ПЯТЬ

Эта книга довольно похожа на моего кузена по имени Амиклай, который обладал совершенно потрясающим чувством направления. Он и в сельской-то местности не очень уверенно себя чувствовал, а уж в Городе ориентировался не лучше слепца. Его положение усугублялось тем, что он при этом считал себя прирожденным навигатором и всегда настаивал, что можно срезать там или пройти вот тут, чего, конечно же, делать было нельзя. Но поскольку боги приглядывают за дураками, он отличался способностью в итоге добраться куда надо, несмотря на то, что делал все, чтобы этого не случилось.

Тоже самое можно сказать и обо мне, когда я пишу прозу. Начиная, я собирался поведать вам историю, затем принялся отклоняться на разные интересующие меня материи, и в итоге брожу вокруг да около; и тем не менее, извольте — вот мы здесь, строго по расписанию, в той точке, где я познакомился с Федрой и где начался долгий процесс сватовства. На самом деле, мы оказались тут чуть раньше, чем надо; поэтому, раз уж нам всем надо дожидаться, когда нас догонит основной поток моего повествования, я расскажу о том, как впервые столкнулся со спартанцами.

Как я сообщал незадолго перед тем, как перейти к Клеону, по результатам чумы в наследство мне достались обширные владения, и с тех пор как я понял, что это означает, ничто не могло отвратить меня от самоличной инспекции всей своей собственности. Филодем и Калликрат в целом одобряли это стремление, ибо достойный муж обязан испытывать интерес к своей земле и не перекладывать заботу о ней на управляющего или раба, и в итоге мы отправились в путь.

В нынешние времена со всеми этими слияниями владений и куплей-продажей земли по коммерческим соображениям дела обстоят совершенно иначе, чем тогда; в те дни земля переходила из рук в руки одним-единственным способом — по наследству, поэтому большинство владельцев более чем двух-трех акров располагало клочками земли там и сям по всей Аттике, и я не был исключением. Помимо земли моего отца в Паллене и Филе (это была хорошая земля даже притом, что лежала она в предгорьях), мне принадлежали наделы и участки от Празии до Элевфер и Оропа. И действительно, все эти наделы были мелкими — на некоторых из них нельзя было расстелить покрывало для пикника, не вторгнувшись при этом на земли как минимум двух соседей, но для меня это было совершенно неважно.

В общем, дядя с братом кое-как потакали моим капризам до Элевфер, но затем их терпение истощилось полностью, и я не могу их винить; я был, надо полагать, совершенно невыносим со своей самодовольной похвальбой. Я настаивал на необходимости проинспектировать каждый клочок до последней пяди, а время года уже было такое, когда разумные люди начинают перемещаться поближе к Городу. Мы успели осмотрели практически все за исключением крохотного участка на склонах Киферона — едва ли пол-акра размером — который вбросили просто в довесок к какому-то брачному соглашению примерно четыре поколения тому назад. В последний раз, когда кто-то удосужился посмотреть, на нем росло несколько жилистых старых олив.

Мы остановились на постоялом дворе в Элевфере, а меж тем начали появляться сообщения, что спартанская армия уже отправилась в свой ежегодный развлекательный поход. Как только Филодем услышал об этом, он тут же заплатил по счету и приказал седлать мулов.

— Но мы ведь еще не уезжаем, да? — спросил я. — Мы не посмотрели киферонский участок.

— Не будь дураком, — сказал Филодем. — Ты слышал, что говорили пастухи. Спартанцы явятся сюда очень скоро.

— Мне без разницы, — сказал я. — Я собираюсь посмотреть свою землю.

— Эвполид, — сказал Филодем терпеливо, — одна из самых замечательных черт земли заключается в том, что она не двигается с места — в противоположность спартанцам. Существует ненулевой шанс, что летом, когда спартанцы уберутся домой, она все еще будет здесь. Если ты настаиваешь, мы съездим сюда еще раз. А сейчас мы отправляемся в город.

— Отправляйся, если хочешь, — сказал я. — А я собираюсь посмотреть свою землю.

— Эвполид, — ответил Филодем уже не столь терпеливо. — Ты можешь делать все, что угодно. Мы с Калликратом возвращаемся домой, пока это еще возможно. Если ты хочешь остаться здесь и погибнуть, это дело твое и твоей души.

Из-за всех осмотренных мной наделов я стал чрезвычайно заносчив, и отвечал в том духе, что шайка воняющих чесноком спартанцев не помешает ни мне, ни моей душе вступить во владение нашей собственностью. Калликрат попытался меня урезонить — он вообще был гораздо более терпелив с идиотами, чем его отец — мною овладело еще большее упрямство, поскольку после его объяснений я и сам понял, что неправ. В конце концов Филодем психанул и выбежал вон. Калликрат остался.

— А ты разве не уезжаешь? — спросил я надменно.

— Не ухудшай свое положение, — яростно сказал Калликрат. — Я не могу бросить тебя здесь, я понятия не имею, какие глупости ты тут натворишь.

— В таком случае поступай, как тебе угодно, — сказал я. — Сразу с утра мы идем смотреть мою собственность.

Так мы и сделали. Калликрат сказал, что если мы и вправду собираемся выставить себя такими дураками, то можем хотя бы сделать это наименее дурацким образом; поэтому он поднялся за два часа до рассвета, натянул на меня сандалии и шляпу и мы полезли на гору.

Не знаю, бывали ли вы на Кифероне, но если нет, могу вас заверить — вы ничего не потеряли. Это неописуемо унылое место даже на рассвете, а мысль о том, что он рискует жизнью, чтобы организовать тур до полуакрового участка для идиота, никак не улучшала настроение Калликрата. Он не разговаривал, а я решил, что будь я проклят, если заговорю с ним первым, так что мы топали по склону в молчании, как давно женатая пара, поссорившаяся по дороге на рынок. Примерно через сто лет утомительной ходьбы мы добрались до выхода породы, из которого торчало три пня. Калликрат остановился, взмахнул руками и сказал:

— Вот он.

— Вот это? — спросил я.

— Да, — ответил Калликрат.

— Откуда ты знаешь, — спросил я. — Это места выглядит точно так же, как все остальное вокруг.

— Я узнал вон тот закладной камень, — сказал Калликрат, указывая на зарывшийся в землю обломок. — Это один из немногих, до которых не добрались во времена Солона. На всем Кифероне это единственное, на что стоит посмотреть, и я приходил сюда ребенком. Идем назад?

— Погоди, — сказал я. — Я хочу взглянуть на этот твой древний монумент.

— О, да пожалуйста, — сказал Калликрат. — Только поторопись, ради Бога. Ты же понимаешь, что нас тут видно за многие мили.

Я подобрался к камню и осмотрел его. Он не представлял из себя ничего особенного — обрубок каменной колонны с какой-то древней надписью, что-то вроде: «Мнесархид Полемарху; одна шестая».

— Доволен? — спросил Калликрат. — Или хочешь произвести замеры?

Разумеется, старая каменюка нисколько меня не интересовала, но я устроил целый спектакль, осматривая ее с величайшим тщанием, просто чтобы досадить Калликрату. Занимаясь этим, я заметил дым.

Я сразу понял, что это необычный дым, не такой, как из очага — он валил клубами и был черным. Такой дым я видел всего раз в жизни, когда у соседа загорелся амбар.

— Калликрат, — сказал я. — Подойди сюда и взгляни на это.

— Не валяй дурака, Эвполид, — сказал Калликрат. — Я тобой на сегодня сыт досыта.

— Вон там идет дым, — сказал я. — Что это может быть, по-твоему?

Калликрат посмотрел, куда я указывал, и разинул рот.

— Там маленькая ферма, — сказал он. — Я заходил туда как-то раз. Просто несколько хижин. Принадлежит человеку по имени Фрасидем.

Мы обменялись взглядами. Признаюсь, я был испуган, как никогда в жизни. Вдалеке слышался звук флейт — а всем было известно, что спартанцы маршируют под флейты. Это были или они, или Великий Пан; и мне трудно решить, какой вариант я бы предпочел.

— Идем домой, — сказал я. — Мне тут больше не нравится.

Калликрат кивнул.

— Правильно, — сказал он. — Быстро беги домой. Держи голову пониже и не маячь на фоне неба, если это возможно. Двигай в деревню; по крайней мере до полудня там будет безопасно, насколько я знаю спартанцев.

— А ты что собираешься сделать? — спросил я, чувствуя слабость в коленях. — Я не пойду назад один.

— Не глупи, — сказал Калликрат. — Если будешь осторожен, все будет хорошо.

— Проехали, — сказал я. — Я иду с тобой.

Калликрат подумал мгновение и кивнул.

— Возможно, так и вправду лучше, — сказал он. — Смогу по крайней мере за тобой приглядеть. Но я собираюсь взглянуть на ту ферму.

— Зачем? — спросил я. — Ты не справишься со спартанской армией в одиночку.

— Разумеется, нет, — сказал Калликрат с раздражением. — Но, может быть, людям там требуется помощь.

— О, Бога ради! — крикнул я. — А как же я? Я хочу домой!

Тут Калликрат разъярился.

— Проваливай! — сказал он. — Я тебя не держу. Ты нас в это втянул, так что можешь убираться, пока не натворил еще делов.

Мы оба понимали, что я никуда один не пойду, поскольку я был слишком напуган, а Калликрат — слишком совестлив. В итоге я смиренно кивнул и последовал за ним.

Чем ближе мы подходили, тем очевиднее становилось, что горит дом. Думаю, мы оба надеялись, что это поле или стога, но дым определенно был того рода, который испускают горящая соломенная кровля и стропила. Наконец мы добрались до обрывистого кряжа и Калликрат склонился пониже, чтобы не попасться на глазу кому-нибудь внизу. Я сделал то же самое и посмотрел вниз.

Взгляду предстала одна из тех маленьких ферм, какие были рассыпаны по аттической глухомани, пока все не опустели из-за войны. Эта состояла из длинного крытого соломой дома и башенки посередине небольшого двора. С нашего места был видно, что все строения в огне, а на дворе толпится множество мужчин в красных плащах, очевидно наслаждаясь зрелищем.

— Как ты думаешь, они убежали? — прошептал я.