Изменить стиль страницы

Глава 49

Майкл

Кэл погрузился в странное настроение по дороге назад в Красное Перо. Он был тихим; внимательным, дружелюбным, но не кокетливым и не веселым. Он был лишь наполовину собой обычным, и я не мог понять: связано ли это с нашим разговором о его вере, или с тем фактом, что я практически переезжаю к нему, или с моим статусом бывшего сотрудника агентства «Мир Вечеринок». Я слегка улыбнулся своей собственной шутке. А Кэл даже не спросил, что смешного.

Той ночью он едва ли коснулся меня. Когда я набрался смелости, чтобы подвинуться к нему поближе, он перекинул руку через мою спину и уснул.

На следующее утро, однако, Кэл разбудил меня почти болезненным интенсивным минетом, в котором так глубоко погрузил меня в свое горло, что хотелось кричать. Затем он попытался выбраться из кровати, так и не кончив. Я обвил его ногой и обхватил одной рукой его член, погрузив другую в волосы.

— Позволь мне, — взмолился я.

И Кэл сдался. Он закрыл глаза, прижал руки к матрацу по бокам и завис надо мной, пока я дрочил ему. Он кончил с таким вымученным стоном, словно я причинил ему боль.

Но после его настроение выровнялось. Мы тренировались, принимали душ, и Кэл обнимал меня. Я бы заплатил любую цену за возможность узнать, что происходит в его голове, но вопрос об этом мог снова оттолкнуть Кэла, а его мрачное настроение беспокоило меня.

Стоя на крыльце с кофе и сигаретой в руке, он произнес:

— Иногда мне кажется, что эти мои желания похожи на зависимость. Если бы я не потакал им, они могли бы исчезнуть.

Я притворился, что его слова не беспокоили меня.

— Какие бы ты тогда хотел отношения со мной? В идеале, я имею в виду. В том случае.

— Тесное дружеское общение. Привязанность. Ничего интимного.

— Я могу попробовать, если это поможет тебе. Мы можем сделать это.

— Правда, сможешь? — задумчиво спросил он.

Я кивнул.

— Тогда ты сильнее меня. — Он потушил сигарету, обхватил меня за шею и поцеловал в макушку. — Потому что я не смогу.

Наши дни превратились в рутину. Мы просыпались и работали, принимали душ и завтракали, читали, писали и разговаривали в течение дня. Кэл готовил еду. Несколько раз он возил меня в закусочные или небольшие ресторанчики, которые ему нравились. В тех местах мы говорили только о его книгах или о жизни. В этих случаях я не был его любовником, я был журналистом. Но дома он тянулся ко мне, когда хотел. Мог отбросить в сторону свою книгу и выдернуть меня из кресла, или забраться на меня в постели, или прижать к кафелю в душе.

Были также и нежные моменты, которые удивляли меня больше, чем его страсть. Иногда Калеб ловил меня за руку или укутывал в свои объятия, целовал или пробегал пальцами по моим волосам. Я стал позволять себе инициировать эти моменты. Когда я хотел быть к нему ближе, то присоединялся к нему на диване и сворачивался у него под боком, или седлал его бедра. Кэл никогда не отталкивал. Он чаще всего вздыхал и произносил мое имя. Ему нравилось властно сжимать мои волосы, прикасаясь ко мне. Ему нравилось, когда я втягивал в рот его пальцы, пока он был внутри меня.

Слова для статьи о нем выплескивались волнами так, будто они фильтровались и копились внутри неделями. Я вплел информацию о новом романе с осторожным повествованием о жизни Калеба Брайта сейчас и ранее. «Дом Веры» был тем ключом, который мне был нужен, – что-то увлекательное и правдивое, не связанное с кошмарной историей о Джейми, – чтобы создать основу для статьи.

Но заключение романа, в котором у Абигэйл случился срыв, и она попала в психиатрическое отделение, беспокоило меня на личном уровне. Это напомнило мне о том, что Кэл рассказал о своей вере, – что это было похоже на его скелет, и он разрушится без нее – и меня возмущала эта мрачная перспектива, потому что я хотел, чтобы он был свободен. Я представлял себе, как вырываю его из социально навязанной клетки. Но это представление полностью изменялось, если клетка становилась чем-то, что я должен был вырвать с корнем из Кэла.

— Не могу смириться с твоим окончанием романа, — наконец сказал я ему однажды. Мы сидели на наших обычных местах, – Кэл на диване, я в кресле, потому что близость была главным отвлекающим моментом, – и он зависал в своем ноутбуке. После трех дней моего постоянного присутствия, мне показалось, он начал писать. Он печатал и смотрел в пространство, что-то нашептывая самому себе.

— Хм? — Он оторвал взгляд от своего MacBook.

— Я об этом. — Я указал рукой на рукопись. — Абигэйл сломлена. Мне это не нравится. Я хочу, чтобы она добилась успеха без своей семьи. Я знаю, что она делает неправильный выбор, когда убегает от них, но я хочу, чтобы она... победила, я думаю.

— О, ты хочешь счастливый конец.

Улыбка сверкнула на его губах.

— Нет, если это окажется сентиментально. Я просто думаю, что это будет более приятным.

— Майкл, весь смысл истории в том, что Абигэйл ломает веру в то, кем она является. Она не может победить. Ее семья и ее вера – это ее личность.

— Однако люди меняются. Жизнь – и есть перемены. Я имею в виду, что, к примеру, верил в Санту и Зубную фею, когда был ребенком. Но то, что я перестал это делать, не разрушило меня.

Кэл усмехнулся:

— Бог – немного более впечатляющ, чем Зубная фея.

У него было хорошее настроение, и тогда что угодно заставляло его улыбаться. Я решил использовать это.

— Должен ли я ревновать?

— К Богу?

— Да. К твоему явному увлечению им.

— О, абсолютно точно, — ухмыльнулся Кэл и вытянулся на диване. Я всегда позволял ему занимать диван, потому что он любил читать, даже рисовать и писать лежа, что усыпило бы меня. — Мы преданы друг другу. Как я уже говорил – Он впечатляет.

— Расскажи мне больше.

— О Боге? Хорошо. Он... Его богатство находится за пределами твоих самых диких фантазий. Красивый, могущественный, пугающий. Страстный. Созидательный, понимающий. Добрый. Невероятно требовательный и ревнивый. Он не делится. Он не меняется. Его решения вечны.

— Значит, Он – Кристиан Грей (Прим. пер.: главный герой книги/фильма «Пятьдесят оттенков серого»)?

Кэл засмеялся и покачал головой.

— Если эта ассоциация поможет тебе представить Его, то конечно. Но, в отличие от этого парня, Бог реален и на самом деле достоин уважения и восхищения. Он также искренне одержим нами, по непонятным для меня причинам. — Он прижал палец к губам. — Полагаю, у твоего сравнения с Кристианом Греем есть свои преимущества.

Я попытался на мгновение изменить свое видение Бога с бородатого старца в облаках на богатого, привлекательного, доминирующего генерального директора. Генеральный директор Вселенной? Впрочем, бизнесмены никогда не впечатляли меня, так как большинство из них оказывались жадным и практически чокнутыми.

А вот Кэл впечатлял. Он также подходил под большинство описанных им пунктов: красивый, могущественный, страстный, созидательный, умный, добрый, иногда пугающий. Я пристально разглядывал его, наклонив голову.

— Я никогда не думал о Боге в таком ключе, — признался я.

Кэл улыбнулся и закрыл глаза.

— А я никогда не думал о Нем иначе.