– Многие люди – преступники, – серьезно сказала я. – Если ты провел какое-то время в тюрьме, то не значит, что до конца своей жизни не можешь стать добровольцем. Ну, только если ты не сексуальный маньяк, а я думаю, что это не про тебя. Почему ты не можешь быть добровольцем? Разве ты не дружишь с Болтом? Это его старуха Мэггс управляет программой. Он помогал много раз. В прошлом году клуб даже организовал сбор средств для этой программы.

На лице Пэйнтера появилось задумчивое выражение.

– Я встречался с Болтом в тюрьме, я тебе уже говорил об этом? – спросил он. Я отрицательно покачала головой. – В первый раз, когда я сел. Он помог мне разобраться в этом дерьме, связал меня с клубом. Хороший брат.

– Ну, твой хороший брат будет там завтра, так что думаю, если он может это сделать, то и ты тоже. И я знаю, что им нужна помощь – я имею в виду, они настолько отчаялись, что заставили меня рисовать, и ты ведь уже понял, что у меня это очень плохо получается.

Он тихо рассмеялся.

– Замечание принято. Ты победила. Теперь довольна?

Да. Да, довольна.

– Спасибо, – сказала я, широко улыбаясь. Затем я перестала улыбаться, когда он нахмурился на меня.

– Не двигай лицом – я работаю.

– Да, сэр, – ответила я, пытаясь расслабиться. Я не знала, что он рисует на мне, и мне было все равно. Каждое прикосновение было подобно пальцу, бегущему по моей коже, посылая озноб через меня, зажигая глубоко внутри медленно горящую потребность. Он наклонился ближе, изучая мое лицо, затем снова устремился к цветам, полностью поглощенный своей работой.

Это казалось немного несправедливым, потому что через десять минут он разрисовал большую часть моего лица (с чем у меня не было проблем), и я серьезно намочила свои трусики (большая проблема). Насколько я могла судить, Пэйнтер даже не заметил, что я была не просто еще одной настенной доской.

– Подними подбородок, – сказал он мягким голосом. Я приподнялась, дрожа, когда прохладная кисть прошлась по всей длине моей шеи.

– Что ты делаешь?

– Расширяю картину, – сказал он почти отстраненно. – Это весело, и я еще не готов остановиться. Кстати, почему бы тебе не расстегнуть рубашку и не снять ее? Это дает мне больше пространства для работы.

Я отстранилась, глядя на него сверху вниз.

– Это звучит как реплика из плохого порно, – сказала я, разрываясь между смехом и разочарованием, потому что в глубине души мне ничего так не хотелось, как раздеться перед ним.

Ну, на самом деле я хотела, чтобы он разделся передо мной, ну вы знаете, что я имею в виду.

– Ты хотела, чтобы я показал тебе, как рисовать, – сказал он, нахмурившись. – Я так и делаю. И на тебе лифчик – поверь мне, я бы знал, если бы ты его не носила, – так что ты не будешь голой. И ты должна перестать смотреть плохое порно. Хорошие вещи труднее найти, но они того стоят.

Я открыла рот, чтобы ответить, но тут же захлопнула его, потому что ни в коем случае не хотела обсуждать качество порно во всем диапазоне. Но насчет лифчика он высказался правильно ... У меня не было никаких проблем с ношением бикини на пляже в течение лета.

(И да, я знала, что рассуждаю рационально – у меня была течка, но я не была глупа.)

Я начала расстегивать рубашку, притворяясь, что его глаза не следят за моими пальцами, как будто от этого зависела его жизнь, потому что, если мне придется страдать, будет справедливо, что и он тоже.

У Пэйнтера перехватило дыхание, когда я расстегнула рубашку, а затем медленно стянула ее с плеч. У меня было довольно приличное тело – я это знала. Не такое шикарное, как у Джессики, но когда я прилагала усилие, то определенно могла держать себя в руках. Но даже в этом случае я не привыкла к той благодарности, которую увидела в его глазах.

Рубашка упала на пол позади меня, и я обнаружила, что сижу прямо. К счастью, в то утро я надела приличный бюстгальтер. Черный и кружевной, низко опускающейся между моих грудей. Это был не сексуальный пуш-ап, но и не простой белый хлопок.

Пэйнтер протянул руку и провел кистью по моей шее и ключице, отчего по телу пробежала дрожь. Когда он сделал это с другой стороны, я почувствовала, как первые мурашки пробежали по моим рукам.

– Тебе холодно? – спросил он хриплым шепотом.

– Нет.

Его глаза прожигали меня насквозь, и мне показалось, что вижу в его взгляде такую же болезненную потребность.

– О’кей.

После этого все как-то расплылось. Он держал мою голову высоко поднятой, не позволяя мне смотреть, как он рисует узоры на моей груди, опускаясь вниз по животу. Если не считать случайного прикосновения пальца к моему подбородку, он ни разу не коснулся моей кожи ... Только это мягкое, холодное прикосновение, проходящее по моей плоти, снова и снова, глубокое и сильное.

Казалось, прошла вечность

, а потом он заставил меня отвернуться от него, оседлав стул, чтобы он мог продолжить свою работу на моей спине. К этому моменту все мое тело гудело от желания, но также и от странного чувства спокойствия. Как будто мы перенеслись в какую-то отдельную реальность, где были только я, он и прохладное скольжение краски по моей коже.

Он начал спускаться по моей лопатке, останавливаясь, чтобы сдвинуть бретельку лифчика в сторону. Я услышала разочарованный звук, а потом он стал вытирать мою кожу влажным бумажным полотенцем.

– Ты хочешь, чтобы я его сняла? – спросила я, и слова прозвучали едва ли громче шепота.