Глава 40

Поезд раскачивался туда–сюда, эти мерные движения и далекий стук колес по рельсам – колыбельная, от которой у Джо потяжелели веки. Когда она в 8:18 утра поднялась на борт «Кейстоун Сервис» №701 в направлении Гаррисберга[56], ей посчастливилось получить в свое распоряжение целый ряд сидений, пусть и ненадолго. Толпа людей направлялась на работу, поэтому вскоре ей пришлось положить свой рюкзак на колени, чтобы освободить место другому пассажиру.

Поездка длилась чуть более трех часов, и она могла бы отправиться на авто, но по пути прямого автомобильного маршрута был Нью–Йорк, и Джо предпочла миновать пробку в час пик.

Кроме того, было в поездах что–то волшебное. Она наблюдала, как меняется панорама по ту сторону широкого окна: высотные жилые дома, что сменили пригородные кварталы, когда они приблизились к Манхэттену; затем небоскребы; мосты Большого Яблока поднимались и опускались через Гудзон. Потом был спуск под землю, замедление и остановка под великим городом и обмен пассажирами на Станции Пэнн. Наконец, они снова двинулись в путь, воздух в вагоне пах нефтью и углем, когда они выезжали из подземных туннелей.

Снова яркий свет, отсутствие городского пейзажа за окном, деревья и трава Нью–Джерси всегда удивляли после бетонных джунглей Нью–Йорка.

Поезд прибыл на Станцию 30–й улицы вовремя, и Джо некоторое время сидела без движений, прежде чем схватить сумку и встать на ноги. Очередь на выход была небольшой, и, спустившись на платформу, Джо оглянулась по сторонам, горячее дыхание шипящего двигателя огладило ее волосы.

Следующее, что она осознала – как она выходит из квадратного здания с колоннами, своими рядами вертикальных опор на стеклянных панелях оно всегда напоминало ей федеральную тюрьму. Может, это сама Филадельфия ассоциировалась у нее с исправительной колонией.

Или, скорее всего, ее семья.

Она с телефона вызвала «Лифт»[57] и доехала до дома. Когда они с водителем остановились между каменными пилонами и проехали по переулку, парень за рулем посмотрел на нее в зеркало заднего вида своей «Тойоты Сиенна».

– Это резиденция? – Он покачал головой. – Ну, да ладно. Не мое дело...

– Нет, здесь живет семья… семейная пара, то есть.

– Ха, ничего себе. – Он посмотрел в сторону, на деревья, на которых еще не раскрылись бутоны, и скульптуры, что не менялись в течение сезонов. – Вы ищете работу здесь или..?

Джо подумала о той роли, которую она играла, пока росла в этом доме.

– У меня уже есть работа.

– О, поздравляю. Наверное, хорошо платят.

Ну, она проучилась в колледже без долгов. Но только потому, что поехала в Уильямс, в альма матер ее отца. Она часто задавалась вопросом, что было бы с ее финансами после бакалавриата, если бы ей светила только государственная школа. Когда ее приняли в программу Йельской магистратуры по английскому языку, родители четко обозначили, что ей придется самой платить за это.

Естественно, она сразу начала искать работу.

– Черт возьми, ну и дом.

– Да, он здоровый.

Величественный особняк агрессивно вырастал из холма, хотя у нее было ощущение, что именно неприятное чувство в животе превратило это место во что–то угрожающее, а не витражи и карнизы его царственной крыши.

Заплатив парню, она вышла и подождала, пока минивэн не спустится с холма. У нее возникло чувство, что если родители увидят машину, то с большой вероятностью, ее не примут.

Когда «Лифт» скрылся из виду, она мгновение осматривалась по сторонам. Все на своем месте, кусты были обтянуты мешковиной, чтобы защитить их от холода, земля чиста от мусора, каменная дорожка сине–серого цвета огибала цветники и уходила к главному входу.

Подойдя к сверкающей двери, она ожидала, что прозвучит какой–то предупредительный звонок, оповещающий жителей дома о том, что дочь появилась в их владениях… не то, чтобы ее официально отлучили от семьи. Скорее, все молча согласились, что методика воспитания детей в семье Эрли не привела к благоприятному исходу, как для удочеренной, так и для приемных родителей.

Дверной звонок, когда она нажала на него, издал приглушенный дррррррррррррррррл, не звон, но и не сигнализация. Старомодный шум, создаваемый механизмом, который, как она себе представляла, являлся частью дома, как и все внутри. Не ясно, где именно располагался звонок в дверных косяках, и она гадала, что будет, если штука сломается, как ее чинить...

Дверь открылась.

– Здравствуй, отец, – сказала она тихо. – Сюрприз.

– Ты собираешься что–то делать со своим гардеробом? Или будешь просто стоять и смотреть на свое дерьмо?

Когда Ви произнес эти слова, сидя за своими Четырьмя Игрушками, Бутч прокашлялся, собираясь отойти от первой из трех своих напольных вешалок с одеждой. Гол не засчитан.

– Коп, ну серьезно. Подбешиваешь. Ты прямо как в «Паранормальном Явлении».

– Это фильм о призраках, а не о вампирах. И у меня все хорошо.

– Ты стоишь как статуя целых пятнадцать минут. Шестнадцать. Семнадцать... хочешь, я переверну песочные часы?

Бутч покачал головой и вернулся к дивану. Приземлив свою задницу, потянулся вперед, чтобы отхлебнуть «Лаг» из своего стакана, и с удивлением обнаружил, что тот пуст. Вместо того чтобы наполнить его, он поставил низкий цилиндр из хрусталя на кофейный столик.

– В общем, я встретил старого друга сегодня вечером.

Ви высунулся из–под своих мониторов, приподняв бровь, его алмазные глаза сверкали.

– Как ее зовут?

– Я не говорил, что это женщина.

– Тебе и не нужно. Виноватый тон говорит за себя.

– Все было не так.

– Да неужели?

Бутч вскочил на ноги и подошел к двери, ведущей на улицу. Затем развернулся и пошел обратно к стойке. И обратно к дивану.

Гребаный солнечный свет.

– Слушай, коп, – сказал Ви, оттолкнув клавиатуру. – Я тебя просто немного подразнил. Да ты отрежешь себе яйца прежде, чем переспишь с другой. В чем проблема?

– Она дружила с Джейни.

– Боже... – Ви скрестил руки на груди и положил мускулистую ногу на один из сабвуферов, как на пуфик для ног. – Почему ты не рассказывал?

– А сейчас я что делаю?

Ви кивнул в сторону коридора.

– Марисса знает?

– Нет, дело не в этом. – Вишес просто смотрел на него со своего места, и Бутчу захотелось чем–то в него швырнуть. Например, настольный футбол. – Я серьезно. Все не так.

– Конечно, все не так. Точно нет. Хочешь поговорить о погоде? Что Фритц приготовит на Первую Трапезу, может быть?

Бутч запустил ладони в волосы и вцепился в них пальцами.

– Ее звали Мэл. Я не видел ее лет двадцать, наверное. Может, больше. – Он вспомнил о бюстье, которое помог снять. – Она сильно изменилась. Они с Джейни должны были уже выйти замуж, как моя сестра Джойс. Завести пару детей. Мужа с хорошо оплачиваемой работой, чтобы они могли стать домохозяйками.

– И что с ней случилось?

– Ничего из перечисленного. Без шансов… она, эм, да, она переехала в Колдвелл. Раньше работала моделью в Нью–Йорке. Она коллекционирует одежду, как и я.

– Была моделью и переехала сюда из Манхэттена? Значит, эскортница...

– Я этого не говорил, черт возьми, – огрызнулся Бутч.

– И не нужно.

Бутч потер глаза с мыслью, что проницательность его соседа порой чертовски раздражает.

– Она спросила, не хочешь ли ты ей заплатить? – спросил Ви. – И ты сказал «нет», но даже если твой рот сформировал отрицательный ответ, то мозг пошел в другом, более пошлом направлении? И хотя ты не допустишь ничего подобного в реальной жизни, ты все равно чувствуешь вину от одной только мысли?

– Нет. – Он покачал головой. – По крайней мере, в этом я спокоен. Она принимала ванну у меня на глазах, на самом деле. Какой бы красивой она ни была, я не чувствовала ничего ниже пояса, Бог тому свидетель.

– Хорошо. Ты как мальчик из хора, ей Богу. Я, честно говоря, не удивлен. И слушай, ты говоришь о ней в прошедшем времени. Просто решил отметить это, чтобы успокоить бунт твоей совести.

Бутч только пожал плечами.

– Понимаешь, первый раз я столкнулся с ней несколько ночей назад. Случайно, в центре города. Она шла в клуб, я выходил из гаража после того, как припарковал «R8». А прошлым вечером, после нашего с тобой разговора? Она была там, на улице, когда я вышел. Она была... ранена. Сильно. Мужчиной.

– Вот дерьмо. Ты отправил ее в полицию?

– Она отказалась. – Бутч поднял свой пустого бокал и сделал глоток – убедительное доказательство того, что пристрастия зачастую имели биохимическую природу с мышечной памятью. – Я подбросил ее домой. Ну, чтобы убедиться, что она туда точно доберется.

Когда образы порезов и ушибов возникли в его голове, он содрогнулся.

– Я уверен, что она в порядке.

– Ты не уверен на все сто.

Когда дикие, параноидальные мысли заметались внутри черепной коробки, Бутч выбросил их всех, одну за другой. Точнее попытался.

– Думаю, я просто устал.

– Да ладно, ты выглядишь так, будто провел месяц отпуска на тропическом острове. Если бы ты мог светиться от здоровья чуть сильнее, чем сейчас, то сиял бы как ночник.

Бутч пропустил колкости мимо ушей.

– Я больше ее не увижу. – Он прокашлялся. – Я просто забуду о ней. Кроме того, она пообещала, что не скажет Джойс, что мы виделись. Это не проблема.

– Если не проблема, почему ты не рассказал об этом Мариссе?

Бутч уставился на костюмы на вешалках, гадая, зачем ему в его жизни так много вариаций темно–синего цвета.

– Я думаю о том, чтобы раздать свой гардероб.

Вы выругался себе под нос.

– Эта женщина ударила тебя по голове кирпичом? Совсем поехал?

– Мне нравится одежда, но я использую ее как камуфляж.

– Потому что ты скрываешь что–то? Кроме своей колбасы с яйцами.

Бутч бросил взгляд на своего соседа по комнате.

– Я пытаюсь скрыть тот факт, что я – кусок дерьма, недостойный женщины, которая каждый день делит со мной постель. Я прикрыл тело дорогущими тряпками в надежде, что она не станет смотреть внутрь меня, довольствуясь внешней картинкой. Вот зачем мне шмотки.