1

Очнулся я в больнице. Как мне объяснили потом — успел напоследок набрать номер Вячеслава. Он-то и сидел рядом со мной, когда я пришёл в себя.
Славик вообще оказался очень надёжным парнем. Хотя, казалось бы, я тогда ещё был ему никем, он не только приехал и забрал меня, но и проследил, чтобы доставили меня куда нужно. Оказался я в платном отделении Склифосовского, и если бы не это — чёрт его знает, когда бы вообще встал на ноги.
Даже так сложилось всё не очень удачно — перелом шейки бедра, внутреннее кровотечение, сломанная рука и множественные ушибы. Отделали меня по полной программе, и в постели мне пришлось провести несколько месяцев.
Вот и все планы, вот и бизнес, вот и лёгкие деньги на стритрейсинге.
Хуже было то, что они подкрепили свою угрозу ещё одним нападением — сломали руку отцу. Ничего, кроме как запугать они не хотели, потому всё обошлось относительно легко, но я всерьёз не знал, что делать дальше, уже когда лежал в больнице. Рисковать отцом ради Макса — это был какой-то идиотский выбор. Но и предать Макса ещё раз я не мог.
Судьба решила всё за меня.
Я попросил Пашку, который почти сразу же появился у меня в больнице, очень осторожно пробить квартиру, где жил Макс. Через два дня Пашка сказал, что она пустует.
Я не поверил. Бил кулаками по матрасу и кричал, что он просто не хочет, чтобы мы были вместе. Но когда меня всё-таки выписали, оказалось, что Пашка не врал — квартира Макса пустовала несколько месяцев, а затем туда въехали новые жильцы.
Вот такая, бля, красивая любовь.
Внутри осталась только пустота.
Бизнес мы всё-таки открыли. Пашка с отцом взяли всё на себя, и когда я попытался вникнуть в их дела, оказалось, что нужен я только для того, чтобы подписывать документы. Пашка сам наладил поставки, нанял людей и привёл первых клиентов. Потом уже я подтянул тех, кому обещал тюнинг на Базе, но в принципе дело и без того шло неплохо.
Я был никому не нужен. Часами валялся под капотом, но даже не пытался что-то подкрутить — всё, что было внутри, вытекло наружу, как будто воздух из лопнувшей надувной лодки.
А потом на меня накатила злость. Тошно стало от того, во что я превращаюсь. Раньше, когда я работал целыми днями — времени думать об этом просто не было. А теперь, когда времени появилось море, и нельзя было заполнить его ни Яном, ни гонками, я вдруг абсолютно чётко осознал, что мне двадцать пять, а я не сделал ничего. В детстве было столько надежд, столько желания побеждать… А потом всё пошло как-то под откос. Ну, да, я открыл бизнес — но скажем честно, вся моя заслуга была в том, что я заработал немного бабок, чтобы внести начальный капитал. Заработал на гонках. Как ни крути, а всё к этим гонкам сводилось, и тогда-то я вспомнил про предложение Вячеслава.
Я позвонил ему и спросил — в силе ли оно. Вячеслав хмыкнул, но сразу ответа не дал. Перезвонил вечером и сказал, что место в команде есть.
Я приехал на трек, где меня осмотрели со всех сторон сначала врачи, потом ребята в форме команды. Вопросов мне не задавали — просто провели на трек и затолкали за руль. Я дал газу и намотал показательные десять кругов по треку.
Славик с Кристианом, нашим директором, о чём-то пошушукались, поспорили и предложили мне прийти утром.
Утром на треке кроме меня было ещё двое гонщиков — сам Славик и ещё один парень моих лет. У него были тёмные волосы и приятное загорелое лицо, но держался он с таким ледяным высокомерием, что с первого взгляда пропадало желание узнать его получше.
Нам предложили занять места. Стартовали мы в ряд и должны были сделать десять кругов. Я несколько раз выходил вперёд, но машина была незнакомая, как и трек, так что пришёл я в итоге только третьим. Первым был Славик, а мы шли сзади почти нос к носу.
Кристиан вынес вердикт — мне предлагалось отправиться в автошколу.
Было большое желание фыркнуть, но я сдержался, а Славик потом объяснил мне, что ничего особенного в сущности не произошло, и меня, напротив, признали — иначе гнали бы в шею.
— Ты хорошо водишь, — повторил он то, что я уже слышал, — но у тебя дворовые замашки. Ты знаешь пару трюков — и всё. Будь у нас команда поменьше — могли бы сразу выпустить на трек, и набивай шишки, но у нас слишком серьёзные спонсоры, чтобы так рисковать. По сути, других вариантов и не было — тебе нужно учиться.
Я сдался. Но вот этот парень, который пришёл со мной нос к носу, всерьёз застрял у меня в голове. Его взяли сразу, хотя я бы не сказал, что водил он намного лучше. Если бы мы делали две победы из трёх, вполне может быть, что я бы его и сделал, но шанс был только один, трек чужой… Короче, оправданий можно было найти сколько угодно, но все они не меняли сути, — я проиграл.
Учился я полгода. Мне выделили инструктора — залётную итальянскую птичку Рикардо Конти. Славик, впрочем, частенько приходил проведать меня и навернуть со мной пару кругов.
Я медленно забывал про Макса. Всё реже ходил к его дому и уже почти не пытался звонить.
У меня снова было то странное чувство непонимания, незавершённости… Кто кого бросил? Ведь в сущности, что между нами было? Макс сказал, что ушёл от Руслана, а на следующий день вернулся к нему. Меня же избили — и в общем-то не факт, что без его помощи.
Макс любил деньги. У меня денег не было. Я очень живо мог представить себе, как он в последний момент меняет решение — так же, как поменял его, после просьбы матери Руслана.
А главное, я ничего не мог сделать. Квартира пустовала до декабря, а потом там поселилась парочка молодожёнов. Так же было и с телефоном — спустя полгода по нему наконец ответили, но это был не Макс, а какая-то усталая женщина.
Не было слышно ничего и о Руслане. На Базе он больше не появлялся, а других общих знакомых у нас с Максом не было.
Вот и всё. Будто сон. Вспыхнул, перевернул мою жизнь с ног на голову и исчез.
Он исчез, а мне нужно было жить дальше, и я жил, как умел.
Скучал по Яну и то и дело думал — не стоило ли мне остаться в тех днях, похожих один на другой, когда я ещё не знал вкуса адреналина, когда быт мой был налажен, и сам я был почти что счастлив.
Только и туда дороги больше не было.

***
Виктор докурил сигарету и опустил окурок в пепельницу.
— Вот и всё. Вся, блядь, огромная любовь, — повторил он и посмотрел на меня.
Я некоторое время молчал.
— Вы вините себя?
Виктор пожал плечами. Встал, убрал руки в карманы и прошёлся по комнате.
— Сейчас — да. Виню. Наверное. Если честно, я не знаю. У меня в голове этакий клубок из чувств, каждое из которых противоречит всем другим. Я люблю его. Я ненавижу его. Я не могу без него и не могу быть с ним. Я обязан ему всем — и я обязан ему тем, что моя жизнь рухнула. Он… Он тоже потерял всё из-за меня.
Он замолчал и остановился у окна.
— Тогда я злился. Не знаю на кого. Собственно, сначала была апатия, но в какой-то момент пришла мысль — да какого хера? Всю свою долбаную жизнь я жалел о том, что не смог что-то ему дать. А кто я такой для него, чтобы давать ему? Чтобы защищать его? Я же не прошу защищать меня, я делаю ошибки и отвечаю за них сам. А он… Ну разве не сам он связался с Русланом? Разве не сам он решил уйти от него? Если вообще решил… Он давно уже перестал быть тем одиноким мальчиком, которого я встретил в школе — так я думал тогда. Он вполне мог сам решить свои проблемы. Да и какого хера… у него всегда этих проблем было в десять раз больше, чем у меня. Из-за него я вылетел из спорта. Из-за него я потерял Яна. Из-за него я полгода пролежал в больнице. Всё. Стоп.
Он приложил пальцы к вискам, потёр их, а затем резко зачесал ими волосы назад.
Виктор повернулся ко мне — и впервые за всё время наших встреч он выглядел спокойным — только спокойствие это всё ещё скрывало клубок противоречивых чувств. Они плескались в его глазах, я видел это абсолютно отчётливо.
— Он довёл меня. На сто процентов довёл. Я так хотел его, как не хотел в жизни никого. И эта жажда свела меня с ума. Я так думаю. Мне нужно было отказаться от него, как отказываются от наркотика, но я не смог и привык. А теперь… видимо, у меня ломка, потому что я не могу без него. Вот только то, чем стал теперь Макс, не даёт мне и капли прежнего кайфа. Раньше он был удовольствием, смешанным с болью, но с годами боль становилась всё сильнее, а удовольствие исчезало, пока не исчезло совсем. Я наркоман. И мой наркотик зовут Максим.
Я потёр переносицу.
— Вить… вы действительно слишком долго не можете его забыть. Сколько лет прошло с тех пор?
— С тех пор… пять лет.
— Вы же говорили, что почти забыли его.
— Да. Я почти его забыл. Я не буду врать, что помнил его всегда. Было время, когда я был счастлив.