— Но если бы ты действительно хотел… — перебивает она меня, обходит стол и идет мне навстречу. Молли останавливается, когда нас разделяет лишь один метр и смотрит на меня своими большими карими глазами. — Тогда ты мог бы использовать все эти супер штуки, чтобы делать добро, а не зло. Чтобы помогать людям.

— Помогать каким именно людям? — огрызаюсь я. — «Корпорации Блю»? Этим людям? Они наняли ученых, которые сделали это, Молли. Они заставляли меня делать тебе больно. Они изменили нас, и мы никогда не сможем исправить этого.

— Значит, ты собираешься убить их всех? Одного за другим?

— Вовсе нет, — говорю я, отворачиваясь, чтобы она не могла увидеть мою зловещую ухмылку. — Только тех, которые этого заслуживают.

— Но кто ты такой, чтобы выносить им приговор? Кто ты такой, чтобы не оставлять им шанса на спасение?

— Ты не поняла главного, Молли. — Я уже начинаю терять терпение. — Эти люди не заслуживают помощи. Они разрушили нас. Они украли наше детство и заставляли нас делать чудовищные вещи друг с другом. Поэтому позволь мне просто сказать все как есть. Я не заинтересован в спасении людей. И если ты помнишь сюжет, Бэтмен тоже не был. Он искал мести, как и я. Спасение людей было последствием его охоты на тех, кого он ненавидел.

— Я так не думаю, Линкольн, — говорит она, качая головой. — У людей есть выбор, и если ты сверхчеловек, разве не можешь выбрать для себя роль супергероя?

— А кто тогда будет злодеем? — с ухмылкой говорю я ей. — Не ты, — смеюсь я. — Ты не запрограммирована причинять вред. Ты запрограммирована спасать. Я в этом убедился.

— Но твой случай — исключение. Ты сказал, что я могу сделать тебе больно. Я не говорю, что хочу быть твоей противоположностью, Линкольн. Я лишь хочу сказать, что ты можешь быть своей собственной противоположностью.

Я провожу рукой по своим волосам и отворачиваюсь, прежде чем скажу ей больше.

— У нас есть план, Молли. И что бы ты ни сказала, ничто не изменит его.

Я ожидаю, что сейчас она разозлится. Возможно, ударит меня по лицу или скажет, чтобы я убирался из ее дома и никогда больше не возвращался. Но она этого не делает. Она подходит ко мне, берет мою руку и складывает наши ладони вместе.

— Они такие теплые.

— А все остальное по-прежнему холодное.

— Нет, — говорит Молли, беря мою руку и прикладывая ее к своей щеке. — Ты теплый везде. И если ты можешь перепрограммировать людей, как ты говоришь, значит, можешь излечивать душевные расстройства, Линкольн. Ты можешь лечить людей с помощью этих разработок. Ты можешь менять ужасные вещи в лучшую сторону. Ты можешь быть героем. Миру нужен герой, Линкольн.

Я наклоняюсь и целую ее губы, мягко произнося в них:

— Никому не нужен такой герой, как я, Молли. Дорога в ад всегда вымощена благими намерениями.

— Каждому нужен герой, Линкольн, и если ты единственный, тогда ты не можешь сказать «нет». — Ее слова звучат очень мягко. Ее нежность просачивается в мою неестественно уродливую ладонь, когда она прижимается к ней своей щекой. — Миру нужен защитник, который сможет постоять за него.

— Я не хочу больше об этом говорить, — говорю я, прикусывая ее губу и снова целуя. — Хочу отвести тебя в постель и трахнуть.

— Нам нужен кто-то, кто будет бороться с несправедливостью, — говорит она, прижимая ладонь к моей груди. Это легкое тепло от ее прикосновения чертовски возбуждает меня.

— Борьбой я и занимаюсь, девчонка с пушкой. Но только по веским причинам. Я буду бороться с тобой сейчас, если ты скажешь «нет» вот этому. — Она смеется, когда я беру ее руку и опускаю вниз к своим брюкам. Она хватается за мою выпуклость, и я не могу скрыть ухмылку. — Просто продолжай трогать меня.

— Нам нужен кто-то, кто будет твердо стоять перед лицом несчастья.

— Если хочешь, мы можем сделать это стоя. — Я хватаю ее за попку, поднимаю и прижимаю спиной к стене. — Я хорош в сексе у стены.

— Кто-то, кто верит в ценность хороших поступков, Линкольн.

— Ты слышишь меня, девчонка с пушкой?

— Нет, — смеется она. — Я просто говорю, что мы могли бы использовать то, что они сделали с тобой в прошлом, и превратить это во что-то хорошее.

— Ну, сначала давай трахнемся. Мы можем обсудить все это позже. — Я жадно целую ее. Ласкаю ее грудь, отбрасывая желто-оранжевое сияние на футболке, которую она украла у меня этим утром. — Сними ее, — говорю я. — У меня руки заняты.

Молли отстраняется, ее грудь приподнимается, когда она снимает свою футболку. Я хватаю одну грудь так сильно, что Молли вскрикивает. Сдерживающая интоксикация затмевает страсть, когда я понимаю, что сделал ей больно этим жестом.

— Прости, — шепчу я.

— Мне нравится, Линкольн, — шепчет она в ответ. — Мне нравится, когда немного грубо.

— Мне становится плохо, если я причиняю тебе физическую боль, Молли. Так что я не могу слишком увлекаться.

— Ты не знаешь, что делает мне больно. А я знаю. Так что тебе стоит заняться переподготовкой, Супер Альфа.

— Никаких глупых прозвищ, — рычу я.

— Ты называешь меня девчонкой с пушкой. Так что я тоже могу тебя как-то называть.

— Да, потому что твое прозвище чертовски милое и напоминает мне о том дне на дороге. А Супер Альфа звучит глупо.

— Да, это глупо. Учитывая то, что альфа здесь не ты, а я.

— Черт, женщина.

Она смеется и целует меня в шею, шепча мне на ухо:

— Покажи мне, какой ты альфа, Линкольн. Управляй мной. Трахни меня жестко. Кусай мои соски. Толкай в меня свой член, пока я не начну кричать. Обещаю тебе, ни один из этих вскриков не будет от боли.

Господь милосердный. Я сильнее прижимаю ее к стене. Похоже, у Молли Мастерс мания величия. Она может считать меня супергероем, способным справиться с коррупцией и совершающим добрые поступки. И, возможно, я не тот герой, которым она меня считает, но Супер Любовником я могу быть.

— Покажи мне, Альфа, — стонет она, качая своими бедрами вперед и назад по моему члену, пытаясь свести меня с ума. — Покажи мне разницу между болью и удовольствием.

— Будь аккуратней со своими желаниями, детектив, потому что они могут сбыться.

Она вскрикивает, когда я подхватываю ее на руки и несу к лестнице, опуская на середине пролета.

— Расстегивай, — приказываю я, указывая на ее брюки.

Она подчиняется, и я беру ее джинсы за край и тяну до тех пор, пока не снимаю их.

— Давай поднимемся наверх, — говорит она.

— Давай сделаем это здесь, — возражаю я. Расстегиваю пуговицу и тяну молнию моих штанов вниз, затем стягиваю ткань, и мой член высвобождается.

— Нет, — вскрикивает она. Она пытается развернуться и поползти вверх по лестнице, но я переворачиваю ее на спину и прижимаю ее руки к ступени у нее за головой.

— Ты достаточно Альфа, чтобы удержать меня?

— Я заставлю тебя заплатить за это, — заявляю я.

Она снова вскрикивает и пытается вырваться, когда я тянусь к ее груди. Но я хватаю ее за лодыжку, и она слетает с катушек.

— Я боюсь щекотки!

— Тогда сиди смирно, девчонка с пушкой.

Она останавливается или, по крайней мере, пытается. Легкие смешки все еще вырываются из ее рта. Я был с ней груб, но она посылает мне правильные сигналы. Я просто должен научиться лучше ее понимать. Узнать ее получше. Научить ее тому, что люблю я, и позволить ей показать мне ее реакцию.

Я раздвигаю ее ноги на ступенях и лижу ее киску. Она втягивает воздух и задерживает дыхание, в то время как мой язык касается ее складочек.

— О, — стонет она. — Боже мой.

Я еще раз провожу своим языком, а затем захватываю ее нежную кожу между своих зубов и кусаю. Молли подпрыгивает, взвизгнув, и в то же мгновение я чувствую тошноту и моментально останавливаюсь.

Рука на моем плече успокаивает меня.

— Все в порядке, Линкольн. Мне нравится. Постарайся не путать мои сигналы.

— Я никогда снова не причиню тебе боль, Молли. Никогда. Обещаю. И если тебе нужен герой, я буду твоим героем. Ты принадлежишь мне. Ты моя Омега, и мне это нравится. Я никогда ни на что не променяю то, что у нас есть.

— Тогда возьми меня так, как ты этого хочешь, Альфа, потому что мы начинаем сейчас. Это наше начало. Сегодня. Прямо здесь, на моей лестнице. Я хочу, чтобы ты трахал меня, пока тебе не станет плохо, а потом делал это снова и снова, пока тебе не перестанет становиться плохо. Чтобы в следующий раз тебе не пришлось волноваться о моем пределе.

Господи. Молли Мастерс — моя ожившая фантазия.

— Вызов принят.