Абрамс разволновался, что его молчание сочтут за недоверие, и решил заговорить.

— Я уверен, ты не станешь думать обо мне хуже или как-то еще...— произнес он, а затем замешкался. — Когда ты... когда убила Меррита, ты испытывала... стыд?

Наташа молчала слишком долго, поэтому Леви решил, что обидел ее.

— Стыд? — переспросила она спустя некоторое время. — Не вину?

— А есть разница?

— Да, и очень большая. — Она поудобнее устроилась в кресле. — Чувство вины обычно ассоциируется с чем-то конкретным... Ты уверен, что ошибся. В то время как стыд связан с социальной неприемлемостью содеянного. И вместо мысли: «Я сделал что-то не так», — появляется другая: «Со мной что-то не так». — Она замолчала, дав Леви время на осознание. — Поэтому ответом на твой вопрос будет: да, я чувствовала себя виноватой в смерти Меррита настолько, что несколько недель не могла ни есть, ни спать. Но мне никогда не было стыдно. Жаль, что в этой ситуации был лишь один выход, который привел к смерти Меррита, но я имела полное право защитить себя и девочек.

Леви водил пальцами по обивке дивана, изучая ее текстуру. Внезапно у него перехватило дыхание, и подступила тошнота.

Наташа склонила голову набок.

— Леви, тебе стыдно?

— Да, — ответил он едва различимо.

— Почему?

Простой вопрос, заданный безо всякого осуждения и каких-либо предположений. Детектив медленно выдохнул и уставился в одну точку на стене за плечом Наташи.

— Я полицейский. И обучен выходить из критических ситуаций без жертв. Я должен был спасти мальчика, не убив при этом Слейтера.

— В своем официальном рапорте и на наших прошлых встречах ты утверждал, что Слейтер паниковал и давно вышел из стадии, когда с ним можно вести переговоры. Все свидетели происшествия это подтвердили.

Леви согласно кивнул. Действительно, убегая от преследователей, Слейтер оказался в ловушке, окруженный людьми. Он взял в заложники маленького мальчика. К тому времени, когда Абрамс откликнулся на призыв всех ближайших подразделений, Слейтер уже понимал, что вариантов у него нет. Он крепко прижимал дуло пистолета к подбородку мальчика, и палец на спусковом крючке нервно подрагивал.

— Слейтер был в шаге от убийства мальчика. И тогда, и сейчас я продолжаю в это верить. — Леви провел ладонью по лицу. — Но меня терзает мысль, что мог поступить иначе, будь я действительно хорошим полицейским. Мне стоило настойчивее его убеждать или... просто ранить, а не убивать.

— Почему ты выстрелил в голову? — спросила Наташа.

Абрамс опустил руку и пристально посмотрел на собеседницу. Она спокойно встретила его взгляд.

— Ты предпочел выстрелить в голову, понимая, что шансов выжить у Слейтера не останется, если, конечно, не произойдет чудо. Почему?

Леви вспыхнул от негодования:

— Он использовал ребенка в качестве щита, полностью прикрывая им тело. Пистолет был у самого горла мальчика. И если бы я прострелил Слейтеру ногу, он наверняка неосознанно нажал бы на спусковой крючок. Так что выстрел в голову был единственно верным...

Леви замер на полуслове. Наташа наблюдала за ним с небольшой улыбкой.

— Я все понял.

— Ты убил Слейтера не из-за отсутствия компетентности или по какой-то иной зловещей причине, — произнесла Наташа для большей ясности. — Ты убил его потому, что существовало только два выхода: оставить живым Слейтера или спасти мальчика. Преступник понимал, на что шел, когда грабил магазин, нападал на продавца и брал заложника. Он рисковал жизнью по собственной воле. Было бы лучше, если бы у обоих был шанс выжить? Безусловно. Но такого варианта не было, и это не твоя вина. А только его.

На мгновение Леви закрыл глаза, чувствуя как постоянное напряжение в груди ослабло. Он не мог полностью принять сказанное Наташей, тем более после продолжительного истязания чувством стыда и отвращения к самому себе. Однако впервые с момента перестрелки Абрамс почувствовал, что, возможно, все-таки сможет это преодолеть.

— Спасибо, — сказал Леви и открыл глаза.

— Именно поэтому я здесь. — Наташа придвинула к нему коробку с домашним печеньем. — Не возражаешь, если мы немного поболтаем о том, как отреагировали на произошедшее твои коллеги?

Леви согласился, и остаток беседы больше походил на дружеское общение, чем на профессиональную консультацию. Верная своему слову, Наташа закончила через полчаса вместо положенного часа. Провожая Абрамса, она подмигнула и вручила печенье для Мартины.

Выходя из кабинета, Леви столкнулся со следующим посетителем, на автомате извинился и оглянулся.

— Кит?

— Приветствую, детектив, — Кит Чапман натянуто улыбнулся. Он выглядел паршиво: бледная кожа, красные глаза, темные круги под ними можно принять за синяки.

— Ты в порядке? — спросил Леви, хотя и так знал, каким будет ответ. Кит находился в вынужденным отпуске после избиения подозреваемого, который в итоге оказался в больнице. Чапману еще не предъявляли конкретных обвинений, но все складывалось не в пользу полицейского. Может, его и не посадят за решетку, но адвокат подозреваемого, известный своей хваткой питбуля, обеспечит Чапману потерю должности и работы.

Кит кивнул. Движение было странным, отрывистым и выглядело непроизвольным. Он поморщился и моргнул несколько раз.

— Я пришел на консультацию.

— Конечно. — Леви отступил в сторону, пропуская Кита в кабинет, и хмуро посмотрел на закрывшуюся дверь.

Неожиданно зазвонил мобильник, и Абрамс тут же выбросил Чапмана из головы и направился в общий зал, доставая телефон и глядя на высветившийся номер.

— Привет, мам.

— Леви, это я — твоя мама. — В голосе Нэнси Абрамс легко определялся легкий акцент уроженки Северного Нью-Джерси. Сейчас она говорила слишком громко — явный признак, что телефон на громкой связи.

Губы Леви дрогнули в улыбке.

— Да, я узнал. Привет.

— Твой отец тоже на проводе.

— Привет, Леви! — проорал в трубку Соул.

Поморщившись, детектив отстранил аппарат от уха.

— Привет, пап. Что у вас стряслось?

— Почему до нас доходят новости, что ты не посещаешь консультации? — спросила Нэнси.

Леви резко остановился посреди коридора.

— Что?

— Вчера нам звонил твой молодой человек. Он о тебе очень беспокоится, сынок.

За три года отношений со Стэнтоном, мама почти всегда называла его «твой молодой человек», а не по имени. Леви так и не понял, с чем это связано.

— И что он сказал? — он снова зашагал, теперь уже в более резвом темпе, раздражение распаляло. Не впервые Стэнтон втихую советовался с его родителями по поводу Леви и его здоровья. Он вел себя как наседка, а Абрамс к подобным отношениям не стремился.

— Что ты не хочешь обсуждать ни с ним, ни с кем-то еще свои проблемы. — Нэнси вздохнула, не скрывая обеспокоенности. — Что тебя снова мучают кошмары, и ты вскакиваешь среди ночи, а потом не можешь заснуть. Что ты избегаешь встреч со своим терапевтом.

— Она не терапевт, а консультант, — поправил Леви, потому что только в этом мама ошиблась. — Ты же знакома с Наташей.

— О, да. Она мне нравится, — снова влез в разговор Соул. — Рыженькая, хорошенькая, да?

— Что значит рыженькая-хорошенькая? — возмутилась Нэнси.

— А что, я не могу просто полюбоваться?

— Мам, пап, пожалуйста, — прервал их Леви. Он вышел в общий зал и заметил пустующее место Мартины. Положив пакет с печеньем возле клавиатуры на ее столе, Абрамс уселся в собственное кресло. — Я только что с консультации. Со мной все в порядке, клянусь.

— Ты же знаешь, как мы за тебя переживаем. Такая опасная работа, и ты так далеко...

— Вы можете приезжать, когда захотите. Мы всегда вам рады. — Леви подвигал мышку, чтобы вывести компьютер из спящего режима. — Слушайте, мне нужно возвращаться к работе.

— Хорошо, — произнесла Нэнси. — Не сердись на своего молодого человека. Он тебя очень любит.

— Я знаю.

— Но не сильнее, чем мы.

— Мам, — раздраженно произнес Леви. Он ввел пароль в рабочий аккаунт, взглянул поверх монитора... и удивленно моргнул, увидев Доминика Руссо, который пересекал общий зал со значком посетителя на груди и двумя стаканчиками кофе в руках.

— Бога ради, Нэнси, пусть мальчик работает, — произнес Соул на том конце провода.

— Да-да. Будь осторожен, Леви, и не забывай про консультации. И еще — на этой неделе годовщина свадьбы бабушки и дедушки. Обязательно пришли им открытку и...

Она продолжала свои причитания в трубку, но детектив отвлекся на Доминика, который, подойдя к его столу, уставился на Леви с высоты своего колоссального роста.

— Хорошо, обещаю, — ответил Абрамс, не забывая, что Руссо слышит разговор, но только наполовину понимает, о чем речь. — Да... Да... Люблю вас обоих. Пока. — Сбросив вызов, детектив бросил телефон на стол.

— Все в порядке? — спросил Доминик.

— Да. Просто мама за меня переживает... — Леви тяжело вздохнул и помотал головой. — Ты не поймешь.

— Ну да, — ответил Руссо. — Ведь матери с итальянско-американскими корнями славятся своей сдержанностью и холодностью.

Абрамс фыркнул, невольно развеселившись.

— Что-то хотел? — дружелюбно спросил он.

Доминик протянул ему стаканчик.

— Предложить мир.

Леви захлестнуло чувство вины. Он прекрасно понимал, что вчера вел себя не самым лучшим образом, видел же, насколько вымотан и расстроен Доминик, но все равно задевал его только потому, что сам был на взводе. В итоге Руссо приехал сам и первым пошел на примирение...

Детектив вспыхнул от смущения, не находя в себе сил принять кофе.

— Тебе не стоило...

Доминик покачал стаканчиком.

— Выглядишь так, словно тебе это не помешает,

— Спасибо, — Леви забрал напиток.

— Не против, если я присяду? — Доминик указал на пустующий стул Мартины.

— Нет, конечно. Понятия не имею, куда запропастилась Мартина.

Руссо приземлился в кресло, которое тут же опасно заскрипело. Боже, он такой огромный, словно гранитный колосс. Где он покупает рубашки, которые нормально сидят на этих исполинских плечах?