Изменить стиль страницы

Глава семнадцатая

Джек

Джек не ел уже три дня. Его мучила пронзительная боль в животе, словно желудок ел сам себя. Голод делал его слабым, медлительным и сонным. Но он не мог спать, если хотел жить.

…Живи!

Щенок снова и снова уходил на охоту, пропадая там долгие часы, но даже ему, прирожденному охотнику, не везло. Погода стояла ужасная, животные прятались в берлогах, заваленных снегом или покрытых ледяной крошкой. Ещё до конца зимы многие из животных умрут, не сумев из них выбраться.

Джек думал, что тоже умрет. Его сердце, казалось, замедлилось, будто собиралось остановиться. Может, так и будет. Да и кому до этого дело? Никому. Никто даже не узнает.

У него было достаточно еды, чтобы пережить четыре дня бури, но шквальный ветер дул, не переставая, и запасы закончились неделю назад.

Джек пытался поймать рыбу, но не смог пробить толстый лёд даже после того, как несколько часов колотил по нему острым камнем. Он ждал у воды, надеясь, что олень выйдет на водопой, но было так холодно, что Щенок начал скулить, издавая низкий звук, пронизанной такой болью… которую Джек понимал даже лучше, чем его покрытый мехом друг. У него не было выбора, кроме как вернуться в дом голодным и с пустыми руками.

— Щенок, мы должны попробовать ещё раз, — сказал он.

Волк поднял голову, минуту неотрывно глядя на Джека, а затем опустил голову, как бы говоря: «Ни за что».

— Мы должны, — возразил Джек. — Чем дольше здесь пробудем, тем слабее станем.

Иногда Джек задавался вопросом, не было ли подлостью держать Щенка рядом, не мешало ли это раскрыться его волчьим инстинктам в полной мере, ведь он использовал их реже, чем должен был. У Щенка должна была быть стая, семья волков, которые помогали бы друг другу выжить. Вместо этого у Щенка был только Джек, но Джек нуждался в нём, ведь Щенок был отличным охотником, хотя в большей степени он нуждался в нём именно как в друге. Щенок был его единственным другом во всём мире, и Джеку совершенно не хотелось жить одному, особенно во время войны. Множество раз у Джека опускались руки, но он не сдавался из-за Щенка. Волк спас ему жизнь той ужасной, ужасной ночью, и еще много раз с тех пор, и теперь Джек всегда будет оберегать и защищать его или умрёт, пытаясь это сделать.

Джек надел свою самую тёплую одежду, сшитые вместе шкуры животных и несколько предметов, полученных за обмен с Дрисколлом. Если бы у него было что-то, что он мог обменять на еду, то пошёл бы в бурю к дому Дрисколла, как бы мучительно это ни было. Но Дрисколл сказал Джеку, что еда — это единственное, чего он не может получить. Еды в городе было немного, и даже Дрисколл с трудом добывал себе пропитание. Джек задавался вопросом, если война продлится ещё много зим, и еды станет всё меньше и меньше, начнут ли горожане охотиться? Собирать грибы, ягоды? Пойдут ли они в лес, чтобы добыть себе пищи?

Даже сейчас, когда Джек думал о войне и о людях, которые, по словам Дрисколла, убивали детей, тот жуткий, тёмный голос повторял в его голове: «Единственное правило — выжить».

Легкая дрожь, не имеющая никакого отношения к буре, пробежала по телу Джека, когда он вышел наружу, щурясь от жгучего мороза, обжигающего кожу.

Он сжимал перочинный нож в своих обернутых мехом руках, готовый убить любое маленькое животное или птицу, которую увидит. В лесу было тихо, даже зимние птахи не пели из-за холода.

Джек остановился на вершине небольшого холма, Щенок в нескольких шагах позади, и увидел что-то похожее на оленя, лежащего посреди равнины.

Глаза Джека расширились, и с минуту он просто стоял, замерев. Неужели животное замерзло насмерть прямо там, где было? Но нет… он видел, как его кровь пропитывает снег. Джек двинулся вперёд.

«Может быть, оленя убил другой зверь, а потом оставил недоеденным? Но почему, тем более, сейчас, когда еду так трудно достать?»

Желудок Джека скрутило от голода, и он поспешил. Ему было всё равно, почему олень лежит там. Главное, что он был там и это уберёт разрывающую на части боль, поселившуюся в его животе.

— Отойди от моей еды!

Джек резко повернулся на голос, направив перочинный нож в сторону угрозы. Щенок издал низкое рычание и пригнулся, готовый атаковать.

Это был ещё один мальчик, похожий на него, с белокурыми волосами до плеч, в боевой стойке, с вытянутой левой рукой, в которой блестело что-то металлическое. На минуту Джек был потрясён тишиной, а затем его сердце начало биться в груди, отдавая шумом в голове. Они с мальчиком смотрели друг на друга. Глаза паренька блестели… безумием, его лицо исказилось от ненависти и злобы. Во взгляде читалась невыносимая жестокость. Он двинулся на Джека, приволакивая левую ногу — с ней было что-то не так.

Джек быстро поднял руки, пытаясь дать мальчику понять, что не представляет угрозы. Его желудок снова свело судорогой от боли.

— Ты убил этого оленя? — спросил Джек дрожащим голосом.

— Убирайся! — рявкнул мальчик, шагнул вперед и замахнулся охотничьим ножом.

Джек отпрыгнул назад от лезвия. Волк зарычал, двигаясь вперед.

— Щенок, нет, — громко сказал Джек. Он не знал, послушается Щенок или нет, но ему нужно было что-то сделать. И быстро. — Стой. Подожди, подожди. Послушай меня, мы можем разделить оленя. Мы оба голодны, но нам хватит на двоих. Еды более чем достаточно.

Джек хотел предложить свою хижину, одеяло, место, где можно было бы обсохнуть и согреться, но не знал, кто этот мальчик — он мог быть на стороне врага — поэтому не был уверен, что вообще следует что-то предлагать. Мальчик выглядел сумасшедшим, и Джек сомневался, что его слова были услышаны. Но в любом случае, он не собирался позволить ему забрать всё мясо. Он может умереть, если сделает это. Щенок тоже может умереть.

— Мы разделим его, — повторил Джек громче, пытаясь установить зрительный контакт. Но глаза мальчика не отрывались от оленя. В его взгляде была такая боль и мука, что Джек ощутил её собственным ноющем от голода животом. — Я помогу снять шкуру и разделать мясо. Делать всё это — долгая, тяжёлая работа. Я сделаю большую часть. Мы можем объединиться.

Он искал правильные, подходящие слова, услышав которые, мальчик бы согласился, но тот выглядел совершенно безразличным.

— Как тебя зовут? — спросил Джек, пытаясь найти другой подход. — Меня зовут Джек, я...

Мальчик снова очень быстро двинулся вперед и взмахнул ножом. Джек увернулся, лезвие едва его не задело. Щенок прыгнул вперед, и мальчик издал свой собственный рык, размахивая лезвием в воздухе вперед, назад, вперед, назад. Один из его ударов пришелся Щенку по ноге, и он взвизгнул от боли, кровь брызнула на белый снег, когда он захромал назад, всё ещё рыча, но больше не нападая на всё ещё качающегося мальчика.

— Щенок, не подходи! — закричал Джек и наставил свой перочинный нож на мальчика. Он попытался ещё раз его отговорить. — Я знаю, что ты голоден. Я тоже хочу есть. Я не пытаюсь забрать твое мясо. Я просто хочу разделить его. Мы оба можем поесть. Мы можем работать вместе...

Мальчик издал пронзительный боевой клич и бросился на Джека.

Его пронзила раскаленная боль. Джек закричал, отпрыгнул назад и поднес руку к своему пылающему лицу. Его рука, покрытая меховой перчаткой, потемнела от липкой крови. Гнев и страх смешались внутри Джека, когда он был вынужден отказаться от идеи разговора вместо боя. Этот мальчик не оставил ему выбора, кроме как защищать свою собственную жизнь.

«Следующий удар может перерезать мне горло. Это мальчик пойдёт до конца».

Они кружили вокруг друг друга, их дыхание вырывалось маленькими белыми облачками воздуха. Теперь они были достаточно близко, чтобы любой удар ножом мог стать смертельным. Волна чего-то горячего и волнительного пронзила Джека, сердце громом отдавалось в ушах.

«Возможно, если смогу выбить у него нож, то получится…»

Другой мальчик пошел в атаку и врезался в Джека. Их громкие крики слились в один.

Джек и мальчик упали на землю, с хрустом пробивая снежную кромку. Они оба завопили, а затем покатились по земле, издавая неразборчивые звуки. Щенок рычал где-то вдалеке, или просто так показалось Джеку. Он слышал только стук собственного сердца и резкие вздохи, пока они с мальчиком боролись, чтобы выжить, боролись, чтобы получить возможность воспользоваться оружием.

Они снова перекатились, и рычащий лай Щенка стал ближе. Запах волка теперь отчетливо ощущался Джеком.

— Не подходи! — закричал он Щенку, перекатился, размахивая ножом и пытаясь изо всех сил вырвать нож у другого мальчика.

Но его короткий крик волку дал второму мальчику преимущество, и он, качнувшись вниз, полоснул клинком по руке Джека прежде, чем тот успел увернуться.

Джек вскрикнул от жгучей боли и ужаса, бросился вперед и вонзил нож в мальчика.

Прямо в его сердце.

Всё остановилось. Мальчик замер на месте, его глаза расширились. Кровь закапала из уголка рта, стекая по подбородку на разорванное, слишком маленькое для него пальто.

Джек схватил мальчика.

«Что я наделал? Он не может умереть всего от одного удара. Нет!»

Безумный туман в глазах мальчика рассеялся. Он взглядом нашел Джека, его дыхание становилось всё слабее, всё дальше… Сердце Джека дрогнуло, когда — всего на мгновение — другой мальчик показался ему… счастливым. Он улыбнулся, прежде чем обмяк и повалился на Джека.

Джек всхлипнул, вылезая из-под мертвого мальчика. Он поднялся на ноги и, шатаясь, стоял над телом. От шока мир казался слишком ярким, нереальным.

«Ужас. Кошмар. Он убил человека».

Джек почувствовал что-то тёплое на щеках и понял, что плачет. Он смахнул влагу, прежде чем слёзы, смешанные с кровью замерзнут, и уставился на мальчика. Его глаза скользили по разорванной одежде, вниз к его искривленной ноге и почерневшей ступне, голой теперь, когда самодельный ботинок слетел с неё во время их битвы.