По воскресеньям Энтони приходилось ходить с ней в церковь дважды. Они медленно шли по узкой главной улице, в лучших нарядах. Прохожие кивали и желали им доброго утра или вечера. Тетя Мэдж всегда хотела сидеть на одной из передних скамей и задерживалась для разговора с викарием после службы. Затем следовала медленная прогулка с новыми кивками и случайной остановкой, чтобы перекинуться словечком. Обычно, возвращаясь домой, они обнаруживали, что Перри сжег обед или передержал на огне сваренный на ужин картофель. Затем Перри подробно рассказывал, чем занимался в их отсутствие, а тетя Мэдж на протяжении всего ужина сетовала на свои обиды.

Энтони часто вспоминал замечание, сделанное Перри после того, как они проводили Пэт, и заметил: если они все втроем сидели вечером в гостиной, а Перри вставал или передвигал свой стул, тетя Мэдж сразу же отрывала взгляд от вязания, поправляла пенсне и не спускала с него глаз, пока он снова не сядет. Иногда она также тихонько наблюдала за ним издали, пока он мыл посуду или сидел в одной рубашке на кухне, курил и читал газету. Выражением на лице она напоминала пушистую персидскую кошку, в чьих глазах отражаются огни и тени внешнего мира, но невозможно узнать, что происходит у нее внутри.

Однажды вечером они отправили Энтони за пивом. Он пробежал к «Кораблю и матросу» на углу главной улицы и обнаружил, что бар переполнен. Стоявший за стойкой мистер Трехорн принял его заказ, разговаривая с другим мужчиной. Только передавая кувшин обратно через прилавок, он обратил на Энтони любопытный, понимающий взгляд.

— Что-то совсем не видно твоего дяди Перри, мальчик, — сказал он. — Надеюсь, он здоров?

Энтони привык к косым взглядам.

— Да, спасибо.

Он вежливо передал деньги.

— Раньше был одним из наших лучших клиентов, — сказал мистер Трехорн. — Что ж, люди меняют привычки.

— Теперь не может выйти даже за пивом, — сказал один из посетителей. — Посылает мальчугана.

— Похоже, он крепко держится за чью-то юбку, — сказал другой.

Это вызвало всеобщий смех.

— И точно не за материнскую.

С пылающими щеками Энтони терпеливо ждал сдачи.

— Когда-нибудь слыхал про таблицу родства, а, парень? — произнес первый.

Он сделал вид, что не слышит.

— Спроси своего дядю. Может, он знает...

— Сестра покойной жены или брат покойного мужа, без разницы. К её несчастью, они не могут огласить брак.

— Сдаётся мне, всё остальное они уже делали.

Раздался новый взрыв хохота.

— И как там у них, а, парень? — спросил шутник. — Должно быть, уютное гнёздышко. Как думаешь, найдётся и для меня местечко?

— Отстань от парня, — проворчал кто-то. — Он тут ни при чём.

— Ага, — ответил шутник. — Кто ж обвиняет ягоду за то, что та повисла на ветке?

Преследуемый переливами смеха, Энтони пробивался сквозь толпу. На улице, в желанной темноте, он на мгновение остановился и обнаружил, что весь дрожит.