Ларк присела и подобрала их.

— Нехорошо оставлять волосы без присмотра, — тихо сказала она. — Кто-нибудь может проклясть тебя ими. Я сожгу их для тебя.

— Спасибо. — Гастон схватил еще одну прядь волос и отрезал ее.

Мюрид открыла рот.

Вот оно. Уильям напрягся.

— Уже почти пора обедать.

Он кивнул.

— Было бы хорошо, если бы мы знали, что они готовят на кухне, — сказала она. — Если они готовят рыбу, нам пора домой. Рыба не занимает много времени. Если они готовят свинью, у нас есть еще полчаса.

— Я могу пойти и спросить, — сказал Гастон.

Уильям попробовал ветер на вкус.

— Они готовят курицу.

Мюрид обратила на него свои невыразительные темные глаза.

— Ты уверен?

— Курицу с рисом, — сказал он. — И тмином.

— Рада это слышать, — сказала Мюрид. — Значит, у нас есть еще время.

У Уильяма возникло странное ощущение, что только что произошло что-то важное, но что именно он понятия не имел. Позади него Гастон отрезал еще одну пригоршню от своей гривы и вложил ее в руки Ларк. Уильям зарядил следующий арбалет и выстрелил. Рано или поздно он все поймет.

ЛАГАР закрыл глаза. Это не помогало… Пева все еще был там, даже в темноте его разума.

— Посмотри на своего брата, — прошептал голос матери, похожий на шелест змеиной чешуи по полу. — Это из-за тебя он умер. Ты недостаточно умен, чтобы держать своего брата в безопасности.

Он медленно открыл глаза и увидел на столе синеватое и обнаженное тело Певы. Над ним висела одинокая лампа, ее резкий свет концентрировался приспособлением в конус. Свет падал на лица двух женщин, превращая их в бледные маски. Он смотрел, как они погружают толстые тряпки в ведра с ароматной водой и обтирают грязь с конечностей Певы. Грязная вода стекала с кожи Певы в углубление на столе.

Пева был мертв. Он никогда не встанет, никогда не заговорит снова. В смерти была ужасная законченность, абсолютный и тотальный конец. Ничего нельзя было поделать. Никакого способа, чтобы помочь ему.

Лагар откинул голову назад и глубоко вздохнул. Они потратили всю свою жизнь, стремясь и выцарапывая свой путь к верховенству, и ради чего? Чтобы все закончилось вот так. На столе.

Завтра за ним придет Сериза. Завтра вечером либо он, либо она будут лежать на столе, как сейчас Пева. Не этого он хотел. В его снах, когда он был один и никто не мог за ним шпионить, он хотел не этого.

— Зачем все это? — голос Лагара сорвался, и он выдавил из себя хриплые и напряженные слова.

Кейтлин смотрела на него из темноты — приземистое уродливое существо, закутанное в шаль. Его мать. Как старая ядовитая жаба, подумал он.

— Зачем все это? — повторил он. — Он мертв. Душа ушла. Пева ушел. Ничего не осталось, кроме этой… оболочки. Брось ее в канаву. Отдай ее собакам. Ему будет все равно.

Она ничего не ответила, плотно сжав губы. Его охватило отвращение. Лагар развернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

СЕРИЗА вышла на веранду и закрыла за собой дверь, перекрывая шум, доносившийся из кухни. Немногим ранее, устав строить планы и выбирать оружие, она спустилась туда в надежде приготовить еду. Находясь на кухне, в самой гуще суеты, стоя у огня, вдыхая запах специй, пробуя еду на вкус и прислушиваясь к сплетням Трясины, она обычно успокаивалась. Сегодня она готовила в каком-то оцепенении, слушая своих тетушек и кузин, в то время как ее мысли крутились вокруг завтрашнего дня, задаваясь вопросом, кто еще умрет.

А потом, она не успела опомниться, как подали ужин. Вся семья собралась в главном доме, и те, кто жил во внешних зданиях, и те, кто жил дальше на болоте, все пришли на обед перед боем. Все места были заняты. Детей, просто чтобы освободить место, пришлось отослать на кухню поменьше, чтобы они поели там.

Затем она села во главе стола, на место своего отца. Она слушала болтовню знакомых голосов, смотрела на знакомые лица, наблюдала, как вспыхивают мелкие ссоры и переходят в поддразнивания, и с абсолютной уверенностью знала, что завтра некоторые из этих стульев будут пустовать. Гадая и прикидывая, какие именно, она все больше и больше мерзла, пока не задрожала, словно у нее в животе вырос кусок льда. В конце концов Сериза не выдержала и выскользнула из комнаты.

Ей просто нужно было немного покоя и тишины. Она пошла по балкону, направляясь к двери, которая вела в ее любимое укрытие.

Кто-то пошел за ней. Может, это Уильям… она обернулась.

За ней шла тетя Мюрид.

Ясно. Уильям крался, как лиса. Она видела его сегодня мельком. Сначала Мюрид занимала его, потом Сериза уехала с Ричардом, они взобрались на сосну, чтобы получше разглядеть Сена. За ужином Уильям оказался в углу рядом с Гастоном. Она едва узнала мальчика с коротко остриженными волосами. О чем, черт возьми, думал Уро? Гастон был членом семьи. Что сделано, то сделано, но все равно ощущение было какое-то гнилостное.

Сериза остановилась. Тетя Мюрид тоже остановилась. Сериза прочла нерешительность в позе пожилой женщины и напряглась. Ну что теперь?

— Твой дядя Хью — хороший человек, — мягко произнесла тетя Мюрид.

Хм, к чему это она. Мюрид не вспоминала о своем младшем брате, особенно с тех пор, как он двенадцать лет назад уехал в Сломанный. Раз в несколько лет он приезжал к ней на неделю-другую, а потом снова уезжал. Когда Сериза отправилась забирать у него документы, он выглядел почти таким же, каким она его помнила: подтянутым, высоким, мускулистым. Волосы у него были странного солоновато-перцового цвета, но в остальном он был почти мужской версией тети Мюрид. Но там, где Мюрид была сурова, дядя Хью был кроток и мягок.

— Я видела его всего около часа, — призналась Сериза. — Только чтобы получить документы на дедушкин дом. Он хорошо выглядел.

— Я в этом не сомневаюсь. Пойдем, я пройдусь с тобой.

Они неспешно прогуливались по балкону.

— Хью был трудным ребенком, — сказала Мюрид. — Некоторые вещи он просто не понимал. Наши родители и я, мы изо всех сил старались заботиться о нем, но его голова просто работала по-другому. Ему надо было все разжевывать. Очевидные вещи. Хью всегда любил собак и других животных больше, чем людей. Говорил, что с ними проще.

Сериза кивнула. К чему она ведет?

— Он не был злым, — продолжала Мюрид. — Он был добр. Просто странным в своем роде и очень жестоким.

— Жестоким? Дядя Хью? — Сериза попыталась представить себе спокойного мужчину, слетающего с катушек, и не смогла.

Тетя Мюрид кивнула.

— Иногда он на что-то обижался, и никто не мог понять причину. И как только он начинал драться, он уже не останавливался. Он убьет тебя, если только кто-нибудь не остановит его. — Она остановилась и прислонилась к перилам. — Хью не был похож на других людей. Он родился другим, и тут уж ничего не поделаешь. Это передается в нашей ветви семьи, со стороны моего отца. У меня этого нет, и у моего отца не было, но у нашего дедушки было.

Значит, дядя Хью был сумасшедшим, и это передавалось по наследству. Сериза облокотилась на перила рядом с Мюрид. Он никогда не казался сумасшедшим, но ведь она едва знала его. Все, что у нее было, это лишь детские воспоминания.

Мюрид сглотнула.

— Я хочу, чтобы ты поняла: если бы ты была другом Хью, он принял бы пулю за тебя. А когда он любил, он любил абсолютно, всем сердцем.

Пожилая женщина посмотрела на пропитанные ночной влагой кипарисы.

— Когда Хью было девятнадцать, он встретил девушку. Джорджину Уоллес. Она была очень хорошенькая, а Хью был очень красивый. Поэтому она взяла его на прогулку. Несколько недель они вместе смотрели на звезды. Потом Джорджина решила, что ей все надоело, и объявила: она помолвлена с Томом Рукком из Сиктри. Хью стал ее последним увлечением перед свадьбой.

— Да ладно.

— Хью ничего не понял. Он так сильно любил ее и не мог себе представить, что она не любит его. Я пыталась успокоить его и объяснить, что иногда такое случается. Я пыталась объяснить ему, что Джорджина лгала, но он не мог этого допустить. Для него она была всем. Она приняла его, она занималась с ним любовью. По его мнению, это означало, что они принадлежат друг другу навсегда. Хью считал ее своей парой. Своей родственной душой.

Холодок пробежал по спине Серизы.

— Что случилось?

— Хью сбежал. На следующее утро обнаружили Тома Рукка, Джорджину и брата Тома, Клайна. Том и Джорджина были разорваны на куски. Клайн выжил. Он стал искалеченным на всю жизнь, но выжил. Он сказал, что огромная серая собака ворвалась в дом и набросилась на них.

— Хью натравил на них одного из наших мастифов?

— Нет. — Мюрид закрыла глаза. — Это был не мастиф. Клайн никогда не покидал Трясину. Он только и знал собак. Но я видела следы, оставленные животным. Это был волк. Большой серый волк.

— На болоте не живут волки, — сказала Сериза.

— В ту ночь был один.

Сериза нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

Мюрид посмотрела на болото.

— В ту ночь Хью уехал в Сломанное. Здесь много луизианцев из Зачарованного, а в Зачарованной Луизиане они убивают таких людей, как Хью. Ты понимаешь, Сери? Они убивают таких, как он. Они душат их при рождении или топят, как бешеных дворняг.

Понимание ударило Серизу, как камень между глаз. Дядя Хью был перевертышем.

Такого не может быть. Перевертыши были демоническими существами из страшных историй на вечеринках с ночевкой. Они были безумными, кровожадными, злыми существами. Была причина, по которой Герцогство Луизианы убивало их — они были слишком опасны. Они превращались в диких зверей, убивали и поедали людей. Все, что она слышала о них, делало их чудовищами.

Как бы она ни старалась, ей никак не удавалось представить дядю Хью монстром. Дядя Хью был членом семьи. Он построил деревянный домик на дереве, где она обычно играла. Он дрессировал собак. Он взбивал мороженое. Он был спокойным и сильным, а его глаза были добрыми, и она никогда не видела его злым.

— А с тех пор он еще кого-нибудь убил?

Мюрид покачала головой.