— Я кто угодно, — прошептал он, — но только не юный парнишка.

Она покачала головой, словно отмахнувшись от его слов… от небрежного употребления ею этого слова.

Его рука сжалась, но не настолько, чтобы причинить боль.

— Мне сотни лет. Я видел столько всего, что ты даже не можешь себе представить и пережил такое, с чем ты никогда не столкнешься. Я несу бремя за пределами твоего воображения. Жизни сотен мужчин — семей — зависят от меня: их обязанности, страхи, надежды… души. Я защищаю людей в этой долине от силы, которая может их уничтожить, если мои воины лишь пожелают этого. Я ищу равновесия для этой земли — для твоего вида — чтобы моя собственная раса не истребила вашу, — Он нежно погладил ее щеку. — Я еще не заслужил твоего уважения или любви, но я отнюдь не парнишка. И это не игра.

К его большому удивлению, она расправила плечи, вздернула подбородок и, смотря ему прямо в глаза, начала говорить в своей, сугубо деловой манере:

— Ну что же, ладно, милорд. Кажется, так к вам обращаются?

Наполеан поморщился, но не ответил. Боги, женщина оказалась упрямой.

— Тогда давай будем полностью честны друг с другом. Если ты… — Она помолчала. — Если ты весь из себя такой многогранный, то чего же требуешь от меня? Если я не могу представить или постичь… или понять твой мир, то как смогу в него вписаться?

Наполеан покачал головой и ненадолго прикрыл глаза. Когда он вновь их распахнул, то знал, что они светятся не гневно, а властно.

— Боги никогда не ошибаются. Ты мне подходишь, Брук. В этом я не сомневаюсь.

— Нет! — Она в отчаянии махнула рукой. — Я не подхожу! — Женщина уперла руки в бедра. — Ты ежедневно ведешь за собой воинов. А я… я создаю маркетинговые компании, чтобы продавать… мыло, нижнее белье и пиццу! Черт, иногда бумажные изделия! Я ничего не знаю о чести или о том, как руководить вампирами и бороться с тьмой.

Наполеан тихо и протяжно присвистнул.

— Ну и к чему это? — спросила она вызывающе.

Он тщательно подбирал свои слова.

— Ты до сих пор думаешь, что я не видел твои воспоминания? Не попросил моих людей предоставить мне полную информацию о твоей жизни?

Ее глаза округлились, женщина выглядела обиженной.

Он покачал головой.

— Брук, ты должна понять — я не просто обычный мужчина, и ты не просто обычная женщина. То, что мы делаем, всегда должно быть в интересах большинства. У меня нет времени, как у других воинов, чтобы поухаживать за тобой и узнать получше. Слишком многое поставлено на карту, слишком многое зависит от нашей пары. И это слишком большой соблазн для моих врагов. Я всегда буду защищать тебя, всегда буду защищать дом Джейдона — даже в ущерб этикету.

Брук напряглась и отступила еще на шаг, замерев на сырой траве у края пруда, в нескольких дюймах от бурлящей воды.

— Я…

— Тебе двадцать девять. Ты работаешь в компании меньше двух лет, и уже занимаешь пост старшего бизнес-партнера в «Праймере». Больше пятидесяти процентов доходов компании за последний год получено за счет твоих заказчиков, твоих оригинальных идей и твоих инновационных кампаний, которые компания тут же запатентовала. Ты продвигаешь свой отдел и поддерживаешь отношения, которые удовлетворяют клиентов «Праймер». И я должен добавить, они все после этого продолжают сотрудничество с компанией. Ты приехала на эту конференцию, уже опережая всех своих конкурентов, чтобы представить новую, революционную концепцию в маркетинге — простой, но гениальный подход, который утроит прибыль компании менее чем за пять лет, — Он шагнул назад и попытался говорить спокойнее. — И все это ты делала под постоянным давлением, терпя сексуальные домогательства и невежественное, непростительное пренебрежение к твоему таланту просто потому, что ты женщина, — Он глухо зарычал, пытаясь передать свое отвращение. — И все же ты продолжала работать с исключительным упорством, зная, что это когда-нибудь окупится.

Его взгляд переместился на ее полную нижнюю губу, на удивленное и заинтригованное выражение лица.

— Ты много знаешь о лидерстве, Брук.

Он отвернулся в надежде скрыть от ее взгляда свой гнев.

— И ты очень много знаешь о чести и борьбе с тьмой.

Брук проглотила комок в горле, и он ощутил, как в ней усилилось чувство тревоги, словно женщина точно знала, что за этим последует.

— Сколько тебе было лет, Брук? — спросил он ее напрямую. Тема была слишком важна, чтобы относиться к ней по-другому. — Когда ты сражалась с тем монстром?

— Каким монстром?

— Ты знаешь, с каким.

Она побледнела.

— Не надо Наполеан.

— С твоим отчимом. Сколько лет тебе было?

Брук покачала головой. Она начала отступать, но идти было некуда. Замерев на месте, она посмотрела на него и впервые показалась беспомощной.

— Пожалуйста… не надо.

— Чего не надо? — прошептал он. Голос был серьезным, как и предмет разговора. — Не напоминать тебе, что ты была шестилетней девочкой, — он стиснул зубы, проскрежетав ими, — запертой в доме с сорока двух летним мужчиной, монстром, таким же темным как сама ночь и гораздо более злобным?

Брук попыталась отвернуться, но он протянул руку и, держа ее за подбородок, не позволил отвести взгляда.

— Ты сражалась как воин, Брук, и смогла перехитрить его. Ты его переиграла. Ты ушла живой.

По ее лицу начали течь слезы и узенькие плечи задрожали.

— А честь? — продолжал он. — Ты знала, что твоя мать не была такой сильной, как ты. Ты знала, что она не сможет посмотреть правде в глаза, когда ты дашь показания в суде. Не сможет заглянуть в зеркало, которое отразило бы ее собственную слабость всему миру. Но ты все же знала, что это было правильным поступком. И сделала это. Ты пожертвовала безопасностью семьи и надеждой на примирение, чтобы поступить по-честному. И ты сидела в зале суда, выдерживая косые взгляды взрослых, и демонстрируя невероятное мужество на протяжении шести дней, — он остановился и вздохнул. — Ты была более чем храброй, Брук. Ты была героем.

Брук больше не могла этого выносить. Отчаянно желая уйти, она позабыла, где находилась и шагнула назад, теряя равновесие и падая в пруд. Она даже не успела вскрикнуть, а Наполеан уже держал ее на руках. И они просто парили над поверхностью воды, медленно дрейфуя в сторону берега.

Невольно Брук схватилась за его плечи, жалобно всхлипывая.

— Откуда ты узнал? — Она отвела глаза и покачала головой. — Ты вторгся в мои самые сокровенные воспоминания?

— Нет, — опроверг Наполеан. — В ту ночь, когда мы встретились в такси… твой страх… Ты передавала свое прошлое, Брук. Ты моя судьба. Как я мог не услышать такие страдания?

Она дрожала под тяжестью воспоминаний. В отчаянии женщина вытерла глаза тыльной стороной ладони, продолжая крепко обнимать его за плечи, хотя они уже стояли на твердой земле.

— Мужество и лидерство, — сказал Наполеан, — это не только грубая сила и даже не принадлежность к сверхъестественным видам. Это то, когда ты стоишь, хотя все вокруг сидят. Смотришь в лицо невзгодам, когда другие предпочитают от них убегать. Уверенно ведешь за собой в бой, так что твои последователи верят, что победа возможна.

Слезы тихо катились по ее щекам, а голова покоилась на плече мужчины. Брук прижималась к нему, тихо всхлипывая, словно ища утешения.

— Сколько лет он провел в тюрьме, Брук? — спросил Наполеан. Он не извлек эту информацию из ее памяти, не желая узнать больше, чем она невольно поведала. Но знание того, через что она прошла, резало его словно ножом. — Сколько?

Она покачала головой, потерлась носом о его руку.

— Скажем так, это не стоило обращения в суд. Это было несправедливо.

— Сколько?

Она посмотрела вверх и встретилась с ним взглядом.

— Два с половиной года.

Наполеан замер, позволяя словам проникнуть в сознание, а затем сильнее прижал ее к себе, удерживая свою судьбу в крепких, нерушимых объятиях.

Прошептал ей в ухо, тихо и беспощадно:

— Я — правосудие, Брук. Для тебя здесь всегда будет справедливость.

Она замерла.

— Что ты сказал?

Он покачал головой.

— Ничего. Это не имеет значения.

Она глубоко вздохнула.

— Нет, имеет. Что ты имел в виду? — Она пробормотала эти слова в его грудь. — О чем ты говоришь, Наполеан?

— Я говорю, что тот, кто причинил тебе вред, больше не ходит среди живых.

Она ахнула, но ничего не сказала, и он знал, — теперь женщина, наконец-то, стала по-настоящему слушать.

— Прислушайся ко мне, Брук, — промурлыкал он. Его голос демонстрировал жаркое обещание быть верным их союзу. — Ты должна понимать, кому и чему тебе предначертано стать супругой. Я суверенный король древней расы, потомков богов и людей. Я — правосудие.

* * *

Брук Адамс почувствовала отзвук слов Наполеана глубоко в своей душе, и сила его откровения каким-то образом пробудила другое воспоминание.

Видение? Сон?

Воображаемый детский друг возникал в сознании маленькой девочки во времена отчаяния.

— О боже!

Брук вдруг ахнула, отодвигаясь от груди Наполеана так, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Что? — спросил Наполеан, сразу забеспокоившись. — Что такое?

Она в недоверии покачала головой.

— Ты. Так это был ты!

Она заглянула ему в глаза и стала присматриваться, пристально изучая его, словно видела в первый раз. По собственному желанию, а не по принуждению разглядывая в мельчайших подробностях каждую черточку его прекрасного лица. Она невольно протянула руку и прикоснулась к его волосам. Потерла их между пальцами, проверяя структуру, и легко выпустила.

— Ты был там со мной?

Наполеан покачал головой.

— Прости… Я честно не понимаю, что ты имеешь в виду.

Брук посмотрела вдаль, не обращая внимания на пейзаж вокруг. То, что она видела, было не в этом ущелье, а где-то намного, намного дальше — в воспоминаниях из прошлого.

— Когда я была ребенком, — она тяжело сглотнула, — и находилась в домике с моим отчимом, я представляла в своем воображении так много всего… Что угодно, чтобы пройти через это. Выжить.