Глава 16

Миша

После попойки мне херово, но было весело вместе с Итаном тусоваться, пить пиво и шоты, и я слегка увлекся. Даю себе слово, что ни при каких обстоятельствах не стану грубить Элле, и на самом деле в этом нет ничего сложного, особенно, когда при виде ее мне хочется сорвать одежду и оказаться внутри нее.

По дороге домой с мамой, нашим назначенным водителем, словно мы опять превратились в подростков, я не могу оторвать рук от Эллы. Я присасываюсь к ее шее, оставляя на ней засос, пальцы скользят к ее платью. Она дышит мне в кожу, уткнувшись лицом в мою шею, стараясь вести себя тихо. От нее пахнет водкой и ванилью, я купаюсь в этом аромате и желаю поскорей добраться домой, потому что едва ли продержусь долго.

Я отвлекаюсь только тогда, когда мы проезжаем мимо группы закутанных в пальто, шляпы и перчатки людей, стоящих на углу возле парка и распевающих во весь голос рождественские песни.

– Подожди минутку, – прошу я, наклоняясь вперед и хлопая по консоли рукой. – Останови машину.

– Господи, Миша. – Мама вздрагивает от удивления, но затем жмет на тормоз.

– Что случилось?

– Мы должны закидать их снежками, – произношу я, кивая головой на певцов, а затем щипаю Эллу за ногу. – Как мы делали это каждый год, когда были детьми. Своего рода традиция.

– Миша Скотт, – ужасается мама. – Это жестоко.

Но Элла заливается смехом.

– Я совсем забыла об этом. Помнишь, как-то раз я запульнула прямо парню в лицо, а потом он гнался за нами несколько кварталов.

– Из-за тебя мы постоянно попадали в неприятности, – усмехаюсь я. – Давай повторим.

На лице Эллы расплывается улыбка, и даже несмотря на то, что мы уже стары для подобных проделок, но оба достаточно пьяны, чтобы всерьез об этом задумываться. Мама жмет на газ и выруливает на дорогу, разочарованно вздыхая.

– Вы двое и ваши безумные идеи, – бормочет она себе под нос.

Я раздосадован ее отказу, но быстро забываю и принимаюсь вновь осыпать Эллу поцелуями, пока мы не подъезжаем к моему дому, и мама не выключает двигатель.

– Ребята, хотите, я вам что-нибудь приготовлю? – спрашивает она, когда мы выбираемся из машины. – Может вам стоит перекусить?

– Нет, не нужно. Еще раз спасибо, что приехала за нами. – Я отмахиваюсь от нее, и она издает вздох, когда я веду Эллу внутрь, даже не удосужившись подождать Лилу и Итана или выполнить ее просьбу вернуться обратно.

К тому времени, как мы добираемся до моей комнаты и закрываем дверь, я сгораю от нетерпения прикоснуться к Элле. Включаю лампу и без всякого предупреждения срываю с нее кожаную куртку и бросаю ее на пол.

– Сегодня у меня будет полно работы, не так ли? – заявляет она с озорным блеском в глазах, как будто это именно то, чего она хочет.

Я прищурившись смотрю на ее щеку и провожу по ней большим пальцем. На свету она кажется еще более покрасневшей и опухшей.

– Как сильно та девчонка ударила тебя?

Она пожимает плечами.

– Обычный удар. – Затем она хватает меня за подол рубашки и тянет к себе. – Но это не имеет значения. Я в ответ дважды ей вмазала, так что все в порядке, – произносит она и прижимается губами к моим с такой силой, что похоже, утром на них появятся синяки.

Мой язык проникает в ее рот, пальцы блуждают по ее волосам, телу, скользят под платье и проникают в трусики. Я чувствую ее изнутри, но всего лишь мгновение, потому что это все, что я могу принять. Затем вытаскиваю пальцы, стягиваю обтягивающее платье и бросаю его на пол. Она помогает мне снять рубашку, расстегивает пуговицу на джинсах, и я скидываю их. Замечаю, что она использует только левую руку и хочу узнать, повредила ли она другую во время драки. Только собираюсь спросить, как она расстегивает лифчик, и все мысли вылетают из моей головы.

Я грубо хватаю и приподнимаю ее, прижимаясь своими губами к ее губам. Она издает судорожный вздох возле моего рта, спиной врезаясь в стену. На пол летит лампа, когда я коленом ударяюсь о тумбочку. Комната погружается в темноту, лишь небольшое количество света просачивается внутрь от уличных рождественских гирлянд. Я провожу рукой по ее бедру, ощущаю ее кожу, исследую каждый дюйм ее рта языком, пока наши губы не распухают, и мне не требуется кислород.

Я отстраняюсь, но она со страстью всасывает мою нижнюю губу в рот, проводя языком по пирсингу и сводя меня с ума. Я издаю стон, когда она выпускает мою губу, прижимаюсь к ней, оставляя дорожку влажных поцелуев на ее подбородке и опускаясь ниже к шее. С нежностью покусываю ее кожу, пробуя на вкус, языком провожу по телу и цепляюсь пальцами за край ее трусиков, отчего она издает сексуальные хныкающие звуки. Я отстраняюсь от нее только для того, чтобы спустить их вниз по ногам, а затем сбрасываю боксеры. Только я наклоняюсь, чтобы снова ее поцеловать, как из гостиной до меня доносятся голоса. Мама смеется, а Томас говорит что-то очень громкое.

Элла и я останавливаемся, мы с трудом дышим, при каждом вдохе ее грудь впечатываются в мою.

– Может, нам стоит притормозить, – шепчет она и зажмуривается. – Хотя бы пока они не уснут. Они могут нас услышать.

– Ни хрена, – отвечаю я, пытаясь придумать, где мы могли бы шуметь так, чтобы нас никто не услышал. Я дотягиваюсь до своего iPod и включаю его, увеличивая громкость на песни «Change (In the House of Files)» Deftones, заглушая музыкой все голоса.

– Если мы их не слышим, то и они нас, – произношу я и снова прижимаюсь к ее губам.

Ее пальцы прокладывают обжигающую дорожку вверх по моей спине и запутываются в волосах, я хватаю ее за бедра, приподнимаю и без всякого предупреждения глубоко вхожу в нее. Мы хватаем ртом воздух, двигаясь синхронно и цепляясь друг за друга, как будто мира вокруг нас не существует. Звуки музыки то смолкают, то снова становятся слышимыми, я не могу ни на чем сосредоточиться, кроме нее и чувств, которые она во мне вызывает. Как-то пару лет назад мы с Итаном были в том же баре, что и сегодня, я тогда вернулся домой с девушкой, которая весь вечер ко мне подкатывала. Секс был бессмысленным – влечение, возбуждение, пот, жгучая необузданная страсть, которую я чувствую с Эллой, и в помине такого не было.

Не было ничего, а теперь все это присутствует.

После того, как мы приходим в себя, я аккуратно выхожу из нее. От слабости ее не держат ноги, и я переношу вес ее тела на себя. У нее вырывается изнеможённый смех, когда я подхватываю ее на руки и, спотыкаясь, иду к кровати. Укладываю ее и забираюсь к ней под одеяло.

Она устраивает голову мне на грудь и рисует сердечки на моей влажной коже.

– Я люблю тебя, – шепчет она.

Я закрываю глаза и теснее прижимаю ее к себе.

– Я тоже тебя люблю.

Мы обнимаемся и проваливаемся в сон, как делали много раз, когда были моложе. Собственно, вместе засыпать мы стали приблизительно с тринадцати лет, в тот раз мы проторчали весь вечер в моей комнате, и Элле не хотелось возвращаться домой, потому что она скрывалась от своей семьи. Я позволил ей спать в моей постели со мной, не потому, что был извращенцем, а потому, что мне нравилось ее присутствие рядом, да и мне не хотелось, чтобы она вернулась в свой дом. Мама работала в ночную смену, и я знал, что нас не поймают с поличным. Та ночь была лучшей за долгое время, и с тех пор спать вместе вошло у меня в привычку. Мы чередовали ночевки в наших комнатах, а порой оставались спать в домах других людей, на скамейках в парке, а иногда даже в моей машине.

Машина стала моим любимым местом, так у меня был повод находиться близко к ней. Да, много удивительных вещей произошло в этой тачке. Все, что нам с Эллой надо было – это она, я и моя машина, и мы были счастливы, что бы ни подбрасывала нам жизнь, даже если Элла злилась на меня. Мы участвовали на ней в гонках. Целовались в ней. Не выпускали друг друга из объятий, как делаем это сейчас.

Я улыбаюсь нахлынувшим на меня воспоминаниям. И засыпаю с мыслями о той ночи, которая началась с драки из-за украденного поцелуя и закончилась тем, что мы заснули вместе, расплющенные на водительском сиденье.

Та ночь действительно началась дерьмово, но в конце концов она оказалась одной из лучших ночей в моей жизни.