ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Грегори изнывал от безделья.

Он не привык сидеть в помещении целыми днями и медленно сходил с ума от того, что нельзя было хотя бы просто размять ноги.

Поначалу его забавляла новая игрушка — на Данстана можно было смотреть, можно было его трогать, а можно было слушать, как он рассказывает о мире за пределами границы — в чём-то схожем, а в чём-то совсем другом.

— Ты там был воином? — спрашивал Грегори, глядя в узкий просвет бойницы.

Данстан пожимал плечами.

— Как и ты. Должен был со временем стать.

Грегори улыбался. Он никогда не встречал в замке равных себе. Столичные мальчишки были высокомерны и совсем не похожи на него, крестьянских же детей он никогда не ставил на один уровень с собой.

На второй день Грегори выпросил у травницы гребень — простой, деревянный, какой ей было бы не очень жалко отдать.

Теперь по утрам он сидел и расчесывал волосы Данстана. Процедура успокаивала и позволяла лишний раз прикоснуться к своему наваждению. А потом Данстан становился красивым — как сказочный фейри, отнимал у него гребень и сам принимался расчёсывать Грегори.

К концу недели травница разрешила ему вставать и перестала приходить — только оставила несколько пучков трав для ноги.

Теперь Грегори молча завидовал Данстану, который, по крайней мере, мог ходить на кухню и за водой.

Сам он выбирался по утрам на тренировку на пару часов, дубасил мечом манекен и возвращался в башню на остаток дня. При этом его не оставляло чувство, что и эту вольность ему в любой момент могут запретить.

Из Данстана получился хороший слуга. Он с неизменным тщанием завязывал на Грегори одежду, оглаживал каждую складочку — не забывая пройтись руками и по бёдрам, хотя в этом не было особой нужды. Всегда доставал лучшую еду и никогда не огрызался. Тяжело давался ему только доспех, и тут Грегори приходилось помогать ему, в четыре руки с ним застёгивать те пряжечки, до которых Грегори мог дотянуться сам. Данстан при этом почему-то улыбался, но ничего не говорил.

Грегори, тем не менее, день изо дня думал, как ему выбраться из башни. Ненависть к сэру Генриху постепенно остывала, но мысль о том, что он может провести в башне всю жизнь, он рассматривать не хотел.

Грегори боялся теперь связываться с теми рыцарями, которые совсем недавно готовы были его поддержать — он не знал, кто из них оказался предателем, а тех, кто предателем не был, не хотел подставлять.

Были в замке и другие недовольные сэром Генрихом, в этом он не сомневался, прежде всего Седерик, лишившийся прежнего статуса, и отодвинутый за нижний стол капеллан, но с ними Грегори никогда лично дела не имел.

Седерик был для него чем-то столько же нерушимым, как и Тизон, но куда более далёким. Капеллана же он недолюбливал, потому что тот любил поговорить о спасении грешной души. В каком-то смысле Грегори даже понимал, почему сэр Генрих не хочет сидеть с ним за одним столом.

В конце октября зарядили дожди, и в башне стало промозгло и сыро. Грегори ходил кругами, не зная, чем себя занять. На тренировки он выбираться перестал, опасаясь, что в такую погоду может заржавить меч.

Данстан сидел на соломе у дальней стены и чистил доспех. Он занимался этим целыми днями, и постепенно это начинало Грегори раздражать — доспеху уделялось больше внимания, чем ему.

В один прекрасный день Грегори попросту подошёл к Данстану и наступил на кольчугу, лежащую на полу, вырывая её у того из рук. Данстан, привыкший к подобным выходкам, только поднял на него вопросительный взгляд.

— Тебе больше нечем заняться?

— А тут много развлечений?

Грегори пожал плечами.

— Когда я жил в монастыре, — Данстан задумчиво посмотрел в окно, — там тоже было так же тихо и мрачно, как здесь. Но там можно было читать. Я думаю, монахи учат библию наизусть именно потому, что им больше нечем заняться в своих монастырях.

— Ты умеешь читать? — Грегори присел на корточки напротив него.

Данстан кивнул.

— Только читать здесь всё равно нечего, — ответил он. — Но кольчугу чистить тоже ничего. Хоть для чего-то я в руках оружие держу.

Их взгляды встретились, и оба усмехнулись. На секунду Грегори залюбовался оказавшимся слишком близко лицом, а затем качнул головой и произнёс:

— Не скажи. Монахи и у нас тут есть… — на губах у него заиграла улыбка, кусочек мозаики наконец стал складываться в картинку. — Сходи-ка ты, Данстан, к капеллану, попроси у него писание, бумагу и перо. Скажи, я хочу обратиться к вере и буду выписывать для себя отрывки из евангелия.

Данстан поднял бровь.

— Ты, правда, думаешь, что делать выписки из библии намного веселей, чем просто сидеть взаперти?

Грегори усмехнулся.

— Я вообще не умею писать, — он хлопнул Данстана по плечу, — иди. И бумаги побольше принеси.

У Грегори уже мелькали мысли отыскать монаха, который смог бы передавать от него письма на свободу. Он думал даже позвать исповедника, но слишком хорошо знал, что исповедь часто доходит до ушей господина.

Теперь же оказалось, что у него под боком всё это время находился собственный монах.

Капеллан просьбе удивился, но удивления своего не показал. Напротив, давая Данстану то, что тот просил, сказал, что будет рад и сам почитать выписки, которые сделает юный лорд.

— Так и сказал? — уточнил Грегори, когда Данстан пересказывал разговор ему.

— Так и сказал.

— Юный лорд?

Данстан запнулся, а затем усмехнулся, поняв, что Грегори имеет в виду.

— Да, именно так.

— Очень, очень хорошо, — Грегори заметно повеселел. Писать он в самом деле не умел, но тем же вечером надиктовал Данстану несколько записок: одна из них была адресована капеллану, другая Седерику, третья — Добу Воробью. Подписей не было ни под одной.

— Эти две я передам, — сказал Данстан, посыпая песком результат и сдувая его. — Но Добу…

— Боишься? — Грегори усмехнулся. Данстан сердито посмотрел на него.

— Я для тебя готов сделать всё, что в моих силах, Гре… господин. Но если бы я мог выбраться за пределы замка… — Данстан запнулся, поняв, что если бы даже и мог выбраться, всё равно оставался бы здесь, с Грегори. Впрочем, сути это не меняло — пробраться к Воробью он не мог.

Грегори завалился на кровать и закусил губу, размышляя.

— Седерик в прошлый раз первым предложил мне переговорить с Воробьём. Может быть, он и смог бы передать записку?

Данстан покачал головой, здесь он ничего посоветовать не мог.

— Погоди тогда относить это письмо, — сказал Грегори после долгой паузы, и в голосе его звучало сожаление, — сначала удостоверимся, что Седерик на нашей стороне.

— Как ты собираешься это проверить?

Грегори бросил на него быстрый взгляд и пожал плечами.

— Если в ближайшее время нас не заберут на допрос, значит, Седерик не собирается нас предавать.

Грегори встал и подошёл к Данстану вплотную, вглядываясь в серые, как горный хрусталь, глаза.

— А это правда? То, что ты сказал? — спросил он.

— Что? — Данстан поднял бровь.

— Что ты бы для меня сделал всё?

— Да, — Данстан попытался отвести взгляд, но Грегори поймал его лицо в ладонь и развернул к себе.

— Но почему? Я же твой враг. Я виноват, что ты теперь в плену.

Данстан мягко отвёл его ладонь. Он коснулся губами жёстких пальцев Грегори — это никак не походило на то, как ему приходилось целовать руку сэра Генриха — и всё-таки отвернулся, но и теперь продолжал удерживать руку Грегори в своих руках.

— Меня везли в монастырь. Я бы снова оказался в заточении. Я как раз вышел на улицу и думал о побеге, когда увидел, как ты несёшься на меня.

Уголок губ Грегори дёрнулся вверх.

— А потом увидел твоё лицо, — продолжил Данстан, — и замер. Не смог нанести удар. Ты меня пленил, Грегори, хоть твой меч и был выбит из рук, и я… — он сглотнул, — я жалею только о том, что оказался пленником твоего дяди, а не твоим.

Грегори рванулся вперёд, обнимая его, прижимая лицом к плечу.

— Ты мой, — жёстко сказал он. — Всегда был только моим.

Данстан кивнул и оплёл его тело своими руками.

— Но это не значит, что я не скучаю по свободе, — после долгой паузы сказал он. — Я бы хотел оказаться на свободе с тобой. Хотел бы держать меч или нестись на лошади над бесконечной ароматной травой… И чтобы ты был рядом со мной.

— Так и будет, — тихо сказал Грегори и провёл рукой вдоль его позвоночника, — подожди немножко, Данстан.

Данстан улыбнулся ему в плечо.

— Я жду.

Грегори не понимал, что происходит с ним. В какой момент Данстан перестал быть просто желанным трофеем и стал по-настоящему заполнять его жизнь. И дело тут было не в том, что они постоянно находились рядом — напротив, это временами раздражало и служило причиной небольших ссор. Просто он всё чаще замечал, что делает нечто неподобающее поведению хозяина со слугой — тянется коснуться Данстана, спрашивает, чего бы тот хотел сам.

Все слуги спали на лежанках у ног хозяев, и только Данстан спал на кровати с Грегори, обнимая его. Тому была хорошая причина — холодный воздух, проникающий сквозь лишённое ставен окно. Но Грегори всё время казалось, что Данстан, как и он, знает, что они спали бы так даже в адской духоте.

Все слуги в замке питались тем, что оставлял им господин. Грегори же уже через пару недель приказал Данстану брать на кухне две порции еды и на все вопросы отвечать, что наследник болен, и ему нужно много есть. На деле они всё делили пополам — и когда Грегори снова стал выходить во двор заниматься с мечом, отпрыгав час напротив чучела, он передавал оружие Данстану и наблюдал, как занимается он.

Седерик довольно быстро прислал ответ и заверил Грегори в своей готовности стать связующим звеном между ним и Воробьём.

Связующее звено Грегори было не нужно, напротив, он как можно скорее хотел установить контакт напрямую, но для начала Седерик вполне мог передать первое письмо.

Переписав его — вернее передиктовав — он приказал Данстану сжечь первый вариант. Во втором же значилось, что в полночь в третью ночь новолуния из бойницы будет сброшена верёвка, к которой люди Воробья смогут прикрепить своё письмо.