– О, да? – говорю я. – Мне казалось, что вам, мозгоправам, нужно информировать о дерьме, если я сообщу о своём желании причинить вред кому-то другому или себе.

Я невесело усмехаюсь.

Фелиса улыбается мне и кивает.

– Может быть, – говорит она, – если я работала бы в клинике или беспокоилась о потере лицензии.

– Я думал, ты рассказываешь Ринальдо всё, что услышишь, – говорю я ей. – Ты ведь на него работаешь.

– Да, работаю.

– Ну, раз он босс, ты не должна от него скрывать всякое дерьмо, – вынудить её перейти к обороне – рискованный шаг, но если получится, то она поверит всему, что я скажу потом.

Она смотрит на меня, не отводя взгляда. Я могу прочесть все мысли в её голове так же легко, как если бы они были написаны на её лбу. Она думает, что я пытаюсь увести разговор в сторону – отвлечь внимание от самого себя. Она терпеливо и молча ждёт, когда я вернусь к сути.

Я глубоко вздыхаю.

– Я очень давно ни с кем об этом не говорил, – сообщаю я ей. – Некоторое время назад у меня был психиатр, но сейчас я с ним не встречаюсь.

– Буду рада выслушать всё, что ты захочешь рассказать, Эван.

Облизываю губы, стремясь выставить свою нервозность. Кидаю взгляд на открытую дверь офиса и морщу лоб.

– Ты хочешь, чтобы я закрыла дверь? – спрашивает она.

– Да... ну, вообще-то, – делаю я паузу и смотрю на неё, – не возражаешь, если мы куда-нибудь поедем? Хрен его знает, кто сюда может войти.

– Конечно, – соглашается она, снова улыбаясь. – Куда отправимся?

– Моя машина снаружи. Может, просто немного покатаемся?

– Было бы здорово.

Нет, здорово не будет, но это необходимо.

– Я хотела бы узнать тебя поближе, – говорит она, когда я открываю пассажирскую дверь «камаро» и беру её за руку, чтобы помочь сесть внутрь.

Фелиса улыбается мне, а я закрываю дверь и сажусь с другой стороны.

– Хорошо, что ты уже знаешь? – спрашиваю я, включив заднюю скорость.

– Я знаю, что ты служил в морской пехоте, и знаю, что с тобой там случилось.

– Да, – облизываю я губы. Понимаю, что придётся поговорить о конкретных вещах, но только лишь для того, чтобы попасть туда, где я хочу быть. Мне нужно, чтобы она была сосредоточена на себе, а не на том, куда я еду.

– Когда тебя захватили в плен люди, которые точно не следуют никаким правилам обращения... – она позволяет своему голосу смокнуть.

– Нет, – говорю я, и у меня вдруг пересыхает в горле, – они ничего такого не делали.

Выезжаю на главную дорогу и направляюсь на юго-восток.

– Можешь рассказать мне об этом немного?

– Меня сильно избивали, – смеюсь я, и раздавшийся звук слишком громкий для маленькой машины.

– Уверена, что так и было, – она больше ничего не говорит, только смотрит на меня и ждёт.

– Большую часть времени они держали меня в яме, – говорю я ей. – Просто в яме, в песке, связанным, под палящим солнцем.

– Должно быть, это было ужасно.

Я крепче стискиваю руль. Если бы мне полагалась пуля за каждый раз, когда кто-то говорил мне те же самые слова, я мог бы положить половину города.

– Это то, из-за чего я просыпаюсь посреди ночи. Я просыпаюсь, думая, что всё ещё там.

– Многие люди, оказавшиеся в таких ужасных обстоятельствах, иногда думают, что их реальная жизнь – это сон, и что на самом деле они всё ещё находятся центре событий, которые с ними произошли.

– Я понимаю, что реально, а что нет.

– Конечно, понимаешь, – Фелиса наклоняется вперёд на сиденье и поворачивается ко мне. – Но иногда ты можешь почувствовать, что происходящее сейчас нереально. Когда ты только просыпаешься, какая твоя первая мысль?

– Кто там? – ответ слишком быстрый, чтобы быть нечестным. И звучит как вторая часть детской шутки.

– Кто где́? – спрашивает она.

– Кто со мной в комнате, – говорю я. В висках начинает пульсировать боль. – Кто в моей постели.

– Как ты думаешь, кто там?

Костяшки пальцев становятся белыми. Я не ожидал, что придётся вдаваться в такие подробности, но её голос спокойный и обнадёживающий. С её стороны такой тон носит преднамеренный характер, но понимание этого не мешает её голосу оказывать на меня воздействие.

– Мне страшно, когда я один, – я едва слышу свои слова. – Меня оставляли на несколько дней в одиночестве. Ни воды, ни еды – только песок и жара.

Я отлепляю пальцы от руля и вытираю губы тыльной стороной ладони. Рука становится влажной от пота. Я прерывисто выдыхаю и чуть не пропускаю нужный съезд.

Мне нужно вернуть контроль.

– Что ты делаешь, когда просыпаешься? – тихо спрашивает Фелиса.

– Ничего.

– Ничего? – она замолкает, но у меня нет другого ответа. – Ты снова засыпаешь?

– Если со мной проститутка, то да.

Она кивает, и её глаза светятся пониманием. Ринальдо рассказал ей о моей ночной жизни.

– Когда кто-то есть в твоей постели, это помогает тебе выспаться.

– Почти всегда.

– Думаешь, когда ты понимаешь, что не один, это помогает тебе вернуться из сна обратно в реальность?

Я никогда не задумывался об этом, но что-то в её словах звучит правильно.

– Полагаю, что так, – я гляжу на неё, ожидая на её лице отчасти самодовольный взгляд, но его нет. Она не осуждает меня и не чувствует себя вправе задавать свои вопросы. Её кисть дёргается, как будто Фелиса хочет протянуть свою руку и прикоснуться к моей, но она не двигается. Её взгляд мягкий – заботливый.

Но в нём проскальзывает намёк на жалость. Этого достаточно, чтобы вывести меня из транса, вызванного воспоминаниями. Я съезжаю с автострады на узкую улочку.

– Не думаю, что я когда-нибудь бывала здесь, – говорит Фелиса. – Где мы?

– Это небольшой природный парк к западу от города. Здесь хорошее место для отдыха.

Мы проезжаем чуть дальше, прежде чем я сворачиваю направо на грунтовую дорогу. Вокруг никого нет, а деревья вокруг нависают над нами. Некоторые из них задевают автомобиль, и я надеюсь, что они не оставят на кузове царапины.

И мне всё ещё нужно снять эту чертову наклейку.

– Настоящая глухомань, – замечает она.

– Подходящее место, где можно ото всего спрятаться, – я оглядываюсь на неё и криво улыбаюсь. – К тому же здесь обычно довольно влажно и сыро. И никакого песка.

– Ты до сих пор испытываешь желание сбежать, Эван?

Она по-прежнему прилагает максимум усилий. Я должен выразить ей за это заслуженное уважение.

– Пожалуй. Иногда мне просто нравится иметь дело с другими вещами, которые меня расстраивают. Например, как сегодня.

– Что тебя сейчас расстраивает? – её тон немного изменился. Доверие немного понизилось. Она отводит от меня взгляд и смотрит через окно на лес.

Я сбавляю скорость «камаро», останавливаюсь на краю леса и протягиваю руку назад за своей сумкой.

– С тех пор, как я ушёл, очень многое изменилось, – говорю я ей. – Появились новые люди, и я не знаю, кому могу доверять. Доверие – это для меня очень серьёзная вещь. Некоторые думают, что они могут просто явиться и попросить кого-то за них поручиться, но я знаю, что взгляды под влиянием красноречивого политикана могут измениться. Легко увязнуть в других проблемах и забыть, с кем разговариваешь. Я защищаю Ринальдо и его семью, но не знаю людей, близких к нему... ну, это меня беспокоит.

– Я заметила, что вы с Поли, похоже, не ладите.

– Поли беспечный и не очень умный, – говорю я, – но верный. Глупый, но верный.

– Хорошо, что ты на стороне Ринальдо.

– Я всегда буду защищать Ринальдо, – заявляю я, усмехнувшись. – Частенько он не понимает, от чего я его спасаю, но такое всё ещё случается.

Сдёрнув сумку с коленей, я вылезаю из машины и открываю дверцу с пассажирской стороны. Заглянув внутрь, я беру Фелису за руку и, перекинув ручку сумки через плечо, начинаю тащить её наружу.

– Эван? – замирает в нерешительности Фелиса и тянет свою руку назад. – Куда мы собираемся идти?

– На моё любимое место.

Она колеблется, и я вижу в её глазах намёк на страх. Кажется, она, наконец, понимает, что не может мне доверять, и она права. Сейчас уже слишком поздно, но она определённо права.

– Думаю, я хочу вернуться.

– Серьёзно? – спрашиваю я и тяну её чуть сильнее. Она хватается за ручной тормоз, чтобы не дать мне вытащить её из машины.

– Я не заметила, как далеко мы уехали, – она смотрит назад через плечо на пустую дорогу. – Уже поздно, и Ринальдо начнёт волноваться, почему я с ним не встретилась.

– Ринальдо не просил тебя встретиться с ним сегодня, – говорю я ей. – Он проводит столь необходимое ему время со своей женой.

Я протягиваю руку, отцепляю пальцы Фелисы с ручника и вытаскиваю её из машины. Закрываю дверцу, толкнув её бедром, чтобы всё время крепко держать Фелису за руку. У неё до сих пор взгляд, как у оленя в свете фар, но она быстро начинает соображать.

– Эван... что ты делаешь? – она обхватывает своей рукой мою, пытаясь оттянуть пальцы.

– Только то, что нужно сделать, Фелиса. Ничего личного, – громко смеюсь я. – Вообще-то, это полная и абсолютная ложь. Это личное. Совершенно личное.

– Ринальдо знает, что ты со мной?

– Нет. И никогда не узнает, ты просто исчезнешь. Если тебя найдут, я абсолютно уверен, что в этом обвинят банды. Этих ублюдков.

Я щёлкаю языком и качаю головой.

– Эван... Эван, пожалуйста! – тщетно тянет она меня за руку. – Я не знаю, что такого сделала, чтобы тебя расстроить. Я предана Ринальдо. Клянусь! Не уверена, что ты понимаешь, какие у нас отношения…

– О, поверь мне, – останавливаюсь я и поворачиваюсь к ней, – я точно знаю, что между тобой и Ринальдо происходит. По-твоему, почему ты здесь? Ты думала, я тебя тоже осчастливлю своим членом?

Я хватаю её за руку и протаскиваю по тропинке через заросли кустарника у обочины. Через несколько метров в лесу открывается поляна. Впереди вырисовывается большая яма, вырытая в центре поляны.

– Эван! Эван, нет! – сейчас Фелиса начинает бороться со мной по-настоящему. Её ногти больно впиваются в мою руку, когда она пинает меня по ногам. Она крутится и выворачивается, но я её держу крепко. Она только замедляет моё продвижение в направлении ямы.

Фелиса кричит так громко, как только может, и я позволяю ей это делать до тех пор, пока она не начинает хрипеть.