Глава 21

Пока Азелио и Тарквиния спорили о преимуществах разных мест для посадки, Рамиро, ухватившись за веревку рядом с иллюминатором, разглядывал освещенную звездами планету, над которой парил корабль. Разве смог бы он понять Эсилио? Из всех наук, которые он изучал в детстве, геология была наименее развитой – и, как казалось на тот момент, имела минимальные шансы принести ему хоть какую-то пользу. И даже если ограничиться теми крупицами знаний, что осели в его голове, Рамиро все равно не знал, чему верить. Предки не имели понятия, из чего состоят минералы, в то время как их последователи, обладая гораздо более обширными познаниями, никогда не видели настоящей планеты.

– Мы должны находиться в пешей доступности от четырех или пяти разных типов почвы, а иначе какой толк от испытаний на растениях? – возбужденно заявил Азелио.

– Я это понимаю, – ответила Тарквиния. – Но если мы не сядем на ровную и устойчивую поверхность, то можем нанести непоправимый вред Геодезисту.

Из уроков Рамиро знал, что в течение эонов любая горная порода выделяла следовые количества газа, которые в случае тела с достаточно большой гравитацией накапливался, образуя атмосферу. Если это тело, помимо прочего, вращалось вокруг звезды, то ветры, вызванные суточными колебаниями температуры, разрушали твердые породы, и с появлением в воздухе пыли и песка процесс только ускорялся. Маршруты пылевых потоков ваяли целые горы и равнины, форма которых зависела в том числе и от различной прочности нижележащих пород. Но откуда взялось все это разнообразие минералов? Насколько он помнил, никто точно не знал, существовали ли они, начиная с состояния минимальной энтропии, сформировались за астрономическое время в результате медленного распада какой-либо первородной материи, или были выплавлены в ядре гигантского прамира, в котором метались и бурлили жидкие пожары, сдерживаемые до поры до времени невообразимой гравитацией, пока вся эта суперпланета, наконец, не раскололась и не разлетелась на кусочки.

Тарквиния вывела на свою консоль изображение очередного кандидата, полученное при полном солнечном освещении камерой обратного времени. Попытавшись в нем разобраться, Рамиро пришел к выводу, что сочетание почти идеальной гладкости с подозрительно тонкими хребтами указывало на рябящую от ветра пылевую равнину, в которой Геодезист при посадке мог просто утонуть и исчезнуть без следа.

– Разве мы не можем просто выбрать место, которое выглядит самым безопасным? – предложил он. – Если с почвой возникнут какие-то проблемы, мы всегда можем взлететь и приземлиться где-нибудь еще.

Азелио повернулся к нему лицом и вперился в Рамиро сердитым взглядом.

– Я не стану тратить годы на прыжки с места на место! Такого уговора не было!

– Ладно. Забудь. – Рамиро пожалел о своей легкомысленной реплике; Азелио нужно было думать о племяннице и племяннике.

Тарквиния вывела на экран следующий снимок.

– Почему у нас всего два зонда? – раздраженно сказала она. Один из зондов можно было направить на поверхность в целях разведки, а если первый вариант окажется неудачным, то воспользоваться еще и вторым, но на этом их возможности заканчивались: зонды были слишком просты, и каждый из них мог обследовать только по одному участку поверхности.

– Мы, наверное, могли бы продлить разведку на несколько дней, – предложил Рамиро. Планета вращалась под ними по мере того, как корабль перемещался между полюсами; каждый последующий виток на орбите проносил их над новым меридианом, и несмотря на все разнообразие типов местности, которые они уже успели проверить, до полного осмотра поверхности было еще очень далеко. – Где-то там должно быть идеальное место для посадки.

– Вот именно! – отозвался Азелио. Он указал на консоль. – Ни один из этих вариантов не подходит.

– Мы можем продолжить поиски, – согласилась Тарквиния. – Несколько лишних дней ничего не изменят.

Извинившись, Азелио вышел, чтобы проверить растения. Невесомость сказывалась на них не лучшим образом, но повторное развертывание капсул с тросами было неоправданно трудоемким – если, конечно, выбора места для посадки не затянется, и счет пойдет уже не на дни, а на череды.

Тарквиния переключилась на прямую трансляцию с камеры обратного времени: над красной равниной, искрещенной коричневыми трещинами, занимался рассвет.

– Только посмотрите на всю эту землю! – изумленно воскликнул Рамиро. Если бы на ней в один ряд расположились все пшеничные поля Бесподобной, то они пронеслись бы мимо путешественников за один высверк и затерялись бы в этом необъятном пейзаже. В сагах было немало историй о пеших путешествиях, которые пересекали древние империи и занимали долгие годы, но ни книги, ни собственное воображение не подготовили Рамиро к размаху мира, который прямо сейчас простирался далеко внизу. – Как же первые путешественники смогли отказаться от такой свободы?

– Думаю, этому могли поспособствовать гремучие звезды, – намекнула Тарквиния.

– Да, но лично я бы все равно не смог этого сделать. Жизнь взаперти, внутри горы, для нас неестественна; просто чудо, что мы не лишились рассудка еще несколько поколений тому назад.

– Значит, ты намерен сделать эту планету своим домом? – спросила Тарквиния. – Эсилио уже запал тебе в душу?

Рамиро мягко прожужжал.

– Дело не только в Эсилио; еще двенадцать лет в пути я могу и не пережить. – Ему бы пришлось по душе ослушаться Грету и остаться на Эсилио, позволив Геодезисту улететь без него – к тому же цель миссии все равно будет достигнута, даже если остальные члены экипажа вернутся с новостями о том, что на Эсилио уже основана колония. Но сделать это в одиночку он бы не смог.

– И не только в огромных пространствах, ведь не сможешь же ты питаться одной грязью, – заметила Тарквиния. – И пока ты еще не начал воображать цветы на своей могиле, давай сначала выясним, приживется ли здесь хоть что-нибудь.

Зонд отделился от Геодезиста и, отлетев от корабля под действием воздушной струи, запустил двигатели, приступив к снижению. Рамиро заглянул через плечо Тарквинии, чтобы посмотреть на данные, передаваемые измерительной аппаратурой. Азелио наблюдал за происходящим из-за правого плеча Тарквинии, и даже Агата, ненадолго отложив свои вычисления, ухватилась за веревку рядом с ним.

Снизив скорость и позволив притяжению планеты опустить его на поверхность, зонд вскоре скрылся за горизонтом Геодезиста, и связь с ним прервалась.

– Хочешь поспать пару-тройку курантов? – поддразнивая, спросила Агата. – Обещаю, что разбужу тебя, когда появятся результаты.

– Нет, спасибо, – ответил Рамиро. Он попросил Тарквинию воспроизвести записанные данные; он заприметил в них нечто, что вызвало его беспокойство. – Посмотрите, как сильно зонд разогрелся за мгновение до потери контакта!

– Нагрев от трения был вполне ожидаемым, разве нет? – спросил Азелио.

– Не так быстро. И не на такой высоте.

Тарквиния нахмурилась.

– Мы не испытываем какого-то необъяснимого сопротивления, так что мне непонятно, как мы могли настолько ошибиться с распределением плотности.

Рамиро не хотелось спорить насчет конкретной причины; тем не менее, факт оставался фактом – нагрев зонда оказался неожиданным.

– Если он сгорит за пределами видимости, мы никогда не узнаем, что с ним случилось – или что нужно будет изменить перед следующим запуском. Если мы ошибемся с догадкой, то можем точно так же потерять и второй зонд.

Тарквиния обдумала этот мрачный сценарий.

– Тогда нам лучше действовать быстрее, – сказала она.

Рамиро уже был пристегнут к своей кушетке, но Агате с Азелио пришлось добираться до своих мест во время маневра, когда корабль, наклонившись, стал быстро набирать высоту. Хотя иллюминатор кабины смотрел в сторону звезд, на экране навигационной консоли было видно, как удалялась от них поверхность планеты, когда Тарквиния стала расширять горизонт, чтобы зонд снова оказался в зоне прямой видимости.

Когда связь восстановилась, она отключила двигатели, позволив кораблю двигаться по восходящей дуге, используя накопленный импульс. От непривычного веса у Рамиро закружилась голова, но когда сознание прояснилось, он сосредоточился на потоке данных. Температура зонда упала, хотя он по-прежнему был довольно горячим.

– Похоже, предыдущие показания были ложными, – решил он.

Изображение с камеры начало подрагивать, как будто зонду приходилось бороться с сильным ветром. Грета снабдила экспедицию только одной камерой обратного времени, а в изображении, доступном зонду – который не мог видеть солнечный свет – что-либо разглядеть было практически невозможно. Температура стабильно понижалась. Возможно, что-то затрудняло движение охлаждающего воздуха – клапан могло заесть как раз в тот момент, когда требовалось отвести тепло от двигателя, а теперь он резко открылся, с лихвой компенсируя недостаток охлаждения.

Пока вибрирующая машина неслась к поверхности планеты, Рамиро в равной мере ощущал и страх, и бурный восторг. За всю историю Бесподобной еще никто не исполнял маневр, который можно было бы по праву назвать приземлением. Но если не уцелел даже этот крохотный и надежный разведчик, то каковы шансы самого Геодезиста?

Картинка почернела и исчезла.

– Возможно, боковая камера окажется более информативной, – сказала Тарквиния. Она передала инструкции с помощью своего корсета, и на экране появилось скошенное пространство, занятое песчаным грунтом. Плоский пейзаж нарушали лишь расположенные поодаль немногочисленные серые скалы.

– Он приземлился! Он в порядке! – исступленно защебетал Азелио, переключившись затем на данные измерительных приборов. – И температура в норме. Она уже близка к прогнозу, который Тарквиния дала для поверхности планеты.