Приступ вертиго налетел на меня.

— Отпусти ее, Дэниэль! — крикнул Кат.

Дэниэль внезапно выпустил мои волосы из своих пальцев, позволив мне откинуться назад и упасть на стул. Жасмин отмахнулась от своего брата, ударив его.

— Не трогай ее, мать твою. Что я говорила? Я здесь главная. Я самая старшая.

Мои глаза наполнились слезами, когда из носа хлынула кровь. Я не думала, что он сломан, но комната закружилась перед глазами..

Боже, о чем я только думала?

План состоял в том, чтобы оставаться хладнокровной, поджидая идеальный шанс, чтобы нанести удар

Теперь я не могла ясно думать, испытывая боль.

— Ты здесь ни хрена не решаешь, Джаз. Она моя. — Дэниэль указал на Маршалла. — Скажи ей. Внеси ясность, чтобы моя сестра заткнулась.

Маршалл неловко посмотрел на Ката: — Сэр?

Кат провел рукой по лицу и медленно сел обратно: — Нет, наш вчерашний разговор остается в силе. — Его губы скривились, когда он увидел быстро растущее пятно от кровотечения из моего носа. Каждая кровавая капля украшала стол и переднюю часть моего кардигана. — Кто-нибудь, принесите ей чёртову салфетку.

Жасмин поёрзала в кресле-каталке, вытаскивая белый носовой платок.

— Вот. — Она сунула его мне в руку, и в ее глазах промелькнуло сочувствие

Это только заставило меня ненавидеть ее больше.

Скомкав материал, я поднесла его к носу, испытывая тошнотворную радость от разрушения белого совершенства. От духоты у меня перехватило дыхание, и я перевела взгляд в угол, где были вышиты инициалы.

ДКХ

Я выпустила платок из рук.

О Боже.

Я посмотрела на свою руку, окрашенную красной, липкой кровью, отчётливо видя две татуировки на кончиках моих пальцев. ДКХ

Жасмин сохранила у себя платок своего брата.

Зачем? Чтобы бередить и без того болезненные раны или чтобы смеяться над тем, как она одурачила его, так же, как одурачила меня.

Я встретилась с ней взглядом, вложив в него всю свою ярость: — Ты заплатишь за то, что сделала. — Взглянув на Бонни и Кат, я добавила. — Вы все заплатите.

Маршалл громко откашлялся: — Я думаю, что маленькая интерлюдия подошла к концу. Может, продолжим?

— Да, давай, — фыркнула Бонни. — Никогда в жизни не видел кого-то столь неуправляемого. — Фыркнув в мою сторону, она вздёрнула подбородок. — Еще одно слово, Уивер, и тебе не понравятся последствия.

Дэниэль застонал: — Но бабушка…

— Баззард, заткнись, — прорычал Кат. — Сядь или уходи. Но, мать твою, больше ни слова.

Дэниэль что-то пробормотал себе под нос, но тут же плюхнулся обратно на стул.

Жасмин схватила пропитанный кровью материал и сунула его мне под нос: — Держи это и заткнись, и больше никаких неприятностей.

Перестрелка закончилась, никто не двинулся с места.

Над столом повисла гнетущая тишина.

Единственным звуком было тяжелое тиканье дедушкиных часов у лестницы, ведущей к полкам с книгами ограниченного тиража наверху. Боковые лампы были включены, наполняя большое пространство теплым светом, в то время как занавески блокировали любой свет, который бы осмелился посягнуть на бесценные книги.

Наконец Маршалл глубоко вздохнул. Он снова поправил свою авторучку.

— Теперь, когда мы все на одной волне, я продолжу.

Посмотрев на меня, он сказал: — До конца этой встречи вы можете обращаться ко мне Маршалл или по имени, то есть Колин. Это мои коллеги.

Указав на ближайшего к нему человека: пузатого, лысого парня с водянистыми глазами, он продолжил: — Это Хартвелл Бэкхем, а за ним Сэмюэль Коул и мой сын Мэтью Маршалл.

Мой нос болел, но кровотечение прекратилось. Я посмотрела на мужчин. В их взглядах не было ни капли жалости.

Они были здесь, чтобы выполнить порученную им работу. Их верность была непоколебима. Их намерения неизменны.

Я сомневалась, что они видят во мне человека — просто пункт в контракте и ничего более.

Дэниэль ткнул меня под столом: — После твоего маленького представления самое меньшее, что ты можешь сделать, — это быть милой. — Его голос углубился. — Скажи привет.

Еще один способ, чтобы заставить меня повиноваться. Он не заботился о любезностях — только о том, чтобы заставить меня подчиниться каждой его детской прихоти.

Я сидела прямо.

Я не сделаю ничего подобного.

Жасмин толкнула меня локтем: — Если ты не хочешь слушать его, послушай меня. Сделай это.

Я сердито посмотрела на нее: — С чего бы это?

— Потому что ты принадлежишь ей, маленькая корова. — Схватив свою трость, Бонни ударила по ножке стула, как будто мебель могла превратиться в лошадь и ускакать от неё галопом. — Начинайте. Сейчас же.

Маршалл встрепенулся: — Конечно, мадам Хоук. Мои извинения. — Он и его партнёры одновременно раскрыли лежащие перед ними файлы.

— Позвольте мне заверить вас, что для нас большая честь снова оказать услугу вашей безупречной семье, — щебетал Маршалл, как шут.

Кат застонал, сцепив пальцы: — Прекратите целовать нам задницу. Ты принес документ или нет?

Бумага рассыпалась по деревянному столу, как упавшие снежинки, напоминая мне снова и снова о способе защиты Джетро — арктическая прохлада и оттепель, когда я медленно заставляла его хотеть меня.

Боль в носу пронзила мое сердце.

Он мертв.

Он мертв.

Не думай о нем.

Маршалл нашёл нужную страницу: — Я так и сделал.

Глядя на своего сына — блондинистого придурка с короткой стрижкой — он указал на коробку у выхода: — Не принесёшь-ка нам это, Мэтью.

Мэтью вскочил на ноги: — Конечно. — Шелестя кашемировым костюмом, он пошёл за большой белой коробкой.

Моё любопытство возросло в желании узнать, что было внутри. Но в то же время мне было уже все равно.

Очередная чушь. Больше игр.

Все это не имело значения, потому что я играла в другую игру. Они не поймут этого, пока не станет слишком поздно.

Жасмин немного отодвинула кресло-каталку, давая Мэтью доступ к столу.

Он благодарно улыбнулся и поставил тяжелую коробку перед отцом. Маршалл встал и открыл крышку, а его сын снова сел.

Я шмыгнула носом, изо всех сил пытаясь очистить мои ноздри от крови. Пульсирующая головная боль делала всё расплывчатым. Я хотела быть последовательной во всём, что должно было случиться.

Никто не произнес ни слова, пока Маршалл вынимал пачки бумаг и складывал их аккуратными стопками на столе. Чем ниже он опускался, тем старше становилась бумага. Первая стопка была белоснежной, с аккуратными краями и одинаковыми буквами, напечатанными на компьютере и распечатанными на принтере.

Следующая пачка была тонкой и кремового цвета, с размытыми краями и нечеткими блоками ленты пишущей машинки.

Что происходит?

Третья была пожелтевший и сморщенной, с потертыми и рваными краями, с красивыми каллиграфическими надписями, сделанными вручную

И последняя стопка была изъедена молью, цвета кофе, с закрученными каллиграфическими надписями, которыми давно не пользуется.

Этот цвет…

Его оттенок кофейных зерен был похож на те обрывки долговых обязательств, которые дал мне Кат на приветственном обеде.

Может ли это быть…

Мое внимание было сосредоточено на Кате.

— Догадалась, что это такое, Нила?

Я вздрогнула от того, как по-отечески он произнес мое имя, словно это был семейный урок. Что-то, чем можно гордиться.

Мне не нужно догадываться.

Я вздёрнула свой подбородок: — Нет, я не знаю что это такое.

Он усмехнулся: — Давай же. Ты же знаешь. Я вижу это по твоим глазам.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

Жасмин вздохнула: — Просто будь честной. Хотя бы раз в жизни. — Ее голос упал до резкого проклятия. — Не усугубляй ситуацию, ради бога.

Что?…

После всего, что она сделала. После того, как она прижалась к отцу после того, как он застрелил Джетро и Кеса, и пообещала мне мир боли за то, что я ответственна за такую трагедию, у нее хватило наглости сделать вид, что я была неблагодарной и несговорчивой.

Я больше не собираюсь быть кроткой и тихой.

Повернувшись к ней лицом, я ощетинилась. Когти, которые я отрастила, когда впервые появилась здесь, были обнажены, и мне ничего так не хотелось, как провести ими по ее лицу.

— Я бы следила за тем, что ты говоришь мне…сука.

Комната погрузилась в темную дыру, парящую в пространстве, ледяную и смертоносную.

Проклятие повисло между нами, оглушая сильнее, чем тишина.

Я не ругалась. Никогда. Я никогда не обзывала людей и не опускалась до такого грубого уровня. Но с тех пор, как умер Джетро, ​​я постоянно впадала в сквернословие, и сила этих простых слов укрепляла мою смелость в тысячу раз.

Я любила силу, которую это мне давало.

Я любила фактор шока, который моя брань вызвала.

Джаз раскрыла рот от удивления: — Как ты только что меня назвала?

Я улыбнулась, как будто у меня был полный рот чего-то сладкого: — Сука. Я назвала тебя сукой. Грёбаная сука, и я думаю, что это имя тебе идеально подходит.

Бонни шлёпнула своей тростью по столу, снимая ощутимое напряжение: — Следи за своим языком, потаскушка. Я вырву его прежде, чем ты успеешь…

Джаз подняла руку: — Бабушка, позволь мне разобраться с этим.

Ее глаза сузились: — Позволь мне всё прояснить. Это я сука? Я сука, потому что так сильно люблю своих братьев, что теперь хочу отомстить за их смерть, убив человека, который забрал их? Я сука, потому что я отдала все Джетро, ​​включая свои ноги, и не заслуживаю чтить его память, заставляя тебя страдать?

Ее лицо покраснело: — Прости, если ты считаешь, что я этого не достойна, мисс высокомерие. Возможно, нам следует убить твоего брата и посмотреть, в какого человека превратишься ты.

Мое сердце взорвалось при упоминании причинения вреда Вону: — Не смей трогать его.

— Обращайся ко мне как следует, и мы посмотрим. — Жасмин приблизила свое лицо к моему. — Веди себя прилично, и твой близнец уйдет, когда ты умрешь. Не будешь делать этого, и его голова окажется в корзине рядом с твоей.

О Боже!

Я не могла дышать.

Я даже не могла говорить, осознавая весь ужас её слов.

— Если ты хотя бы прикоснешься к нему…