До тех пор, пока не возвращается Эллиот.

Парень приземляется у костра. Он частично оказывается в тени, разрезанный по плечам. Он ничего не говорит. Просто высасывает всю нашу радость словно эмоциональная чёрная дыра.

— Эй, Эллиот, — говорю я. — Желаешь понизить градус возбуждения? Некоторые из нас пытаются провести здесь это несчастное время.

Он встречается со мной взглядом. Открывает рот, словно собираясь сказать что-то. Словно не держал нас в напряжении целую вечность.

Но он остаётся безмолвным.

— С ним бывает такое, — Чарли переводит глаза с меня на Анну. — Не беспокойтесь — по большей части, он безвредный. По крайней мере, если у вас нет аллергии на мрачные взгляды или сжатые челюсти.

— Никогда не знаешь, — отвечает Анна.

— Ну, я знаю, и у меня жуткая аллергия, — говорит Чарли. — Уведи меня отсюда, Анна Банана, пока у меня не случился анафилактический шок.

Они направляются к хижине, Гейб устремляется за ними. Смех Чарли разносится в ночи, и я понимаю, что никогда не забуду этот звук, даже после того, как он умрёт.

Смотрю через костёр на Эллиота, скрытого в тени.

— Ты просто собираешься сидеть здесь?

— Нет. Я собирался выйти. Я всегда собирался выйти. Моё тело не всегда поспевает за моим мозгом.

Он бросает в костёр горсть сосновых иголок. В воздухе запахло Рождеством.

— Расскажи мне что-то, чего я не знаю.

— Боже, Эллиот. Неужели такое существует?

Он закатывает глаза. Толкает мою ногу своей.

— Расскажи мне о тебе и Сейди.

С таким же успехом он мог попросить моё сердце.

— Когда мне было 14, — говорю я, — я посреди ночи ускользнула на пляж, чтобы увидеть небо.

— Увидеть метеоритный дождь Персеиды, — он неуверенно улыбается. — Слышал, как Сейди говорила кому-то в тот понедельник. Просто… Я тоже был там.

— Видишь? Нет ничего, о чём бы ты ни знал.

— Я не знаю твоей версии.

— Гарантирую, что мой рассказ даже близко не такой увлекательный, как рассказ Сейди. Я гуляла по пляжу, а когда настала пора возвращаться, то поняла, что заблудилась. Я не знала, что делать, так что просто пошла к свету.

Снова и снова бросаю горсти иголок в костёр. Глубоко вдыхаю сосновый запах ночи.

— Сейди проснулась и увидела мою пустую кровать. Она включала и выключала свет в нашей комнате, чтобы помочь мне найти дорогу домой.

— Она была твоей Полярной Звездой.

— Нет, не так. Она была ночным небом. Всем, начиная звёздной пылью и заканчивая галактиками, — оборачиваюсь, чтобы увидеть, что он смотрит на меня. — Представь Вселенную, погасшую в один день.

Он протягивает мне пригоршню сосновых иголок. Я бросаю их в огонь.

Долго молчим, затем я говорю:

— Я нашла одно замечательное слово, когда Сейди была больна: «Ya’aburnee». Арабское слово. Надежда умереть раньше, чем те, кого ты любишь, потому что боишься, что не сможешь без них. Английского перевода этого слова нет.

Эллиот наблюдает за огнём, словно он может сбежать и сжечь весь мир. Он продолжает смотреть на него и тогда, когда кладёт свою руку на мою. Его ладонь мягкая и потная. Твёрдое пожатие, затем он убирает руку.

Если бы Сейди была здесь, то смогла бы расшифровать этот жест. Но её здесь нет, поэтому я смотрю прямо перед собой и произношу:

— Продолжай. Я знаю, ты тоже умираешь от желания дать мне урок английского.

Он смотрит на меня, не моргая. Разрываюсь где-то между «Поговори со мной» и «Давай никогда не будем говорить».

— Чёрт, — отвечает он.

Целый язык с кучей слов, и он выбирает это.

Он запускает руки в волосы.

— То, как я вёл себя с тобой сегодня… Чувствую себя полнейшим идиотом.

— Ты идиот, Эллиот, — я одновременно считаю и не считаю так. — Ты просто полнейший идиот.

— Идиот?

Усмехаюсь.

— Именно.

— Будь я Гейбом, то использовал бы это как возможность начать серьёзный диспут.

— Будем благодарны, что ты Эллиот.

— В этом проблема, — его глаза так широко распахнуты, что я могу видеть в них отражение язычков пламени. Он вручает мне закладку Сейди, ту самую закладку, место которой — в «Острове Сокровищ». — Мы не одни.