться дальше — благо пятница на дворе. Кабы не два момента.
Во-первых, кому пятница, а кому предстояло выходить на смену. Конкретно — виновнику торжества, Алексею Воропаеву. К восьми утра быть как штык у заводских ворот. Да Алексей был уверен: в его молодом организме даже изрядное количество алкоголя к завтрашнему утру сгорит почти без следа. Против тех же следов, которые останутся (запаха перегара, например), поможет «Алка-Зельтцер».
Но испытывать судьбу не хотелось. Ни гайцам попадаться (на второй день после покупки новой машины, обидно же!), ни на работе нарываться на втык от начальства и тем ставить под угрозу служебное положение. А с ним платежеспособность, а значит, право и дальше владеть автомобилем своей мечты. К хорошему привыкаешь быстро, и снова пересаживаться на дешевую ржавую рухлядь Воропаеву не улыбалось.
Во-вторых, не будучи дураком, Алексей был в курсе неутешительной правды. Когда мозги пропитаны алкоголем, человек громогласен и не всегда адекватен даже в те моменты, когда думает, будто ведет себя тихо и воспитанно. А лишний шум в поздний час мог испортить отношения Воропаева хотя бы с его соседкой… далеко не бесполезной соседкой, если говорить откровенно.
Пока Воропаев отрабатывал смену, соседка заходила покормить рыбок в аквариуме, начнем с этого. Единственных питомцев, которых Алексей позволял себе держать дома. Еще время от времени соседка баловала его разносолами собственного приготовления. Внося приятное разнообразие в унылый рацион Воропаева, состоящий из опостылевших пельменей и осточертевших сосисок. И даже (о чудо!) иногда прибиралась в его квартире.
Разумеется, делала она все это небескорыстно. Хотя речь шла отнюдь не о деньгах. Но о взаимном удовольствии, которое доставляли друг другу эти двое.
Тянуло их друг к другу. Его, молодого покамест холостяка. И ее — разведенку, тоже далеко не старую и не лишенную привлекательности. Так что рано иль поздно и Воропаеву, и соседке его предстояло сменить свое семейное положение. Одновременно. В одном ЗАГСе и стоя рядышком.
Не желая огорчать эту заботливую даму, которую, кстати, звали Викой, Алексей предпочел ближе к полуночи прекратить обмывание новой машины. И одного за другим выпроводил гостей прочь. Не забыв, разумеется, вызвать каждому такси.
Оставшись один, Воропаев с тоской посмотрел на маленький столик возле дивана — отчего-то называемый «журнальным», но в его квартире заставленный тарелками и недоеденной закуской и окруженный пустыми и полупустыми бутылками. А ведь еще часть бутылок и не до конца опустошенных тарелок осталась на кухне, в которой, собственно, их празднование и началось.
Убирать следы пиршества хотелось меньше всего. И сил не осталось, и голова от выпитого отяжелела. Более же всего Алексей желал бухнуться на диван, в его однушке игравший еще и роль спального места. Да отрубиться до той адской секунды, когда квартиру огласит мелодия будильника на телефоне. Напоминая о необходимости привести себя в порядок и тащиться на завод.
Беда в том, что прежде чем превратить диван в спальное место, его следовало разложить. А прежде чем разложить — отодвинуть якобы журнальный столик. Что, в свою очередь, сделать было бы гораздо легче, освободив его от расставленной на нем посуды. И для самой посуды сохраннее, что немаловажно.
К тому же Воропаев был человеком довольно брезгливым. И спать по соседству с объедками ему было неприятно — чай, не бомж на помойке. Но преуспевающий член общества. Вон каким авто сегодня разжился!
Потому, вздохнув, Алексей перво-наперво избавился от бутылок, высившихся вокруг столика, словно замковые башни вокруг донжона. Да-да, средневековая эстетика ему была по сердцу, за что отдельно следовало поблагодарить популяризовавший ее сериал «Игра престолов».
Бутылки, в которых оставалось хоть что-то, Воропаев отнес в холодильник; пустые — сложил возле помойного ведра. В ведро же вытряхнул содержимое пепельницы, стоявшей на подоконнике и успевшей за вечер доверху наполниться окурками.
Затем Алексей решил отнести в холодильник тарелки с закуской. Хотя бы те, что стояли на столике у дивана. Но не успел до этого столика дойти, как почувствовал себя… странно. И это еще мягко сказано.
Сначала потолок словно ввысь вознесся — на высоту нескольких этажей, и теперь казался почти таким же далеким, как небо. Затем подкосились ноги. Алексей упал на четвереньки… и с ужасом смотрел на свои руки, на которые оперся при падении. Смотрел, как они стремительно зарастают густым волосом.
«Ёпрст! — подумал Воропаев в панике. — Ну ни хрена меня накрыло! Вот и допился… белочку поймал!»
Последние слова он даже выкрикнул вслух от избытка чувств. Точнее, попытался выкрикнуть, но изо рта вырвался лишь последний слог, произнесенный с неестественной протяжностью: «ма-а-а-л!»
Оторвавшись от созерцания внезапно заросших рук, Воропаев осмотрелся и понял, что странности на этом не закончились. Все вокруг сделалось непривычно большим. Тесная прихожая, в которой прежде трудно было разойтись двум взрослым человекам, теперь стала обширной, как вестибюль какого-нибудь театра или дома культуры. Дверной проем в единственную комнату по высоте сравнялся, наверное, с Триумфальной аркой в Париже или Бранденбургскими воротами в Берлине. А обувь, расставленная под вешалкой с одеждой, стала величиной чуть ли не с самого Воропаева. Не говоря уж о самой одежде — исполинским полотнищам, свисавшим с высоты нескольких человеческих ростов.
Первые минуты Алексей метался, озираясь в недоумении, переходящем в ужас. «Это сон! — думал он. — Точнее, кошмар!»
И снова он не удержался от того, чтобы выразить свою паническую мысль вслух. Как и в предыдущий раз, хватило его глотки лишь на последний и протяжный слог: «мар-р-р!»
Затем, переведя дух и немного успокоившись — пар выпустив, Воропаев обнаружил в случившемся неожиданный позитивный момент. Выпитое больше не давило на голову, не туманило мозг. К Алексею вернулась способность мыслить вполне ясно. Или, если угодно, трезво. И первая мысль, посетившая его, порадовала бы самого Оккама.
«Все вряд ли могло разом вырасти. Так что, скорее, это я уменьшился».
То есть обратить внимание следовало не на окружающий мир — жутковатый мир, в который превратилась холостяцкая квартирка-однушка. Но на себя любимого. На собственное очевидно необычное состояние, которое не получалось объяснить одними лишь вечерними возлияниями. Напротив, говорилось уже: ощущение, что он пьяный, оставило Воропаева. Так же неожиданно, как не ожидал он фокусов с размерами.
Первым делом Алексей попытался снова подняться на ноги. Увы, те держать упорно отказывались, и менее секунды спустя он снова оказался на четвереньках.
После этой неудачи Воропаев повернул голову, дабы оглядеть себя. И заметил, что без одежды… но при этом назвать себя голым у Алексея не повернулся бы язык. Потому как его тело сплошь покрывал густая, серая в полоску шерсть. Как шуба на меху.
Или как шкура зверя.
Но самым главным сюрпризом для него стал хвост. Темный пушистый хвост, изгибавшийся вопросительным знаком.
«Бред! Бред!» — повторял про себя взволнованный таким открытием Воропаев. Но ни хвост, ни шерсть исчезать не спешили.
Не порадовали и руки, когда Алексей перевел взгляд на них.
Правильней теперь было называть передние конечности лапами, потому что волосами, их покрывшими, случившаяся метаморфоза не ограничилась. Пальцев стало меньше, сами они сделались заметно короче. Но зато заканчивались теперь каждый солидным таким острым полумесяцем-когтем.
«На кошку похоже, — заключил Воропаев, сопоставив все увиденные черты новой внешности и сведя воедино, — хотя какая на хрен кошка? Кошка баба, а я мужик… кот».
Чтобы проверить свою догадку, Алексей забежал в комнату, подошел к дивану и запрыгнул на него. С легкостью запрыгнул, даже подтягиваться не пришлось. Хотя прежде разве что в спортзале подтягивался на турниках такой высоты и, признаться, не без напряга. Не говоря уж о том, что давненько в этот зал не наведывался. Запустил себя.