Последнее имело смысл. Да, вот так все и было.

— Веснушка…

Я потерла руки, внезапно ощутив холод. Торин, засунув руки в передние карманы штанов, наблюдал за мной в зеркале; выражение его лица было нечитаемым… Он все еще был без рубашки. Я любила его и доверяла ему. Если бы это было вероятным, если бы он был человеком в моем видении, и то, что я только что видела, должно было произойти в будущем, кто-то собирался заставить его делать это, а это означало, что я должна была ему помочь. Кого он будет искать в будущем? Меня? Значит, мы будем не вместе?

— На этот раз я увидела происходящее глазами Провидицы. По крайней мере, на время. Но, когда она вошла в круг, мы разделились. Она сказала, что сделает заклинание защиты, но я должна защитить остальных. Что она имела в виду?

— Защиту. Ты видела убийц?

Да. Я затрясла головой. Нет, не видела. Это все сознание играет со мной шутки.

— Нет, но они принуждали ее провести ритуал и найти каких-то людей. Провидица упомянула о «ней». Сказала, что она наблюдает за ними, и убийца, кажется, был этим доволен. Почему этот амулет магический?

Торин поднялся с кровати и потянулся за рубашкой. Не встречаясь со мной глазами, он надел ее. У меня было ощущение, что он не хочет обсуждать это. Он потянулся за носками и натянул их на ноги.

Я подошла поближе.

— Торин?

— Кулон принадлежал моей матери, — произнес он, сжав челюсти. — Я собираюсь выяснить, где Эхо нашел его, и почему ты на него реагируешь.

— О, — я соскользнула с кровати. — Твоя мать была ведьмой?

Он не то закашлялся, не то рассмеялся.

— Нет, Веснушка. Моя мать, определенно, ведьмой не была, — серьезно, его недоверие к ведьмам ничем не обосновано. Он достал из-под себя кулон и добавил: — Ее убила ведьма, — от злости в его голосе воздух застрял у меня в груди. — Одна очень плохая и злая ведьма.

В его голосе звучала нестерпимая боль, и она отозвалась во мне, ссора была забыта. Я подошла к нему, мне хотелось коснуться его и облегчить его страдания. Я убрала его руки, села к нему на колени и обняла за плечи. Хотя его руки обвили мою талию, и его голова покоилась у меня на груди, его тело казалось застывшим.

— Она воспользовалась им прямо перед своей смертью. Всегда хранила его у себя в комнате. Я видел ее в ночь перед тем, как все случилось. Она не видела меня, потому что я был Бессмертным и не мог показаться ей. Она не заслуживала такой смерти — быть принесенной в жертву жаждущему власти некроманту. Я должен был спасти ее. И спас бы, если бы не Лавания и законы Валькирий.

Он замолчал, но я всем сердцем чувствовала его горе. Даже столько веков спустя, он страдает и винит себя. Торин редко говорил о своем прошлом, поэтому такая открытость была чем-то новым, трогательным и печальным. Я пыталась справиться со слезами и легкими движениями рисовала круги у него на спине, пытаясь впитать его боль. Теперь я понимаю, почему он ненавидит ведьм.

— Ты ведь отомстил ей? — спросила я.

— Ему. Он получил по заслугам, — прорычал он. — Он и каждый член его ковена.

Он? Я хотела спросить, но затем вспомнила, что в одиннадцатом веке, до всех этих инквизиций и религиозных фанатиков, в Англии и в Европе магию практиковали как женщины, так и мужчины. — Расскажи мне о ней… о твоей матери.

— Веснушка…

— Пожалуйста, — если он хоть немного поделится своим прошлым, он сможет отпустить свою боль.

Воу, такие слова были бы в духе Лавании. Перед уходом, она посоветовала мне смотреть на смерть папы, как на путешествие на следующий уровень, и ценить то прекрасное время, что мы проводим вместе. Тогда мне хотелось крикнуть ей, чтобы она заткнулась. Но теперь я поняла. Торин веками носил в себе эту боль из-за обстоятельств смерти его матери. Ему не дали возможности попрощаться с ней.

— Какой она была? Доброй или строгой?

Его взгляд говорил, что я перехожу черту.

— Она была любящей и заботливой.

— Из аристократов или простых?

Он улыбнулся.

— Аристократка. Она была нормандкой, потомком викингов, — объяснил он, когда я непонимающе уставилась на него. — Слово «норман» изначально переводилось как «северный человек».

— Значит, в тебе течет скандинавская кровь, — сказала я.

Он усмехнулся.

— Кровь викингов звучит лучше. А кровь завоевателей и мародеров — еще лучше.

— Грабителей, живорезов, убийц и насильников, — вставила я.

Он засмеялся.

— Вообще-то, в целом погибло не так уж много людей, и женщины предпочитали более сильных и мужественных викингов. Нельзя их за это винить. Сначала они завоевали Северную Францию, потом Англию, тогда Вильгельм Завоеватель, герцог Нормандии, напал на Англию и разгромил англосаксов.

— Твой отец тоже был нормандцем?

Что-то в его голосе переменилось, когда он ответил.

— И да, и нет. Он считал себя англосаксом, хотя был незаконорожденным сыном англосаксонского дворянина и нормандской девушки.

— Как он встретил твою мать?

Он сжал челюсть.

— Есть необходимость в это углубляться?

— Пожалуйста, — я погладила его по волосам. — Ты знаешь все обо мне, а мне практически ничего о тебе не известно. Только о брате и крестовом походе…

— Хорошо. История становится мрачной, начиная с происхождения моего отца. После завоевания король Вильгельм перенес двор вместе с дворянами в Англию, отобрал землю и титулы у местных англосаксов и передал их нормандцам. Мой дед по линии отца остался ни с чем, но отцу удалось каким-то образом все вернуть. Дед никогда открыто не признавал его своим сыном, поэтому дал ему нормандское имя де Клэр, а не свое — Оукли, — Торин нахмурился, словно обеспокоенный чем-то.

— Мама была дочерью графа д’Аргуэ. Ее родители и дедушки с бабушками были весьма известны при дворе. Когда мои родители познакомились, король отдал моему отцу графство и земли, которые когда-то принадлежали моему деду. Незаконнорожденный сын стал графом Уортингтон, — он нахмурился. — Но этого было недостаточно для моего отца. Он был сильный. Амбициозный. Жестокий. Он сделал тех, кто был рядом, несчастными.

Я почувствовала, как он напрягается, когда говорит о своем отце. Я взъерошила пальцами его волосы, откинула локоны со лба и запрокинула голову, а затем стала целовать его, пока он не расслабился. Погладила его по щеке. Поцеловала лоб.

— Расскажи мне побольше о своей матери.

— Я не могу сосредоточиться, когда ты так делаешь, — пробормотал он охрипшим голосом.

Я перестала ласкаться к нему.

— Все. Я больше не буду тебя отвлекать.

Парень рассмеялся:

— Ты сидишь у меня на коленях.

— Я переберусь на другой конец комнаты.

Руки Торина сжались, крепко удерживая меня на месте.

— Ты отвлекаешь меня, находясь в одной комнате, Веснушка. Твой голос. Твой смех, — он закрыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул. — Твой аромат. У моей сущности есть способ найти тебя, поэтому независимо от того, куда ты убежишь, я всегда найду тебя.

Тогда почему кто-то, кто был похож на него, искал меня в будущем?

— Я не уверена, что это — угроза или обещание, но звучит так, словно ты собираешься меня преследовать, а это не романтично.

— Я могу быть романтичным.

Да, он мог.

— Как звали твою мать?

— Аделаида, — сказал Торин.

Я усмехнулась.

— Как город в Австралии.

— Да. Она была совершенной. Знатная по рождению, но простая в глубине души. Мой отец пользовался ее подсказками. Ее не интересовала придворная жизнь или мода, это было для нее скучным. Она научилась говорить на английском языке и с достоинством относилась к слугам, тогда как ее коллеги-аристократы говорили по-французски и относились к слугам-англичанам как к дерьму. Если поселяне нуждались в помощи, она помогала. Если им нужна была еда, она снабжала их продуктами. В нашем доме принимали раненых солдат, и она помогала лечить их травами и целебными мазями, которые сама готовила. Все любили ее.

Несмотря на то, что он сказал раньше, травы и целебные мази показались мне подозрительными.

— Итак, вы говорили по-французски?

— Да, и по-английски. После того, как Лавания обратила меня, мне потребовалось три года, чтобы узнать все, что нужно, о рунах, Бессмертных и Валькириях. Наш курс был не таким интенсивным, как у некоторых людей, — он сжал мою талию, лаская пальцами кожу. Мне пришлось заставить себя сосредоточиться. — У Лавании был замок в Нормандии и около трех сотен Бессмертных под опекой. Я украдкой сбегал, чтобы понаблюдать за моей матерью. Я смотрел на нее, шел рядом с ней и слушал, когда она разговаривала со слугами или друзьями о нас — о себе, Джеймсе и обо мне, — его голос звучал еще более угрюмо. — Она тяжело переживала нашу смерть. У нас не было детей, так что после нас ничего не осталось. И было трудно быть так близко к ней, но не сказать ей, что я все еще жив, и облегчить ее боль, — его голос совсем охрип.

Слезы наполнили мои глаза и потекли по щекам на его волосы.

Руки Торина вокруг моей талии были похожи на тиски.

— Я не мог уйти. Я пытался так много раз, но всегда возвращался. Я не мог дать ей то, что она хотела, но она была там для меня. Даже если она об этом не знала, — Торин выдохнул воздух. — Я начал воспринимать бессмертие как проклятие. Я был жив, но внутри все превратилось в пепел, моя связь с теми, кого я любил, разрывалась.

Неудивительно, что он не хотел меня обращать. Он говорил, что бессмертие было хуже смерти, и умолял меня не делать этого. До сих пор я не понимала, почему.

Мои руки сжались вокруг его плеч.

— А потом она умерла, и все перестало иметь значение, — прошептал он тихо. — Я был похож на мертвеца. Я пожинал души, ел, спал, но ничего не чувствовал. Пустота. Тьма стала моим спутником. Я ненавидел то, кем я стал, но ничего не мог сделать, чтобы изменить это. Возможно, я и не хотел ничего менять. Большинство Валькирий собрались в группы. Я предпочел остаться один. Я не хотел связываться с другим человеком, Смертным или Бессмертным. Когда я присоединился к Эндрису, я ненавидел быть Валькирией. Его беззаботное отношение раздражало меня. Когда он обратил Малиину и Ингрид, не задумываясь о последствиях, я дал ему по шее и выбросил вон. На некоторое время он отстал, но потом вернулся. Не имело значения, как часто я велел ему убираться или не лезть ко мне, он всегда возвращался. Потом я встретил тебя.