ГЛАВА 18: РУБИ

ИДИТЕ ВНИЗ, ЧТОБЫ ПОДНЯТЬСЯ,

Не обращайте внимания на мертвеца.

Если вы на верном пути,

Увидите серых волков впереди.

Когда всё это закончится, и я буду на материке с несколькими тысячами золотых монет, возможно, я буду вспоминать путешествие. Но сейчас только это: тёмные и тяжёлые от воды волосы, детские руки в воздухе и губы, произносящие слова «убийство» и «любовь».

Уже при смерти, Сейди приоткрыла завесу тайны, которую годами пыталась решить. И теперь я здесь, ступаю по опавшим листьям и искривлённым корням, пока она лежит под плакучей ивой и шестью футами грязи. Мысль об этом — почти единственное, что занимает меня сейчас.

Вина шепчет в ветре, что качает деревья. Её резкий голос толкает меня дальше в лес. Дальше, дальше, пока шёпот не переходит в пение.

Руби Кейн с чёрной от греха душой

Имела сестру, помогла уйти на покой.

В руке зажав нож острый-преострый,

Руби Кейн пронзила сестру наотмашь.

— Не так всё было, — говорю я, хотя не уверена, что разница имеет значение.

— Я немного странная, — произносит Анна, вырывая меня из моих мыслей. — Ты должна была заметить. Но я прирождённый слушатель. Если хочешь поговорить об этом — о том, что заставляет тебя бродить в одиночестве — обращайся.

Моргаю, смахивая песчинки. Только я и Анна, и раскачивающиеся сосны. Оглядываюсь вокруг.

— Не знаю, как очутилась здесь.

— Твоя проблема не в том, что ты не знаешь, где ты. Твоя проблема в том, что ты не знаешь, как добраться туда, где тебе нужно быть, — в такие моменты, как сейчас, мне начинает казаться, что у неё нет возраста — или же в ней умещаются все возрасты сразу. — К счастью для тебя, я никогда не теряюсь. Теперь говори.

Девушка движется короткими шагами, но быстро. Спешу, пытаясь догнать её. Теперь, когда она не пронзает меня взглядом, озвучивать мысли становится проще.

— Могут ли люди, которые сделали ужасные вещи, когда-нибудь искупить свою вину?

— Ты имеешь в виду одного человека, постоянно делающего что-то плохое, или многих людей, сделавших только одно плохое?

— Одного человека, который сделал одну плохую вещь.

Анна резко останавливается. Почти врезаюсь в неё, но затормаживаю, пока мы обе не свалились комом рюкзаков и конечностей.

— Ты можешь искупить свою вину.

— Я говорила не о…

Она обрывает меня покачиванием головы.

— Я не знаю, что ты сделала, Руби, но верю, что ты не безнадёжна.

Я киваю. Смахиваю слезу. Не говоря ни слова, она перелезает через бревно и проталкивается через деревья. Показываются мальчишки, воюющие с желудями. Впервые за год, я понимаю, почему Сейди хотела большего для меня. Возможно, она была абсолютно права.

Кожа сверкает от пота, когда появляется тропинка. Она вся грязная, в колдобинах; большая её часть покрыта высокой травой и сорняками, от которых чешутся лодыжки. Мошки почти размером с пчёл кусают голую кожу.

Но после долгого блуждания вдоль реки я думаю, что тропинка просто восхитительна.

Держим пари, что тропинка была веками проложена охотниками за сокровищами, идущих от ямы к реке, чтобы быстро окунуться в прохладную воду.

— Вот оно, — говорит Эллиот. — Я чувствую.

Десять минут спустя мы продираемся сквозь деревья. Ветхая деревянная лачуга приветствует нас грязным сухим камнем и заржавевшим металлом. Дверь висит на петлях. Мы проходим мимо пустого мусорного бака, покрытого ржавчиной, мимо проволочной сетки, стелющейся по земле и мимо молотка с отбитой ручкой. Возвышающийся над безжизненным клочком земли белый крест становится коричневым.

Эллиот ухмыляется.

— Давай, скажи, Руби.

Именно эта ухмылка заставляет меня громко выкрикнуть:

— Не обращайте внимания на мертвеца!

Чарли реагирует невероятно странным победным танцем. Сердце кровью обливается, ведь ещё и по этому я буду скучать, когда он умрёт.

Мы продолжаем идти, теперь быстрее. Холм перекрывает вид, но только на мгновение. Теперь мы здесь, ходим на цыпочках по земле, которая окружает тот самый провал в земле.

— Думал, он больше, — произносит Гейб.

Эллиот закатывает глаза.

— Когда ещё ты видел такую чертовски здоровую дыру в земле?

— Она вполне может вести прямиком в ад, — говорит Чарли, смотря через край. Ржавая сталь покрывает стены, узкая лестница спускается в пропасть шахты.

— Первая платформа была здесь, — говорит Эллиот, указывая куда-то фунтов на пятнадцать ниже провала. Он уже рассказывал нам эту историю: как толстые брёвна покрывали дыру шириной в 150 футов, как экскаваторы сбивали их только для того, чтобы обнаружить другую платформу на глубине 30 футов, затем 60 футов и снова на 120.

— В чём дело? — спрашивает Гейб. — Они не настоящие?

— Некоторые считаю, у них фальшивое дно. Охотники за сокровищами думают, что близки к золоту. Хотя, на самом деле, они близки к холодной грязи внизу, — голос Эллиота звучит отстранённо, словно он говорит из того места, где бродят его мысли. — Или, возможно, тому, кто спрятал сокровища, нужны были платформы, чтобы выбраться.

Покопавшись в рюкзаке, Эллиот достаёт фонарик. Мы собираемся вокруг и видим, как свет поглощает тьма. Спихиваю ком земли в шахту.

— Возможно, внизу ничего нет, а яма — большой обман.

— Возможно, — отвечает он. Звучит весьма неуверенно. Вижу надежду на его лице, как глаза светятся в тёплом вечернем свете, как он жаждет докопаться до правды Острова Серых Волков. Но самое главное — Эллиот верит. Его веры хватит на нас двоих.

— Для десяти секунд этого было достаточно. Теперь скучно, — говорит Чарли. — Мы идём вниз или как?

— Мы идём вниз, — Эллиот протягивает руку, чтобы остановить Чарли, который уже на два шага ближе к лестнице. — Но мы идём завтра. Нам нужно максимально возможное количество дневного света.

— О, здорово, — произносит Анна, бросая рюкзак на землю. — Отдохну немного.

— Она серьёзно? — Гейб поворачивается к Эллиоту, подняв брови. — Отдых?

— Состояние покоя, — сообщает Эллиот.

— Я знаю, что такое отдых. Я учился там же, где и ты, — Гейб поворачивается ко мне. — Не хочешь лежать в грязи, найдём другой способ отдохнуть.

Я издаю стон.

— Эти ваши фразы сами вырываются изо рта, стоит только его открыть, или мозг иногда подключается?

— Мне больно слышать, что ты думаешь — это всего лишь фразы. Думал, у нас глубокая и значимая беседа, — он ухмыляется и начинает готовить ужин. Я помогаю Эллиоту и Чарли разбить лагерь в лачуге. Лачуга служит напоминанием расцвета Острова Серых Волков. Время раскопок, когда здесь ходили толпы рабочих в комбинезонах, стояли машины для рытья земли и насосы, качающие воду… Небольшого пространства хватит для пяти спальных мешков, но будет тесно.

Оставляю мальчишек обыскивать место раскопок. В этом море грязи нахожу островок травы. Присаживаюсь, чтобы позвонить домой.

— Как дыра? — спрашивает мама после того, как убеждается, что у меня не случился приступ аппендицита или что-то подобное.

— Глубокая, — рисую линии на грязи. Получается похоже на лабиринт. — Скажи, что Сейди имела в виду каждый раз, когда говорила, что если я на самом деле потеряюсь, мне нужно спросить тебя?

Не говорю ей, что чувствую себя потерянной прямо сейчас.

— Она знала, тебе не придётся просить. В день, когда пришли её результаты, — мама прочищает горло, — в тот день она рассказала мне о книге, которую нашла в библиотеке Бишопа Роллинса. Она сказала: «Мам, это охота. Ей нужно найти всё самой. Я скажу тебе просто на всякий случай.»

— Какая книга? — шёпотом спрашиваю я.

— «Остров Сокровищ». Та, которая со стихотворением. Твоя сестра была убеждена в том, что это карта. Ты ведь знаешь, что она думала о сокровищах, — мама смеётся. — Наш истинный верующий.

— Сейди нашла карту? Но…

И слова не выходят, погрязнув в липкой яме почему-почему-почему. Почему она не отправилась на поиски до того, как заболела? Почему она не сказала мне?

— Но она жила сокровищами.

А я искренне верила в это. Сокровище давало ей цель, а цель давала месяцы жизни, в которые никто не верил.

— Она жила тобой, — мама вздыхает. — Ох, дорогая. Твоя сестра хотела, чтобы после её смерти ты жила, жила полной жизнью. Более полной, чем при её жизни, когда ты была словно её тень. Возможно, она и мечтала о сокровищах, но в этих мечтах она всегда видела тебя.

После этого мы вешаем трубки, ибо печаль окутывает нас слишком, чтобы говорить. Я прижимаю телефон к груди, думая над секретом Сейди. Приключение для её не авантюрной сестры. Это одновременно лучший и худший подарок, который мне когда-либо дарили.

Кажется, Эллиот сейчас будет дышать огнём.

Мы сидим на камнях по кругу — ещё один пережиток раскопок, — пока Гейб готовит каждому персональную пиццу с пепперони, используя блинную смесь, банку измельчённых помидоров и замороженный сыр.

— Стих говорит ориентироваться по звёздам в перечёркнутом квадрате, — произносит Эллиот, хватая неприлично большой кусок пиццы. — Где, чёрт возьми, этот символ?

— Может, в дыре, — отвечает Чарли. — Нам всё ещё придётся спуститься туда.

Эллиот задумывается.

— Где-то в восьмидесятых экскаваторы проложили слой металла на стенах до глубины в 20 футов. Если карта была составлена после, на металле может оказаться выгравированный перечёркнутый квадрат.

— Я проверю.

— Завтра, — останавливаю я Чарли, пока он не бросился в бездну.

Гейб вручает каждому золотистое печенье.

— Овсяные печенья с ореховым маслом, с арахисовой пастой и карамелью, — откусывает гигантский кусок. — Взял рецепт из блога этой леди.

Чарли слизывает полоску карамели.

— Вкус — словно ты берёшь от жизни всё хорошее и заключаешь в печенье, — делится он. Гейб воодушевляется комплиментом. Он словно воздушный шарик — ему постоянно нужно, чтобы кто-то его наполнял, чтобы он не сдулся.

Я беру бутылку воды, чтобы помыть посуду и кастрюлю. Гейб прячет огромный контейнер с едой в сотне футов от места, где мы проведём ночь. Эллиот исчезает в хижине, но остальные ждут, пока луна не вытеснит солнце. Я исполняю на губной гармошке песню мальчишеской группы, а Анна поёт так, что пробирает до самого нутра. Чарли и Гейб сходят с ума, и весь мир кажется невероятно прекрасным.