Черт побери, здесь не было того, чего не могли бы исправить несколько коктейлей. Заметив, что мой телефон на ночном столике загорелся сообщением, я проигнорировала его. Вместо этого подтянула чемодан к кровати, чтобы начать собирать вещи всерьез.

Поездка была настолько хаотичной, что я даже не следила за тем, что нужно было постирать, поэтому, с одинаковым пренебрежением, все было запихнуто в квадратную черную сумку настолько эффективно, насколько это было возможно. Когда я бросала туда вещь за вещью, моя рука схватила одну, которая показалась мне незнакомой. Это была тяжелая, мягкая толстовка Ноа, та, которую он получил в первом туре «Rising End» и с тех пор хранил ее у себя. Ту самую, которую он дал мне на пляже.

Это было все, что у меня от него осталось. Было странно осознавать, как быстро все произошло, несмотря на то, как глубоко я все еще чувствовала его в своей душе. И пожалела, что не оставила ему что-то свое. Что-нибудь такое, что он мог бы увидеть сейчас и вспомнить обо мне. Хотя нечто подобное могло причинить ему боль, а это последнее, чего бы я хотела.

Вид его толстовки причинил мне боль. Но это была совсем не та вспышка боли, которая охватила меня, когда я поднесла мягкую вещь к лицу и вдохнула запах Ноа, смешанный с влажностью и землей. Я не была рядом с ним уже несколько дней, и все же запах был настолько сильным, настолько узнаваемым, что я упала в рыданиях на край гостиничной кровати, потому что почувствовала, что он был в комнате со мной. Я рыдала, уткнувшись в толстовку Ноа, пока у меня совсем не осталось слез. Мои глаза опухли и покраснели.

Медленно я попыталась взять себя в руки. С некоторым раздражением запихнув одолженную вещь в чемодан, я встала. Но не успела сделать и пары шагов, прежде чем снова оказалась возле кровати. Вытащив толстовку, натянула ее через голову. Тепло разлилось по моему телу, и теперь запах Ноа окружал меня. Это причиняло боль, но мне было плевать.

Краем глаза я заметила, что экран моего телефона снова загорелся. На этот раз это был звонок. Я подняла трубку и, ожидая увидеть Стива, удивилась, когда вместо него на меня с экрана уставилась Домино.

— Что случилось? — ответила я с легким сопением.

— Правильно ли я предполагаю, что ты опаздываешь на свой рейс? — сказала она с улыбкой в голосе.

— Я м-м-м... — мой мозг был слишком затуманен от слез, чтобы придумать даже быструю легкую ложь.

Домино просто рассмеялась.

— Я говорила тебе раньше, что судьба собирает кусочки пазла неожиданным образом. Сегодня, моя девочка, твое кажущееся бунтарским отвращение к тому, чтобы быть вовремя, сработало в твою пользу, так что найди какого-нибудь бога, чтобы поблагодарить его.

— Кто это? — спросила я, только наполовину шутя. — Ты поздравляешь меня с безответственностью, я чувствую себя так, словно пропустила здесь одну из самых крутых сцен. Что происходит?

— Ты готова?

— Готова для чего?

Я практически видела, как Домино ерзает на своем стуле, как она всегда делала, когда волновалась. Эта женщина никогда не могла скрыть свою страсть.

— Я только что разговаривала по телефону с Гэвином Джонсом.

— Гэвин Джо...

Я вспомнила даже не успев закончить свой вопрос. На мгновение мое сердце перестало биться.

— Гэвин Джонс, менеджер «Cut Up Angels». Он хотел поговорить лично со мной.

С тяжелыми трясущимися ногами я села на кровать. Все, о чем могла подумать, это то, что Ноа сказал Гэвину, кто я такая, и Гэвин, всегда бывший сторожевой собакой для Ноа и мальчиков, позвонил Домино, чтобы разорвать меня на кусочки и исключить из списка тех, кто когда-либо снова работал бы в этой индустрии. Но я никак не могла применить эту теорию к тому, как радостно и взволнованно звучал голос Домино. Неужели она действительно будет так рада, если я уйду?

— Ч-чего он хотел? — спросила я.

— Ноа Харди захотел, чтобы мы взяли его первое интервью о фестивале. Он говорит, что у него есть информация, которую публика еще не слышала, и хочет, чтобы мы были теми, кто представит ее им – эксклюзивно. Каждый гребанный выпуск новостей, который захочет поговорить о Ноа Харди, должен будет ссылаться на твое авторство.

Время остановилось. Все что я могла слышать, это дыхание в моей груди.

— Он... он что?

— В частности, Лорел, Ноа Харди просил поговорить с тобой. И только с тобой. Таковы были условия его интервью.

Сердце бешено колотилось, слова Домино с трудом укладывались у меня в голове.

— Это ведь шутка, да? Ноа хочет поговорить со мной, хочет дать мне интервью?

— Если ты все еще в городе, он хочет сделать это сегодня.

— Да, я еще здесь. Я... я сделаю это. Конечно, я сделаю это.

— Конечно, ты сделаешь это, — повторила она. — Я не припомню, чтобы предлагала тебе выбор. Ты готова записать инструкции?