— Нет, если только семья не просила его об этом.

— А отец знает?

Мюрид кивнула.

У этой истории должна быть причина. Может, ее отец заставил его уйти. Может, Мюрид увидела шанс вернуть брата.

— Перевертыш он или нет, но он мой дядя. Он всегда желанный гость в нашем доме.

— Он это знает. Он сломлен своим выбором.

Ладно.

— Тогда зачем ты мне все это рассказала?

— Хью очень сильный человек. — Мюрид посмотрела вдаль. — Очень хорошо стреляет из арбалета и винтовки. Его рефлексы лучше отточены, и ему почти не нужно времени, чтобы прицелиться. Смерть его нисколько не беспокоит. Он принимает ее как факт и идет дальше.

Уильям.

Ее сердце бешено заколотилось о ребра. Нет. Пожалуйста, нет.

— Дядя Хью очень быстрый, правда?

Тетя Мюрид кивнула.

— И его глаза светятся в темноте?

Мюрид снова кивнула.

— Он всегда мог сказать мне, что готовилось, когда мы были на стрельбище, потому что чувствовал запах из кухни.

Стрельбище было довольно далеко от дома. Достаточно далеко, чтобы, если вы были в доме и вам нужно было привлечь внимание кого-то там, внизу, вы должны были орать во всю глотку. Сериза откашлялась, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно.

— Сегодня ты взяла с собой Уильяма на стрельбище.

Мюрид перевела взгляд на болото.

— Курица с тмином и рисом.

— Понимаю. — Теперь все обрело смысл. Сериза прикусила губу. Уильям был монстром. Сиротский приют, военные, эта дикость, которую она чувствовала в нем… все обрело смысл.

— Ты должна все объяснять, — сказала Мюрид. — Никаких игр, никаких намеков. Ты должна быть очень, очень ясна с ним, Сериза. Будь очень осторожна и думай, прежде чем действовать. Он опасен. Хью не часто менял облик, но Уильям умеет это скрывать. Он был обучен сражаться, и тот, кто обучил его, знал, как использовать сильные стороны Уильяма. Пока он ведет себя прилично, но если ты окажешься с ним наедине, и у тебя не будет клинка, то у тебя не останется ни единого шанса. Не посылай ему неверных сообщений и не позволяй себя изнасиловать. Уильям может даже не понимать, что неправильно… принуждать женщину.

В памяти всплыл домик у озера. О, он знал. Он знал это очень хорошо.

— Если ты позволишь ему, он будет любить тебя вечно и не будет знать, как отпустить. Убедись, что ты действительно хочешь его, прежде чем пойти на этот шаг. И… — Мюрид замялась. — Ваши дети… если они у вас будут.

Их дети будут щенками. Или котятами. Или кем там был Уильям.

«Семья не для таких, как я».

О, милостивые Боги! После стольких лет ожидания она наконец нашла мужчину, которого искала, а он оказался перевертышем. Может быть, она была проклята.

— Это никогда не бывает легко, не так ли?

Тетя Мюрид наклонилась к ней.

— У меня был шанс с мужчиной. Я не ухватилась за него, потому что это было слишком трудно и слишком сложно. А теперь посмотри на меня. Какая же я счастливая, старая и одинокая. Сери, все на хрен очень просто. Если ты любишь его, сражайся за него. Твоя независимость на фиг ничего не стоит в этом мире. Если ты его не любишь, отпусти. Только решай побыстрее. Наше будущее может оказаться недолгим.

Она повернулась и пошла прочь в темноту.

УИЛЬЯМ брел сквозь ночь, следуя за запахом Серизы. Он всегда обращал особое внимание на женские запахи. Некоторые были пропитаны духами, другие — тем, что женщина ела в последний раз. Одни ароматы дразнили, другие кричали, а некоторые съеживались и провозглашали: «легкая добыча».

От Серизы пахло так, как, по его представлениям, должна пахнуть его женщина. Чистотой, с легким налетом шампуня на волосах, капелькой пота и намеком на что-то, что он не мог точно описать, что-то здоровое, опасное и волнующее, что заставляло его предвкушать.

Ммммм, Сериза.

Он гнался за ее запахом вниз по балкону, вокруг дома, отделяя его от запаха Мюрид. Две женщины останавливались тут ненадолго, потом Мюрид ушла, а Сериза осталась, положив руки на перила и глядя на что-то… он перегнулся через перила. Внизу под ним тянулись болотные сосны, царапающие ночное небо. Бледные цветы девичьих колокольчиков цвели между корнями, нежные, как чашки из матового стекла. Сериза стояла и смотрела на цветы. Если она любит цветы, он подарит их ей.

Уильям перепрыгнул через перила балкона и приземлился в мягкую землю. Через пять минут он снова поднялся наверх, держа в руке охапку цветов, и последовал за запахом Серизы. Он привел его в заднюю часть дома. Уильям завернул за угол и столкнулся с Кальдаром, который нес бутылку зеленого вина и два бокала.

Черт побери.

Кальдар посмотрел на цветы.

— Хороший ход. На. — Он сунул ему бутылку и бокалы. Уильям машинально принял их. Кальдар указал ему за спину. — Теперь все готово. Маленькая дверь, вверх по лестнице.

Он повернул за угол и пошел в ту сторону, откуда пришел Уильям.

Сумасшедшая семейка. Уильям посмотрел на бутылку. Почему бы и нет, черт возьми?

Дверь вывела его на узкую лестницу. Он взбежал по ступенькам в большую комнату. Пол был деревянным. Голые стропила тянулись над его головой — комната, должно быть, была отделена от остальной части чердака. Слева стена выходила на узкий балкон. Справа ожидали два мягких кресла. В левом кресле, у торшера, свернувшись калачиком, Сериза читала книгу.

Я нашел тебя.

Она увидела его и удивленно моргнула.

Он постучал бутылкой по перилам лестницы.

— Кто там? — спросила она.

— Это я. Можно войти?

— Зависит от обстоятельств. Если я тебя не впущу, ты будешь бушевать и взорвешь мой дом?

Она и понятия не имела.

— Я скорее пинком распахну дверь и разорву всех внутри на куски, как волк.

— Тогда я лучше впущу тебя, — сказала она. — Я не хочу, чтобы меня разорвали на куски. Это вино для меня?

— Да.

Уильям пересек комнату и протянул ей толстую бутылку. Свет лампы падал на вино внутри, и оно сверкало глубоким изумрудно-зеленым светом.

— Зеленая ягода. — Сериза проверила этикетку. — Да еще же мой любимый год. Откуда узнал?

Он решил не лгать.

— Мне дал его Кальдар.

Она улыбнулась, и ему пришлось сдерживаться, чтобы не поцеловать ее.

— Мой кузен так старается. Это не его вина… он уже много лет пытается выдать меня замуж.

— Зачем?

— Это его работа. Он устраивает браки для семьи: торгуется за приданое, готовится к свадьбам и тому подобное. — Сериза посмотрела на цветы в его руке. — Они тоже от Кальдара?

— Нет. Я сам собрал.

Ее глаза засияли.

— Для меня?

— Для тебя. — Он предложил ей цветы.

Сериза потянулась за ними. Он поймал ее руку. Все его тело напряглось, будто он очнулся от глубокого сна, потому что кто-то выстрелил ему в голову. Хочу.

Она взяла цветы и вдохнула аромат.

— Спасибо.

— Обращайся.

Он смотрел, как она аккуратно раскладывает их на коленях. Она взяла три цветка, добавила четвертый и обернула его стебель вокруг первых трех.

— Не нальешь ли нам вина?

Ага, потому что вино — это именно то, что ему сейчас было нужно. Уильям открыл бутылку и налил мерцающую зелень в два бокала. Пахло довольно приятно. Он сделал глоток. Мило, немного сладко, но приятно. Не так хорошо, как она могла бы быть на вкус, но сейчас он должен был довольствоваться вином.

— Хорошее.

— Оно домашнее. — Сериза продолжала переплетать цветы. — Это семейная традиция. Каждую осень мы ходим к рыбацкому дереву собирать ягоды, а потом готовим вино.

Она потягивала вино, он — свое, и некоторое время они молча сидели рядом. Ему хотелось протянуть руку и дотронуться до нее. Она заставляла его чувствовать себя ребенком, которого заставляют сидеть на руках. Уильям отпил еще вина, чувствуя, как по телу разливается тепло. Может, ему стоит просто схватить ее? Если он это сделает, она тут же попытается отрубить ему голову. Его красивая, жестокая девушка.

— Почему ты улыбаешься? — спросила она.

— Потому что мне пришла в голову одна забавная мысль.

Сериза вплела последний цветок в свою косичку из цветов, которая теперь стала похожа на большой венок. Она скрепила его и надела на голову.

О, да. Он будет приносить ей цветы, вино и все, что она захочет, пока она не полюбит его настолько, чтобы остаться с ним.

— Это твоя комната? — спросил Уильям, чтобы что-то сказать.

— Да. Здесь я прячусь, когда с кем-нибудь поссорюсь.

Он не помнил, чтобы она с кем-то ссорилась. Она недолго посидела за столом, а потом тихонько выскользнула.

— С кем ты сейчас поссорилась?

Сериза встала и подошла к стене. Он последовал за ней. На стене за стеклом висели картины. Сериза коснулась одной из рам. У пруда стояли мужчина и женщина, оба молодые, почти дети. Мужчина был Маром: худой, смуглый, загорелый. Женщина была белокурой, мягкой и стройной. Хрупкой. Если бы она принадлежала ему, подумал Уильям, он бы беспокоился о том, чтобы не сломать ее каждый раз, когда они соприкасались.

— Мои родители, — пробормотала Сериза. — Густав и Женевьева.

— Твоя мать похожа на голубокровную.

Она взглянула на него.

— Что заставляет тебя так говорить?

— Ее волосы завиты, а брови выщипаны.

Сериза тихо рассмеялась.

— Я тоже выщипываю брови. Это делает меня похожей на голубокровную?

— Твои брови выглядят естественно. Ее же выглядят странно. — Он поморщился. — Похоже, о ней очень хорошо заботятся, словно она никогда не видела солнца.

— Это их свадьба. Отцу было восемнадцать, маме — шестнадцать. Она пробыла в Трясине всего год. Вот, взгляни на эту. Эта тебе понравится больше.

Он посмотрел на следующую фотографию. На ней молодая женщина примерно того же возраста, что и Сериза, сидела на огромном мертвом аллигаторе, опершись локтем на его голову. Ее улыбка прорезала грязь, запекшуюся на ее лице.

Он кивнул.

— Эта мне нравится больше.

— Она причинила моей бабушке бесконечные страдания. Бабушке Виене и дедушке Вернарду. Дедушка шутил, что вместе они создают дабл «В». Он очень хотел назвать мою маму в той же манере, чтобы ее имя начиналось на букву «В», но бабушка ему не позволила.

Сериза протянула руку к стеклянной шкатулке размером с кулак с маленьким кристаллом на дне и нажала кнопку. Крошечная искра вспыхнула в кристалле, и над шкатулкой возник трехмерный портрет пары. Один из сувениров Зачарованного, и не дешевый, поскольку он пережил путешествие в Грань и продержался в целостности все эти годы.