Глава 17

Миша

Два с половиной года назад…

Настало время гонки, и я нервничаю, хотя со мной в машине Элла, мой маленький талисман. Весь вечер мы были сами не свои: отчасти из-за того, что мои чувства к ней усиливаются, между нами возникала неловкость. Каждый раз, находясь рядом с ней, я продолжаю надеяться, что она признается в своих чувствах ко мне. И я прекрасно понимаю, что она взбесится расскажи я о них первым. Но сегодня этого не случится. У нее был тяжелый день, и она пребывает в плохом настроении, и, хотя мне хочется кричать ей о своей любви, я знаю, что не могу. Однако, я надеюсь, что после гонки мы сможем поехать к нашему месту и немного поговорить, усевшись на капоте моей машины и послушать музыку – это одно из моих любимых занятий.

Но сейчас мне необходимо сконцентрироваться на гонке; я смотрю на дорогу, фокусируюсь на победе и приложу все силы, чтобы Элла весело провела время, не взирая на то, что не могу перестать думать о поцелуе с ней.

– Итак, ты готова? – уточняю я и нажимаю на газ, пока она в оцепенении глядит в окно. В таком состояние Элла просидела большую часть вечера, и мне хотелось бы, чтобы она просто сказала мне, что у нее на уме.

Она поворачивается и смотрит на меня.

– Готова к чему?

Я снова выжимаю газ.

– Для гонки. Я знаю, как тебя они заводят, – делаю вид, что дразню ее, хотя так и есть.

Она закатывает глаза и мгновение выглядит счастливой.

– Плевать. – Потом выражение ее лица омрачается, и она снова смотрит в окно.

Я медлю.

– Так ты не хочешь рассказать мне, почему весь вечер такая тихая?

Она пожимает плечами и громко вздыхает. В машине воцаряется оглушительная тишина, слышится только ее дыхание. Я с трудом сглатываю и снова сосредотачиваю внимание на дорогу, как вдруг она произносит:

– Миша, я могу тебя кое о чем спросить? – Ее голос звучит сдавлено и нервозно, и я спрашиваю себя, в чем, черт возьми, заключается ее вопрос.

– Ты же знаешь, что можешь спрашивать меня о чем захочешь. – Я сжимаю руль, уставившись на деревья, не в силах смотреть на нее, и молю долбанного Бога, чтобы она наконец-то сказала что-нибудь вроде: «Миша, ты тоже это чувствуешь? Миша, пожалуйста, трахни меня сейчас. Миша, я люблю тебя.»

Я надеюсь услышать последние слова, хотя на самом деле это не вопрос, но после продолжительного молчания все, что она произносит это: – какова ставка на гонку? – На последнем слове она тяжело вздыхает, будто намеревается сказать что-то еще, возможно нечто важное.

Мне приходится набрать в грудь побольше воздуха, прежде чем заговорить, иначе переполнявшие меня чувства проявятся в моем голосе.

– Наверное, баксов сто.

– С кем ты соревнуешься?

– Дэнни и его "Челленджер".

– Без вопросов ты победишь. – Уголки ее губ приподнимаются, и мне кажется, что ее улыбка не вымучена. Меня отпускает, и я еду на линию старта.

Я дергаюсь, и Элла, почувствовав мое состояние, слегка усиливает регулятор громкости на песни «The Distance» группы The Cake, она знает, что та действует на меня успокаивающе. Когда песня и ритм музыки доносится из динамиков, я обращаю на нее взгляд.

– Только тебе известен путь к моему сердцу, – произношу я с напряженной, нервной улыбкой. – Спасибо, милашка.

– Не вопрос, – отвечает она, откидываясь на спинку сиденья и чувствуя себя расслабленно, словно она на своем месте, хотя так оно и есть. – Для чего нужны лучшие друзья?

Я заставляю себя улыбнуться, затем выжимаю сцепление и включаю первую передачу. Дэнни подгоняет свой «Челленджер» и газует на месте. В ответ я выжимаю педаль газа с такой силой, что от рева двигателя вибрирует машина. Перед машинами появляется девушка Дэнни. Существует правило, что девушка зачинщика гонки должна давать старт заезду. Когда им выступаю я, мне всегда приходится выбирать какую-нибудь случайную девушку из толпы, потому что я никогда ни с кем не встречался – никогда не хотел серьезных отношений. Пару раз я пытался вытащить Эллу дать отмашку, но она всегда отказывалась, считая такое правило сексистским, хотя, по-моему, причина ее отказа состояла в беспокойстве: как бы люди не начали думать, что мы встречаемся, но многие и так уже думают.

– Ты же знаешь, что всегда можешь попросить меня остановиться, – напоминаю я ей – пусть знает, что ей ничего не угрожает. – Если ты испугаешься.

– Ты же знаешь, я не из пугливых. – Она снимает обувь и закидывает ноги на приборную панель.

Ее довольный вид вызывает у меня улыбку.

– Знаю, хотел убедиться.

Через несколько секунд девушка Дэнни резко опускает руки, и мы срываемся с места, посылая большое облако пыли в сторону зрителей. С каждой секундой заезда Элла все более расслабляется. Она откидывает голову назад и, закрыв глаза и вдыхая прохладный воздух, поступающий через окно, выглядит такой спокойной. Она такая красивая, чувственная и чертовски идеальная, и я едва не забываю, что участвую в гонке.

Затем я бросаю взгляд в окно и осознаю, что «Челленджер» заглох посреди дороги, и мы вот-вот врежемся в него.

– Черт, – бормочу я, когда переходя на пониженную передачу, раздается скрип, визжат покрышки и машину немного заносит. Понимаю, если я не справлюсь с управлением, может произойти что-то плохое. Такие ситуация происходят не впервые, но Элла – всегда первое, что мне вспоминается, и поэтому очень важно взять себя в руки.

– Миша ... – предупреждает Элла, когда я поворачиваю руль в сторону и снова понижаю передачу.

Машина идет юзом: задние колеса вихляют по грязи, и нас сносит вправо. Я задерживаю дыхание, когда мы совершаем резкий разворот вокруг «Челленджера» и едва не переусердствую, но прилагаю усилие и выпрямляю руль, стремясь прекратить занос. Мне удается сохранить контроль над машиной, но не время праздновать: впереди маячит тупик.

– Проклятие. – Я дергаю ручной тормоз и раздается визг шин.

Нас заносит, двигатель издает много шума, но машина находится полностью под моим контролем, и в конце концов мы устремляемся обратно к финишной линии.

У меня вырывается вздох облегчения, я выжимаю педаль акселератора до отказа, хотя «Челленджер» по-прежнему не двигается с места.

– Гнать или ехать медленно? – игриво уточняю у Эллы, ведь победа в гонке почти обеспечена.

Она хватается за ручку двери.

– Гнать, конечно же.

Я, не удивленный ее ответом, усмехаюсь и ударяю по педали газа, вызывая у нее смех. Фары ярким светом освещают перед нами грунтовую дорогу, за окном пролетают размытые контуры деревьев и темное небо. Я переключаю передачи и набираю скорость, люди разбегаются в стороны, опасаясь, что я не справлюсь с управлением – порой такое случается. Но я с легкостью преодолеваю финишную черту и выигрываю гонку. Элла выглядит такой счастливой, и возникшее между нами напряжение исчезает.

На моем лице расплывается дурацкая, глупая улыбка, которая вызывает у Эллы смешок; я откидываю голову на спинку сиденья, впервые за вечер расслабляясь.

– Черт, на мгновение я подумал, что врежусь ему в зад, – смеюсь я.

– А я нет, – произносит она, я поворачиваю голову и с сомнением смотрю на нее, продолжая улыбаться. – Что? Я знала, что ты его сделаешь.

– Мы его сделали, – замечаю я. – И мы заработали сотню баксов, которую поделим. – Я действительно очень рад победе и тем, что она со мной рядом и улыбается, в этом, в общем-то, и состояла затея. – Блядь, блядь, блядь, – чертыхаюсь я, взбодрившись и колотя по рулю.

Она фыркает от смеха.

– Ты такой болван. – Она еще немого посмеивается, и клянусь Богом, это самый удивительный звук, который я когда-либо слышал. Такой редкий и красивый смех, от которого мне чертовски сильно хочется прикоснуться к ней. Даже не задумываясь, как будто это самая естественная вещь в мире, я перегибаюсь через консоль и обнимаю ее.

На мгновение меня пробирает страх, что она набросится на меня: Элла ненавидит объятия, но в данный момент она вполне счастлива и в ответ прижимается ко мне – невольно я вдыхаю ее аромат. Он опьяняет, вместе с ее теплом и, Боже, я так увлекаюсь ею, что желаю прикоснуться к ней, поцеловать ее, быть внутри нее. Прежде чем успеваю осознать, я склоняю голову и прижимаюсь своими губами к ее губам. Сам не понимаю, зачем я это сделал – обычно веду себя более сдержанно, – но совершаю промах и понимаю это в ту секунду, когда наши губы соприкасаются, и она напрягается, резко втягивая воздух.

Меня охватывает паника и, до того, как она успевает что-либо сказать, я отстраняюсь и выхожу из машины. Я по-настоящему облажался, не только потому, что понимаю, как ее расстроит мой поступок, но и потому, что разрушил счастливый момент.

Дерьмо.

Я как могу тяну время: отмечаю победу и забираю деньги у Дэнни, а потом немного с ним болтаю о машинах и прочей глупой ерунде, но едва ли вникаю в разговор, пребывая в растерянности от ощущения теплых губ Эллы на моих губах. Да, знаю, что все испортил, но, боже, ее вкус был таким невероятным.

Кажется, что Элла сидит в «Шевиль» целую вечность, и затем, когда она наконец выбирается из машины, направляется к Рене и Келли и с ними зависает, хотя Рене ей совсем не нравится. Когда я сегодня разбудил Эллу, она явно пребывала в плохом настроение, но от моего поцелуя оно совсем испортилось.

Во время разговора с Дэнни ко мне сзади подходит Трикси, или как там ее, и шепчет на ухо, что нам следует отправиться к моей машине и побыть наедине. Я быстро обдумываю ее идею, но все мои мысли связаны с одной Эллой, и понимаю, что пора встретиться лицом к лицу с ее гневом. Я отказываюсь от предложения Трикси и следую к пикапу Итана, с которым препирается Элла, расположившись на бортике, а Рене и Келли распивают бутылку водки.

– Заткнись. – Элла упирает руки в бока, бросая на Итана убийственный взгляд. – Ты пытаешься затеять со мной ссору.

Итан качает головой, делая глоток пива.

– Не говори хрень. Ты просто в плохом настроении, как обычно.