ГЛАВА 27: РУБИ

Но вглубь не рой –

Не проживёшь и году!

Покинь ты лучше воду,

И свой получишь приз.

Сначала раздается свист, потом шорох и шипение. Я открываю глаза.

— Пошли отсюда.

Я наполовину вылезаю из спального мешка, отбрасываю волосы с лица.

— И что же случилось? Что не так?

Между бровями Эллиота появляется складка.

— Ничего не случилось. Я уже все понял, — выражение его лица трудно прочесть в темноте, но я слышу нетерпение в его голосе. Он выныривает из палатки.

— Это невозможно, — говорю я, застыв на месте.

— Раньше большинство возможных вещей были невозможны, — говорит Анна.

Я поворачиваюсь и вижу, что она сидит, скрестив ноги, на своем спальном мешке, держа маленький фонарик рядом с книгой.

В дверь палатки просунулась голова Эллиота.

— Поторопитесь.

Я бросаю взгляд на Анну.

— Ты идешь?

Она переводит взгляд с места, которое только что занимал Эллиот, на меня.

— Пожалуй, я закончу эту главу.

Я пожимаю плечами. Приседаю на корточки и прохожу через палатку во влажный воздух. Ночь — это хор жужжащих насекомых и хрустящих листьев, треск ветки и уханье совы. Эллиот идет целеустремленно, как будто он открыл этот остров много веков назад и только теперь делится своими секретами.

Мы оставляем за собой Звездные Камни и ныряем в лес из тонких стволов, которые белеют под светом наших фонариков. Через две минуты выходим на небольшую поляну, окруженную высокими березами. Эллиот бросает коричневый цилиндр к ногам, а затем опускается на покрытую мхом землю. Я сбрасываю сандалии и сажусь рядом с ним, зарываясь пальцами ног в губчатую землю.

— Это не может ждать до утра, если мы хотим победить другого охотника за сокровищами. — Широко раскрытые глаза Эллиота заставляют его выглядеть моложе, чем обычно. — Вот оно, Руби.

— И что же ты нашел?

Парень скрещивает ноги. Он упирается локтями в колени и наклоняется вперед.

— Я не мог уснуть, потому что… — он смотрит в сторону лагеря. — Потому что не мог заснуть. Во всяком случае, я думал о волках и о том, как они назвали этот остров в честь животного, которое здесь даже не живет, и как это действительно смешно. А потом я подумал, что, может быть, за ними кто-то охотится или что-то в этом роде. Поэтому я, естественно, начал думать о приманках.

— Естественно.

— Я говорю о тех фальшивых животных, которых они используют для привлечения волков, птиц и оленей. Что на самом деле не имеет никакого отношения к нашим поискам, так как мы уже нашли серых волков, за исключением того, что приманка исходит от голландского de kooi. Ты, наверное, знаешь, к чему это приведет.

— Удивительно, но я этого не знаю.

— De kooi, — снова говорит он, — оно происходит от средневекового латинского cavea, что означает «полый».

— Как в пещере.

Эллиот ухмыляется.

— Именно. Отследи этимологию слова достаточно далеко назад, и ты остановишься на пещере.

Я приподнимаю бровь. Интересно, так ли я похожа на Сейди, как себя чувствую?

— Да, я знаю, мой ботаник показывает. Но это заставило меня снова подумать о пещерах. А что, если мы ошибаемся насчет Звездных Камней? А что, если это не тот камень, который вонзается в небо? Прежде чем прийти за тобой, я спустил кусок веревки в отверстие в центре Звездных Камней. Она даже не коснулась дна. Под нами может быть огромная пещера. Пещера со сталагмитами.

— А как насчет квадрата на Звездном Камне? Или стихотворение? Все сходится, Эллиот.

— Но в стихотворении говорится: «раздвинь воду» " — говорит он. — И я знаю, что это значит.

Эллиот откупоривает цилиндрический контейнер и извлекает из него толстый лист бумаги. Нежные пальцы кладут его на землю. Я держу фонарик над картой. В отличие от версии сувенирного магазина, которую мы использовали с тех пор, как впервые встретились в спальне Эллиота, эта карта детализирована и старая, скрученная по краям и испачканная грязью.

— Разве это не часть выставки Острова Серого Волка в музее?

— Теперь уже нет. — Он прижимает палец к точке на западной стороне острова.

Я наклоняюсь ближе, вижу лагуну и водопад.

— Остров окружен водой. Почему ты думаешь, что это то самое место?

— С каким еще водоемом ты можешь расстаться? — Эллиот сворачивает карту и засовывает ее в футляр. — Держу пари, что за ним есть пещера. Может быть, он соединяется с тем, что находится под Звездными Камнями.

— Не похоже, что у нас есть время для более продуманной стратегии. Другой охотник за сокровищами мог быть уже близок к тому, чтобы найти сокровище. — Я лежу на прохладной земле. — Кроме того, будет приятно искупаться после сегодняшнего похода.

Он наклоняется ближе, так близко, что я почти чувствую вкус металла его кольца на губе. Так близко, что я думаю, может быть…

И я очень на это надеюсь. Вот это-то и есть самое удивительное.

Но нет, он просто нюхает мои волосы.

— Да, ванна была бы очень кстати.

Я пытаюсь ударить его, но он уворачивается. Я сдаюсь и поднимаю лицо к небу, окруженному верхушками высоких деревьев. На чернильном фоне тысячи звезд кажутся пылью. Но это не то, что заставляет меня задыхаться. Это янтарно-пурпурный шрам, который дугой пересекает небо.

— Этого не может быть.

— Млечный путь. — Эллиот лежит рядом со мной, сложив руки на животе. — Я слышал, что здесь достаточно темно, чтобы разглядеть его, но никогда не видел, потрясающе, правда?

Более того. Когда я смотрю на то место, где небо мраморное, деревья наверху, кажется, сжимаются. Все сжимается, даже я. Я невообразимо мала под полосой света и звезд.

— Это похоже на волшебство.

Мы остаемся в таком положении, как мне кажется, на полночи. Словно время растягивается, как будто оно ждет, чтобы мы закончили этот момент, прежде чем секунда снова станет секундой, а минута больше не будет длиться час.

— Руби?

Я поворачиваю голову, вдыхая землистый запах мха. Эллиот ближе, чем я помню, так близко, что вижу легкость в его глазах.

— Что мне делать с Гейбом?

Я рассеянно ковыряю потертый подол своих пижамных шорт, которые раньше принадлежали Сейди и поэтому никогда не будут выброшены.

— Понятия не имею.

Эллиот снова поворачивается к небу.

— Я просто посмеялся над ним. Не хочу быть грубым, но я назвал его Габриэллой, чтобы казаться крутым. Я знал, что это выводит его из себя, но не осознавал, это отчасти моя вина, понимаешь?

Я знаю, что Гейб был расстроен из-за жестоких слов.

Но из каждого человека можно сделать монстра. Не все его принимают.

— Никто не виноват, кроме Гейба, — отвечаю я.

— Разве это было бы так ужасно, если бы я не был готов простить его? — в голосе Эллиота слышится мольба.

Я отвечаю не сразу. Мне нужно сделать все правильно, так что если Эллиот когда-нибудь узнает мой секрет, то вспомнит о милосердии, которое проявил к Гейбу, и, возможно, распространит его на меня.

— Никогда нельзя принуждать девушку, как бы далеко ты ни заходил, — говорю я. — Но я хотела бы надеяться, что хорошие люди, которые делают плохие вещи, могут быть прощены.

Эллиот поворачивает голову в мою сторону.

— Иногда я думаю, что однажды проснусь и тоже почувствую все плохое, что есть во мне.

— Мы все немного плохие. — Я очень плохая, но я ему этого не говорю.

Не могу смотреть на него после этого, поэтому смотрю на небо, пока не вижу вспышки Луны, когда моргаю.

— Мой папа, — шепчет Эллиот.

Все, что я знаю о Патрике Торне, я узнала от Дорис Ленсинг, и это не так уж много: он завербовался в армию, когда не смог найти сокровища, потому что когда ты Торн, война предпочтительнее неудачи.

— Я читал мамин дневник. Я даже не знал, что она ведет дневник, пока не нашел его два года назад и не прочитал эту непростительную вещь.

Наконец я поворачиваю голову. Зубы Эллиота тревожно сжимают кольцо на губе. Руки выщипывают мох из мягкой земли. Он делает глубокий вдох и говорит:

— Мой отец не убивал себя.

Моя голова и сердце парят где-то далеко надо мной, может быть, в деревьях или облаках, а может быть, вместе со звездами. Это не секрет, от которого у меня кружится голова, а тот факт, что Остров Серых Волков, похоже, вытягивает правду из всех нас. Но я не отдам ему свою.

Эллиот смотрит на меня широко раскрытыми глазами, весь взвинченный.

— Ты хочешь знать правду, Руби?

— Это остров заставляет тебя так говорить?

— Нет, не остров.

Я не испытываю такого облегчения, как следовало бы. В глубине души я знаю — и это похоже на искушение судьбы даже думать об этом — истина не умирает и не исчезает только потому, что вы этого хотите.

Рука Эллиота скользит вниз по моей руке. Его пальцы переплетаются с моими, держатся крепко.

— Это сделала моя мама. Она убила его. И тут же снесла ему лицо.

— Эллиот.

— Все всегда произносят мое имя так, словно я стою на краю обрыва и готовлюсь к прыжку. Как будто во мне есть что-то от болезни моего отца. — Он сжимает мою руку все сильнее и сильнее. — А что, если она у меня есть?

Мы смотрим на звезды и крепко держимся за них, сжимая пальцы.

— В тот день умер мой брат, — продолжает он. — Возможно, моя мама увидела бы, как он вошел в воду, если бы не была так занята убийством моего отца.

— Зачем она это сделала?

— Она мне ничего не скажет. Не буду говорить о том дне. Но разве имеет значение, почему кто-то убивает кого-то другого? — Он не говорит «убийство» так, как я, и держит это в себе до самой последней минуты. Он произносит это так, словно слово ужалит его язык, если он не выплюнет его достаточно быстро.

Я изо всех сил стараюсь удержать его взгляд, но это невозможно с его искаженным выражением лица и воспоминанием о скрипучем голосе Сейди, шепчущей «убийство» в тот воскресный день.

— Нет. Никогда не бывает хорошей причины.

Я просыпаюсь среди ночи от звуков своего имени в ветре. Я поворачиваюсь лицом к Анне, но когда зов раздается снова, ее губы не шевелятся. Она так поглощена своей книгой, что не возражает, когда я говорю ей, что иду в туалет одна.

Трава под моими босыми ногами прохладная и слегка влажная. Ветер такой же дикий, как и моя сестра, толкает и толкает меня, пока я не оказываюсь прямо там, где он хочет меня видеть. Я стою между Звездных Камней, статические разряды пронзают мою кожу, когда я слышу ее. Хриплый голос, почти шепот.