Глава 1

Кейди

Наши дни

В воздухе стоит тошнотворный тяжелый запах сигарет и дешевого пива. Я всегда могу точно сказать о нем все лишь по одному взгляду, брошенному на меня. Ключи разбросаны по дому — как будто он намеренно их оставляет. Чтобы подразнить меня и переспать со мной. Полупустая пачка сигарет. Пустая банка пива смята и брошена на кухонном столе. Рядом с ней на деревянной столешнице выцарапано его имя. Глубоко. Раздраженно. Неидеально.

Норман.

Бисеринки пота появляются над моей верхней губой, и я несусь к входной двери, стараясь не вдыхать эту вонь. В тот момент, когда я распахиваю дверь, прохладный весенний ветерок обдувает меня и отрывает мои влажные волосы от липкой шеи.

Поверить не могу, что мне все же удается избегать его, когда он бывает здесь. Я всегда боюсь, что он найдет меня. Что утащит наверх, в мою спальню. Стянет с моего худенького тела пропитанную потом одежду. Что станет издеваться надо мной, как делает это с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы произносить слово «папа».

* * *

Пронзительный гудок велосипеда выводит меня из оцепенения. Я неловко машу Кристоферу, двенадцатилетнему мальчику, живущему чуть дальше по улице. Он машет мне в ответ, но я замечаю, с каким усилием он работает ногами. Кристофер ускоряет свой велосипед, чтобы как можно быстрее проехать мимо моего дома. Прочь... от меня.

Этот мальчик, как и большинство моих соседей, меня не любит. Некоторые, возможно, меня даже боятся. Но это совсем уж смешно. Я всего лишь сломленная девушка двадцати девяти лет от роду. А не какой-то там монстр.

Отшельница.

«Я им покажу!»

Когда-то кое-кто мог вытащить меня из моего печального мира, показать, что даже сквозь осколки может светить солнце, и позволить мне почувствовать настоящую любовь. Жизнь, в свое время, была настолько совершенна, насколько это вообще возможно для меня.

Когда-то у меня была надежда.

Но потом он тоже меня бросил.

Не то, чтобы я виню его. На его месте я бы тоже бросила себя. Но все равно больно. Нет, это ранило меня до глубины души, черт возьми. На самом деле, нет такого слова, которым можно было описать мои чувства, когда он ушел.

Часть меня умерла.

Сгорев и обуглившись.

Чтобы просто отдаться ветру, который разбрасывает песчинку за песчинкой.

* * *

В животе урчит. Интересно, тетя Сьюзи или Агата уже побывали в продуктовом магазине? Сейчас с деньгами туго, но тетя Сьюзи жуткая фанатка скидочных купонов. Ей каким-то образом удается прокормить всю эту дикую семейку на крошечный бюджет, предоставляемый государством. А также на мой скудный заработок. Если дела идут совсем плохо, офицер Джо всегда заглядывает к нам с бургерами или с буханкой хлеба и арахисовым маслом. В тот вечер, когда случилось все это дерьмо, именно он отреагировал своевременно. И даже двадцать лет спустя он все еще навещает свою любимую Кейди. Возможно, я и одинокая женщина, но в моей жизни есть несколько удивительных людей, которые обо мне заботятся!

Что самое ужасное — больше всего я скучаю по тому, кто сбежал в Йельский университет. Бросил свою девушку в погоне за карьерой. Украл мое сердце прямо из груди.

«Ты могла бы удержать его, Кейди».

«Нет, ему суждено было взлететь!»

Слезы наворачиваются на глаза, но я тут же смахиваю их. Легко забыть, что именно я заставила его уйти. Чтобы он мог следовать своим мечтам — мечтам, в которых мне нет места.

Я для него плесень. Разрастающаяся и гниющая. Перекрашивающая его сверкающие части в черное, посредством болезни, также известной как «я». Когда ты женщина, страдающая от депрессии и посттравматического стрессового расстройства, среди прочих других расстройств, ты убеждаешься, что ты — бооольшааая проблема. Что ты — источник его ночных кошмаров. Ты — черная чума, которая только заражает все вокруг.

И мой бедный сладкий мальчик становился больным. Он был слишком влюблен. Его отец возненавидел меня за это и разочаровался в собственном сыне. Я не могла видеть, как единственный, кого я люблю, единственный, кто всегда лучезарно улыбается только для меня, задумчиво хмурится. Видеть, как его глаза затуманиваются и становятся далекими, когда он думает о том, от чего отказывается. Из-за меня.

Ему не пришлось делать выбор, потому что я все решила за него. Он не будет выбирать за меня ни воздух, ни еду, ни воду. Вот почему он не может остаться.

Я его заразила, но еще не поздно отступить.

Еще можно все исправить.

Именно так я и сделала.

* * *

В животе снова урчит, и я нервно осматриваюсь в поисках тети Сьюзи. Я ни за что не пойду в «Уолмарт». Это место кишит людьми, и от него у меня мурашки по телу. Я не переношу, когда они настороженно сканируют меня глазами. Когда женщины в этом городе толпами окружают меня и носятся со мной, как стадо несносных гусынь. Словно это их долг, потому что они когда-то знали мою бабушку. Я терпеть не могу, когда они пытаются выяснить, почему же я чудовище. И когда смотрят на меня, то видят его — Нормана — человека, сделавшего отвратительные вещи с собственной плотью и кровью.

Они переворачивают мой заботливо построенный мир вверх ногами. И теперь здесь правят безумие и хаос. Все это будет происходить до тех пор, пока я не стану умолять о постели и спокойствии. И он единственный, у кого в руках мое кровоточащее сердце.

Мне нужна тишина.

Мне нужен порядок.

Передышка от криков.

Моя вселенная предлагает мне мимолетные мгновения счастья, когда мне удается унять оглушительный хаос в моем мирке. Я могу выжить только с шепотом.

* * *

Решив, что «Уолмарт» — очень плохая идея, я запираю парадную дверь и избавляюсь от дьявольской грязи Нормана. Агата будет распекать меня за то, что я за ним убираю, но я в любом случае это делаю. Мое право — избавить свой дом от следов.

Как только воздух начинает пахнуть Фибризом (прим. марка освежителя воздуха) — у нас сорок семь банок благодаря одному из тех купонов, которые так тщательно собирает тетя Сьюзи — я иду в гостиную к пианино. Пианино — это мой способ сбежать от боли. В музыке я нахожу утешение — ритм, который замедляет биение моего чувствительного сердца, угрожающего вырваться из груди и убежать по улице.

Я поднимаю окно, чтобы впустить немного живительной прохлады. Нужно выветрить вонь от сигаретного дыма, которым насквозь пропитан воздух вокруг меня. Кондиционер опять сломан, но с деньгами туго. Боунз оставил для меня записку вчера, что все уладит, но я все еще мучаюсь и надрываю свою задницу. Обычно он не из тех, кто доводит дело до конца. В отличие от него, я не могу разгуливать без рубашки круглые сутки. Нужно выяснить, знает ли Агата кого-то, кто сможет недорого починить эту рухлядь.

* * *

Сегодня у меня болит сердце. Но мне нужно прийти в себя до занятий на фортепиано с Кирой — они будут позже — сегодня днем. Ей девять, и она усердно работает, чтобы выучить все песни из книги для начинающих. Эта девочка — заядлый ученик. Она довольно решительна для своего возраста. Когда у меня плохое настроение, она сразу это чувствует, и «У Мэри был ягненок» (прим. стихотворение из цикла «Сказки матушки Гусыни», положенное на музыку) становится интенсивной и мрачной. Поэтому я стараюсь одаривать ее улыбкой и излучать счастье.

Во всяком случае, до определенного момента...

* * *

Я скатываюсь на старую деревянную скамейку. Мои оголенные бедра, выглядывающие из-под обрезанных джинсовых шорт, мгновенно прилипают к поверхности. Стянув резинку с запястья, я собираю свои длинные волосы в хвост и неаккуратно скручиваю их. Они довольно влажные у корней, поэтому их так приятно убрать с шеи. С благоговением я касаюсь кончиками пальцев потертых клавиш, еще сохранивших цвет слоновой кости. Давным-давно бабушка научила меня играть. А в результате это стало настоящей терапией — моим единственным способом — бегством.

Теперь это еще и мой дополнительный доход. Несколько смелых родителей платят мне за занятия с их детьми. Они единственные в городе понимают, что я не злой человек — все остальные утверждают, что я злая.

Успокоив свои мысли, я начинаю порхать пальцами по клавишам. Легко ложащиеся на слух звуки из «Тайного письма» наполняют дом. Я играю произведение не по памяти, а от души. Музыка — это отсрочка моей боли и грусти. Прямой доступ к душе женщины, которая коротает жизнь, пытаясь забыть о несправедливости, допущенной против нее.

Только я не могу забыть.

Не тогда, когда Норман все еще поблизости.

Не тогда, когда пустая комната мамы вызывает слезы.

Не тогда, когда любовь всей моей жизни живет в другом городе вдали от меня.

Но когда я играю на фортепиано — даже если недолго — я обо всем забываю. Я могу заставить замолчать эти крики. Превратить их в шепот. Позволить музыке заполнить мою душу и утопить кошмары прошлого.

Когда я играю — я довольна.

Даже если ненадолго.