Глава 25

Йео

Я массирую защемление шейного нерва возле плеча. Мануальный терапевт (прим. специалист по патологиям костно-мышечной системы, восстанавливающий ее структурный баланс при помощи мануальных техник, производимых руками), которого я посетил на прошлой неделе, сказал, что это последствия стресса. Просто нужно немного расслабиться.

С Кейди невозможно расслабиться.

С Кейди моя жизнь — непрекращающийся крик.

С Кейди — все не так-то просто.

Мой взгляд останавливается на засохшей под ногтями крови. Я только что по настоянию матери кое-как отмыл руки. А теперь жалею, что не смыл с себя всю ее кровь.

Господи, о чем только думал Боунз?

Я понял, что что-то не так, лишь когда Кейди резко вскочила из-за обеденного стола. Все произошло так быстро. Панический страх в ее глазах. Дрожь по всему телу. Ручейком катившиеся по щекам слезы... А потом, как обычно, Боунз, не раздумывая, бросился спасать ее. Его решимость была отчаянной и непоколебимой. Это было как серия вспышек яркого света в дремучем лесу. Он то озарял все вокруг, то неожиданно гаснул. А затем внезапно опять загорался. Но перед этим Норман успевал выкрикивать такие отвратительные вещи о своей дочери, что моя мать начала задыхаться. Я знал, что в этот момент идет непримиримая борьба за власть.

Но вот Боунз растерялся.

Границы реальности стали размытыми.

А нож, который Кейди держала в руке, превратился в орудие разрушения. В своем стремлении уничтожить Нормана… он навредил самому себе.

Он ударил ножом мою Кейди.

— По-прежнему ничего не ясно? — взволнованно спрашивает Эвелин у моей мамы.

Они все здесь. Вся моя семья и Куш. У всех одинаково мрачные лица. Они здесь потому, что им не безразлично.

— Пока ничего, — тихо отвечает ей мама, — Кейденс все еще в операционной.

Ранее папа пытался уверить меня, что отсутствие новостей — уже хорошая новость. Раз врачи до сих пор пытаются спасти ее, значит, у Кейди есть шанс. Мое сердце держится из последних сил. Все это время оно словно висит на тонюсеньком волоске. Кажется, еще чуть-чуть и оно, рухнув на пол, разлетится на миллион мельчайших осколков. Мое будущее зависит всего лишь от пары слов, которые определят: останется Кейди в моей жизни, или же «нас» не станет уже сейчас.

— Я никогда не видел ничего подобного, — шепчет Куш моему отцу. — Наблюдать борьбу между двумя альтерами — это что-то сверхъестественное.

А я сейчас ненавижу шепот.

— Куш, — ворчу я. — Чувак, я люблю тебя, но сейчас не время анализировать это дерьмо. Пожалуйста.

Наши глаза встречаются, и он коротко кивает мне. А я от бессилия зарываюсь лицом в ладони. И, отдавшись на волю судьбы, мысленно возвращаюсь в прошлое.

* * *

— Все очень плохо, — сообщает мне по телефону Боунз. — Пожиратель котят, говорю тебе, Кейди до сих пор не может прийти в себя.

С тех пор как я узнал, что Рут умерла, я делал все возможное, чтобы вернуться в Моргантаун. Похороны уже завтра, но я смогу приехать в город только поздно вечером. Я надеялся провести время с Кейди, но, судя по рассказам Боунза, у меня ничего не получится.

— Что там у вас происходит? — спрашиваю я. — Скажи честно.

Он удрученно вздыхает. Судя по звукам, он очень устал. Меня захлестывает чувство вины. Я ушел, потому что Кейди заставила меня сделать это. Но уйдя от нее, я оставил и его тоже.

— У нас тут объявился новый жилец…

От этих слов я замираю.

— Кто?

— Увидишь.

* * *

— Кейди? — кричу я, едва ступив на порог ее дома. Мне достаточно одного беглого взгляда, чтобы понять: Рут больше нет, а Боунз устроил гребаный беспорядок. — Боунз?

Перешагивая через разбросанные по полу гостиной пакетики «Читоса», я направляюсь к лестнице. Наверху явно слышен скрип шагов, и я, перепрыгивая через две ступеньки, мчусь на этот звук. Но ни в комнате Кейди, ни в комнате Боунза никого нет. Зато я слышу какой-то гул в комнате Рут, и мое сердце начинает биться чаще. Я не видел Кейди уже целый год. Был в колледже, довольно далеко отсюда. Она отказывалась разговаривать со мной. И мне пришлось говорить о ней с Боунзом. Это все, что я мог тогда получить. Единственным утешением было то, что их голоса звучат одинаково. И если посильнее притвориться, то казалось, что я на самом деле разговариваю с Кейди.

— Кузнечик?

Гул прекращается, а я врываюсь в комнату с надеждой, что она не успеет спрятаться, заменив себя Боунзом. Но как только дверь открывается, у меня перехватывает дыхание. Кейди сидит в кресле-качалке, в котором прежде всегда читала ее бабушка. На кончике ее носа бифокальные очки (прим. тип линз, позволяющий корректировать зрения под любые расстояния; можно видеть вдаль, а также читать и работать с близко расположенными предметами) Рут. Длинные каштановые волосы собраны в простой пучок. В воздухе витает аромат духов Рут — что-то очень старинное и нежное. Тело Кейди прикрывает ночная рубашка Рут. На ногах — старые, полинялые тапочки.

— Ох, Кейди, — растерянно шепчу я.

Что-то мне подсказывает, что это вовсе не моя девочка. Да и Боунз ни за что не наденет это дерьмо.

Она отрывает взгляд от книги Агаты Кристи и мило улыбается мне.

— Привет, Тыковка. Как тебя зовут?

Меня захлестывает разочарование. От нахлынувших эмоций горло сжимается так, что я не могу вымолвить ни слова. Но мне нестерпимо хочется кричать. Кричать во все горло от собственного бессилия. Кричать на Бога или того, кто создал весь этот гребаный сценарий, по которому моя любимая девочка вынуждена блуждать по задворкам своего разума. И, похоже, всю свою жизнь мне предстоит… играть с ней в прятки.

Как же я устал...

И, тем не менее, я все еще здесь.

И всегда буду… рядом.

Это не любовь… а проклятье.

— Ты, должно быть, тот самый Йео, о котором я так много слышала. Боунз рассказывал мне, что ты очень красивый, — говорит она дружелюбным тоном. — А я Агата, — она протягивает мне руку, и я машинально хватаюсь за нее.

Это Кейди! Под всем этим старушечьим нарядом скрывается моя девочка. Прячется. Впрочем, как и всегда.

— Простите, я растерял все свои хорошие манеры, — хрипло говорю я. — За такое моя мама сдерет с меня шкуру живьем. Йео Андерсон. Приятно познакомиться.

Она берет меня за руку. Ее кожа такая мягкая… чертовски мягкая. Как же мне сейчас хочется обнять эту непростую женщину и вытащить ее из помраченного тьмой рассудка. Хочется шептать ее имя снова и снова, пока она не выползет из темноты прямо в мои объятия.

— Мужское пожатие для крепкого парня, —усмехнувшись, говорит она. — Что тебя так расстроило, Тыковка? — от огорчения у меня опускаются плечи. Я бегло осматриваю комнату, и мой взгляд зацепляется за фотографию Рут с Боунзом. Я точно знаю, что это Боунз — по его испачканному оранжевыми крошками «Читоса» лицу. — Боунз сказал тебе, что Рут умерла? — я снова перевожу взгляд на Агату и вижу, что она хмурится. — Кейди в отчаянии, — у нее на глазах выступают слезы. Она обмахивается книгой, чтобы высушить их. — Иди сюда, малыш. Посиди со мной.

Агата — новое лицо в этом доме, облаченное в одежду Рут, — так сильно похожа на мою Кейди, что мгновенно проникает в мое сердце. Я падаю на колени перед ней и обнимаю ее за талию. Она без колебаний обнимает меня в ответ. Я вдыхаю ее запах. Запах Рут перемешивается со сладостью Кейди, и это не отталкивает меня. Оба аромата напоминают мне о прежних счастливых временах.

— А где Кейди? — спрашиваю я ее. — Почему она не хочет меня видеть?

Агата гладит меня по волосам и тихонько поет песенку, которую, как я помню, всегда напевала Рут. Затем она печально вздыхает.

— Я не знаю, Тыковка. Действительно не знаю. Но я рада, что ты здесь. Ты любишь ее, это очевидно, — мягко говорит она мне. — Возможно, малышка прячется от любви. Но, любовь, несмотря ни на что, рано или поздно ее настигнет.

* * *

Резкая боль в груди возвращает меня в настоящее. Я быстро смаргиваю навернувшиеся на глаза слезы. Эти годы — вдали от Кейди — были просто невыносимыми. Поначалу я, чтобы быть в курсе происходящего с ней, постоянно расспрашивал обо всем у Боунза. Но позднее всякий раз, когда я вырывался сюда, у нее появлялся новый альтер, которого приходилось добавлять в альбом. На протяжении всех этих лет они появлялись спонтанно и непредсказуемо. Боунз, Уискерс, офицер Джо, Агата, Норман, Кеннет, Пресли, тетя Сьюзи и Паскаль. Я никогда не знал, кто из них ответит на мой звонок. Невозможно было предугадать, кто встретит меня в дверях, когда я приезжал навестить Кейди в свободное от работы время.

От всего этого Боунз стал эмоционально нестабильным. Как никогда прежде. Иногда он — без особых на то причин — посылал меня и рычал, чтобы я убирался куда подальше. А временами буквально смотрел мне в рот, ловя каждое мое слово и умоляя переспать с ним. В глубине души я понимал, что все это отголоски чувств Кейди. Но каким же сложным и запутанным все стало...

— Как ты, сынок? — спрашивает папа, присаживаясь рядом со мной, и протягивает мне дымящуюся кружку черного кофе.

Я пожимаю плечами.

— Честно говоря, я на грани.

Он смотрит на меня и грустно улыбается. Сколько раз он просил меня выбросить Кейди из головы. Отец всегда чувствовал, что с ней что-то не так. К тому же мельница слухов и сплетен в нашем городе всегда работает на полную мощь. А это только еще больше укрепляло его мнение, что мне лучше забыть Кейди.

«Она сумасшедшая!»

«Ее отец перерезал горло матери прямо у нее на глазах!»

«Девочку следует поместить в психиатрическую лечебницу!»

«Она все время разговаривает сама с собой!»

«Ты видел, как она иногда ходит полуголая, притворяясь парнем?»

«Мне становится не по себе, когда она надевает бабушкину или мамину одежду. Кто-то же должен проконсультировать этого ребенка».

— Иногда ей становилось лучше, — бормочет папа, успокаивая самого себя.

Я не спеша пью кофе и наслаждаюсь тем, как он обжигает мой язык. Как бы мне хотелось, чтобы он выжег боль и из моего сердца тоже.