Изменить стиль страницы

— Руби, если ты не перестанешь уклоняться и не начнешь говорить прямо сейчас, я тебя не прощу. Никогда.

Так Руби начала свой рассказ, закрутив спагетти, посыпав предварительно их хлебом, и дождавшись пока ланч закончится и в зале кафе станет пусто, как в спущенном унитазе.

Пока Лора работала последние шесть месяцев, создавая лекала для Джереми и своей собственной линии, Руби не тратила время зря.

На самом деле, она делала то, для чего была создана: добивалась благосклонности от власть имущих, посещала вечеринки в качестве улыбчивого лица компании и заводила дружеские знакомства. А еще влюбилась, за что ее простила Лора, потому что, в отличие от нее самой, люди обычно не планировали свою личную жизнь в свободное от бизнеса время.

Её любовью оказалась скрытая лесбиянка−супермодель Томасина Вэнт, которая столкнула её с подиума шесть месяцев назад из-за мотивации, которая становилась все сложнее и сложнее по мере того, как Лора больше узнавала о немке и пыталась понять её планы на постмодельную жизнь. «За тридцать» подкрадывалось к ней как сороконожка, которая казалась маленькой и медлительной, пока не подползла вплотную и модель не начала пытаться ее обогнать. А Томасина не хотела остаться в памяти у всех как просто наследница, одаренная деньгами тех, кто жил и умер задолго до нее. Она хотела оставить свой след, и Лоре привиделось в этом умасливание эго, так свойственное богатеям, и в то же время она чувствовала горечь от того, что деньги и красота Томасины позволили ей сделать гораздо больше, чем Лора надеялась сделать сама.

Родом из бедной страны, расположенной посреди одного из богатейших континентов мира, и живя за счет бедного класса, Томазина хотела сделать что−то, что было в ее власти. Будь она фермером, она бы научила их возделывать землю. Если бы она была водопроводчиком, она бы провела в трущобы пресную воду. Но она была моделью, и поэтому она хотела помочь красивым, бедным девушкам стать красивыми, богатыми.

— Они не просто бедные, — сказала Руби. — Их заставляют заниматься проституцией, когда им исполняется только двенадцать. В интернете на порно сайтах сплошь девушки из Восточной Европы и больше всего из Восточной Германии.

— Ты говоришь о куче дерьма, о котором ничего не знаешь.

— А что ты делаешь? Почему бы тебе самой не узнать обо всем этом, прежде чем осуждать? Потому что Томми кого−то разозлила? Она рассказывала мне, что есть девушки, которых она вытащила и из более ужасных ситуаций. Однажды была четырнадцатилетняя, которую купили три брата…

— И что она с ними делала? — Лора ​​прервала Рубин рассказ, чтобы избежать кровавых подробностей, которые не должны были мешать ей спать по ночам.

— Она приводила их в безопасные дома, вроде монастырей, и пыталась устроить так, чтобы они получили здесь работу. Но были люди, которые не хотели, чтобы она это делала, потому что они загребали кучу денег, хватая девочек с ферм и по дороге в школу.

— Ты рассказала все это копам?

— Конечно.

На секунду Лора успокоилась. Возможно, на две. Затем поняла, что копы не собираются ничего предпринимать, основываясь на разглагольствовании обвиняемого дизайнера, а самым заветным желанием дяди Грэхэма было вытащить Руби и перейти к следующему оплачиваемому часу. Может быть, и у Лоры это должно быть самым главным желанием. Может быть, ей просто вернуться к чертежному столу, сделать свою работу, и позволить попыткам Томасины изменить всю ее плохую прессу умереть вместе с ней.

— Вернешься в выставочный зал? Корки будет просто в шоке.

— Да уж. Зато хоть чем−то занят.

— Что−нибудь еще хочешь мне рассказать?

— Да вроде в голову ничего не приходит. Но я обещаю, что, если задашь мне другой вопрос, и я смогу на него ответить, я это сделаю. И сразу. И ничего не упуская.

— Хорошо, иди. Я устала.

Они обнялись, и Руби побежала к Бродвею. Лора направилась в офис на 40−й улице, думая, что, возможно, она будет работать над подготовкой осенней или весенней коллекции. Она прошла мимо клерков, затянутых в старомодные ткани, в окнах, словно зажатых в бутерброд. Шла по теневой стороне тротуара, обходя трещины в асфальте, как ребенок, мешая всем спешить по своим делам. Лора не торопилась, у нее было кое−что на ее уме, и это было перекраивание созданной ею теории.

Если верить Руби — а она не настолько слепа и глупа, чтобы отмахнуться от романа Томасины с Бобом, если есть хоть малейшая вероятность того, что это произошло, — то послание означало нечто совершенно иное, чем Лора думала.

«Фасолинка. Я вернулся и скучал по тебе. Ты права во всем. Я отправил тебе домой кое−что».

Если опустить очевидный романтический подтекст «Фасолинки», то «я скучал по тебе» становится не более чем сожалением о пропущенной встречи. Это может означать и пропущенную встречу в «Marlene X» или еще где−то, не обязательно романтического толка.

«Ты права во всем». Он вернулся из бывшей Восточной Германии, откуда родом его жена и Томасина. Могла ли быть какая−то другая причина разногласий между Иванной и Томасиной? А может Боб ездить проверять что−то? Причиной его поездки в Европу должно быть нечто важное, что−то связанное с финансами или отношениями.

«Я отправил тебе домой кое−что». Может быть, не подарок. Может быть, человека. Может быть, он послал кого−то качестве помощника Иваны.

Глаза−Фрикадельки, должно быть, была последней девочкой, которая устроилась на работу по программе «Белой Розы». Боб и Ивана, должно быть, были инвесторами. Боб уехал, чтобы проверить данные в Европе, в то время как Иванна обучила Фрикадельку как стать отвратительным дизайнером интерьера. Сколько их было и чем они занимались? Лоре пришло в голову, что будь она была более важным человеком, то могла бы пойти в Государственный департамент и задать несколько вопросов там, но она была мелкой рыбой, и скорее всего, ответила бы на гораздо больше вопросов, чем задала.

Поэтому она решила позвонить Иване с подготовленной ложью. Трубку поднял Бак Штерн.

— Привет, мистер Штерн?

— Бак, пожалуйста.

— Хорошо. Я слышала, у Иванны день рождения в эти выходные. Мы бы хотели устроить ей сюрприз.

— Думаю, что мистер Шмиллер подготовил что−то к ужину.

— Да, хорошо, но я разговаривала с сенатором Мэшнелл, и она хотела побудить своих клиентов к чему−то большему. Мне было интересно, есть ли кто−то, с кем я мог бы поговорить о том, чтобы связаться с ними? Собрать их всех в одной комнате, ну, это будет вечеринка, это точно.

Он немного рассмеялся.

— Давайте я дам вам номер ее помощника.

Детская игра. Сидя на скамейке в Центральном парке и рассматривая одежду прохожих, Лора позвонила по номеру, которые дал её Штерн. Ответила молодая девушка с акцентом.

— Офис Иванны Шмиллер.

— Здравствуйте, это Лора Карнеги. Могу я услышать помощника Иваны?

Пауза.

— О, мы встречались.

— В «Бакстер Сити»?

— Да.

Лора молча вскинула руку в кулак в победном жесте.

— Мне было интересно, могу ли я поговорить с вами о вечеринке−сюрпризе для Иванны?

Глаза−Фрикадельки ахнула от восторга.

— Обожаю такое! Мы могли бы встретиться, но я пробуду в Восточном Нью−Йорке весь день, буду осматривать пространства для заказчика. Это для художника Франко Файнелли. Скульптора, он великолепен, вы с ним встречались? И богатый к тому же. Он делает большие, большие кофейные чашки с кофе внутри. Под три метра высотой.

Боже мой, Глаза−Фрикадельки такая болтушка. Она будет фантастическим источником информации.

— Я никогда не была в Восточном Нью−Йорке. Почему бы нам не встретиться там?

— О, это прекрасно! Я не могу дождаться! Я здесь уже две недели, и все вокруг так удивительно!