Чем ближе я узнавал парней, с которыми занимался, тем больше увязал. Нет, они не были примерными, уважаемыми гражданами, как Митч, Курт и Тони. Они жили совершенно иначе, сталкиваясь на улице с такими обстоятельствами, о которых было непросто слышать даже полицейскому. Здесь было настоящее братство.

Как и мои друзья, офицеры полиции, эти парни, с которыми я дрался, были до смерти преданы и уважительны по отношению друг к другу.

Но с Леоном Тресслером всё обстояло иначе.

На протяжении двух недель после боя с Аризоной он наблюдал за мной. Следил за тренировками, за спаррингами, за общением с людьми.

Я притворялся, что не замечаю. Притворялся, что не вижу взгляды, не слышу восторженный шёпот о чём-то приближающемся.

Притворялся безразличным.

Но в середине второй недели Леон пригласил меня в офис.

— Видел на днях твою проблему с управлением гневом, — начал он.

Я кивнул, но предпочёл промолчать.

— Ты меня удивил.

Я решил воспринять это как комплимент.

— Спасибо.

Леон задумчиво кивнул.

— Я поспрашивал о тебе. Некоторые копы не столь верны, как ты мог думать.

Блядь. Я изобразил, что мне всё равно.

— Хах.

— Не пойми меня неправильно, — проговорил Леон. — У меня нет проблем с тем, что ты хочешь здесь тренироваться. — Он подступил ближе и заглянул мне в глаза. — Но я должен знать, нет ли здесь скрытого мотива.

— Я всего лишь хочу драться, — ответил я так, словно беседа мне наскучила. — Если вы не желаете моего присутствия, я просто уйду куда-нибудь ещё.

Тресслер долго молча на меня смотрел.

— Хм. Можешь остаться. Пока, — решил он и вернулся обратно к столу, давая понять, что я свободен.

Я подошёл к двери и остановился.

— Скажите, что расспрашивали о моих грязных секретах не О-Рурка. Он же меня ненавидит.

Тресслер посмотрел на меня, склонив голову и ожидая объяснения.

— Я ему не нравлюсь с тех пор, как два года назад на рождественской вечеринке он попросил его связать и отшлёпать, а я отказался. Так что да, с того момента он меня и недолюбливает.

Глаза Тресслера расширились на мгновение, прежде чем он взял себя в руки. Мне нужно было показать ему, что я не боюсь и ничего не скрываю. Так что я широко улыбнулся и вышел.

Усмехнувшись, я сделал мысленную отметку: сказать Митчу, что если появятся какие-то слухи об О-Рурке, виноват не я.

Когда я вернулся, Амил смотрел на меня настороженно. Я предполагал, что он хочет что-то сказать, но не решается в присутствии других четырёх парней из нашей спарринговой группы.

— Всё нормально? — поинтересовался Босс перед всеми. Он был человеком, который не выносит секретов и всякой чуши. — Он уже дважды тебя приглашал.

— Думаю, он мне не доверяет, — ответил я как можно более честно. — Знаешь, просто хочет знать, зачем бывший полицейский здесь появился.

Все пятеро ребят из группы остановились и посмотрели на меня, но заговорил Босс.

— Что ты ответил?

— Сказал, что всего лишь хочу драться. Это всё, чем я собираюсь заниматься.

Один из парней, высокий чёрный мужчина двадцати с небольшим лет, Исай, спросил:

— Почему ты ушёл из полиции? — Он беззастенчиво смотрел на меня. — Со всем уважением, просто хочется знать, из-за чего ты бросил подобную работу? С полной страховкой, всеми преимуществами, полноценной пенсией.

Они все, включая Босса, ждали моего ответа.

— Не считая того, что в меня стреляли? Не считая того, что моего парня пытали? — риторически спросил я. Несколько раз ударил мешок, остановил его и взглянул на них. — Не хотелось навсегда остаться только полицейским. — Пожал плечами. — Не хотелось, чтобы меня определяла моя работа.

— Я думал, что «однажды коп — коп навсегда», — уточнил Бенджи.

Я печально улыбнулся.

— Возможно, для некоторых. Для тех, кто связал всю жизнь с работой. Но не для меня.

Вздохнув, я решил, что нужно показать свою человеческую сторону.

— Я стал полицейским рано, когда умерла моя мама. Они были мне словно семья, но потом узнали, что я — гей… — Я позволил словам повиснуть в воздухе. — Даже мой старый напарник. Он был отличным парнем, но отношения между нами уже не стали как прежде.

Все участники небольшой аудитории закивали, скорее всего, неуверенные в том, что сказать.

Я ударил по мешку пару раз, посмотрел на них и выдал лучшую самодовольную ухмылку.

— Ну и вмешались мои проблемы с гневом.

Босс рассмеялся.

— Да, это мы видели.

Я широко улыбнулся и вернулся к отработке ударов и атак. Парни — Амил, Коди, Бенджи, Исай и Джамаль — заулыбались и тоже занялись тренировкой.

И как по щелчку, врать стало легче.

Меня пугало то, насколько просто это было.

Я бил по мешку сильнее, стараясь прогнать ощущение, что с каждой новой ложью оставалось всё меньше шансов вернуться.