– Дамочка, стойте! – уже у фургонов мне преградил дорогу крупный небритый молодой мужчина с гитарой наперевес. – Вы куда так спешите, как маньяк, сбегающий с места преступления?

Пополам согнувшись в пояснице, я старалась выровнять дыхание и из своего положения протянула руку для рукопожатия.

– Кха-кха, думаю, маньяк, спешащий на место преступления, будет более правильным определением. Шучу, я – агент Йорк…

– М-да, трудно поверить, что вы имеете к ФБР какое-то отношение, – после минутной паузы изрёк неизвестный гитарист.

Я подняла глаза. Мужчина был одет в потёртые голубые джинсы и футболку с карикатурным изображением двух человечков с кружками пива. Под футболкой проглядывался и немаленький пивной животик. На голове у него был форменный беспорядок светло-русых волос с почти блондинистой чёлкой, торчащей в разные стороны. И у него было такое до боли знакомое произношение, которое часто называют «американской жвачкой». После месяца в окружении людей, говорящих с английским акцентом, я успела соскучиться.

– Мне тоже трудно поверить, что вы имеете отношение к ФБР, – ответила я колкостью на колкость.

Мужчина рассмеялся.

– Я, в отличие от вас, действительно не имею к Бюро никакого отношения. Зато отношение к ФБР имеет вот она… – он отступил в сторону, открывая мне обзор на других музыкантов.

Махом руки он указал на крупную девушку среднего роста. Девушка как раз провела пальцами по струнам гитары, из которой в тот же момент родилась часть мелодии авторства Карлоса Сантаны. Я широко открыла рот. Так это её игра настигла меня во сне.

Одежда гитаристки соответствовала образу госслужащей: белая блузка с чёрным галстуком, чёрные брюки и простые строгие туфли без каблуков. А вот насчёт причёски я не была так уверена. Короткие пепельно-каштановые волосы разбавляли мелированные «пёрышки». Ещё одной особенностью причёски были длинные пряди на затылке.

Поняв, что её с любопытством изучают, она прекратила играть и подняла голову, тут же машинально поправив стильные квадратные очки в крупной оправе. Густые брови сошлись на переносице. На меня девушка посмотрела тяжёлым взглядом.

– Здравствуйте, агент… э-э-э, – приветственно помахала я ручкой, зажмуриваясь от снедающего меня стыда.

– Курсант Холли Фокс. Всего лишь курсант, – поправила девушка. У неё был ярко окрашенный с низкими нотками голос. – А ты, Саймон, что там делаешь? Никак клеиться пытаешься?

– Клеиться к… подопечной главного «зубастика» страны? – Саймон комично развёл руками. – Я пока ещё в своём уме…

Мне отчётливо показалось, что вместо «подопечной» мужчина хотел употребить какое-то другое слово, но вовремя одумался. Я выпрямилась. Где-то в сознании степень дружественности заметно убавилась.

Саймон отошёл от меня и приблизился к Холли. В этот момент из-за другого фургона показалась ещё одна участница группы. Высокая девушка в тёмно-синем джинсовом костюме, состоящем из брюк-клёш и лёгкой курточки.

Куртка была расстёгнута, и под ней виднелась светлая стрейчевая футболка с логотипом группы «Led Zeppelin». Несмотря на то, что её фигура была далека от модельной, в девушке чувствовалась женственность и лёгкость. Короткая стрижка, также как и у соучастницы бэнда, но с высоким затылком и уложенная таким аккуратным и изящным образом, каким далеко не каждый сможет уложить. Тёплого цвета золотисто-медовые волосы как нельзя лучше подходили лицу с мягким персиковым оттенком кожи, на котором светился задор. Улыбка была приятной и открытой, создававшей на щеках очаровательные ямочки.

Она постучала по закрытой дверце фургона.

– Ленни, Дин, вылезайте, пришёл наш поющий агент! – несмотря на то, что она говорила быстро, у неё получалось вкладывать иронию в каждое произносимое слово. И это была не злая ирония.

Металлическая дверца отъехала в сторону. Сперва из фургона показались длинные ноги в джинсах и ковбойских сапогах. Потом наружу вылез парень, довольно худощавый, даже тощий, что было хорошо заметно, так как одет он был в чёрную майку. Кожа очень светлая, лицо вытянутое, нос тонкий с небольшой горбинкой. Волосы волнистые, густые, тёмные, почти чёрные. Причёска была короткой, дополненной бакенбардами.

В зубах он картинно зажимал дымящуюся сигариллу, правой рукой держа бас-гитару за гриф. Левой же басист почёсывал затылок. Сзади его кто-то пнул, и он по инерции отскочил подальше от фургона.

– Ты что, …, делаешь! – хрипловатым баритоном, граничащим, как ни странно (под стать инструменту?) с басом, ругнулся брюнет через плечо.

Тем временем, в проёме появился ещё один парень – блондин с длинной, обрамляющей лицо чёлкой, одетый в мешковатые серые штаны и чёрную футболку с капюшоном. Он выглядел как возмужавший мальчик из бойз-бэнда.

– С дороги уйди! – послышалось в ответ не менее колоритным голосом.

Басист осмотрелся вокруг довольно меланхоличным взглядом и, не реагируя на меня, с видимой апатией отправился подключать гитару.

– Давайте начнём, – примирительно заговорила светловолосая девушка, вставая за клавиши и разминая пальцы.

– Пусть сначала споёт, – недоверчиво посмотрела на меня курсант Фокс.

Я инстинктивно перевела взгляд на микрофон, будто специально отставленный подальше от музыкантов и сделала шаг к нему.

– Без микрофона, – уточнила гитаристка.

Я закрыла глаза и сжала кулаки. Ничего не поделать – такая уж у меня теперь поганая репутация, что меня не желают воспринимать всерьёз. Я даже не сразу поняла, что уже пою…

«Но я боюсь того, к чему это может привести», – и я действительно этого боюсь.

Тори Эймос (это её песня) – потрясающая рыжеволосая певица, пианистка и женщина, прошедшая через сексуальное насилие. Я часто пела песни из её раннего репертуара, и всегда мне казалось, что я чувствую что-то неприятное. Точно через пространство и время к твоему горлу тянется чья-то рука. Но чужая боль, когда пропускаешь её через себя, даёт силы, окрашивая голос в новые тона.

Заиграли клавиши, и я от смущения остановилась и набралась мужества открыть глаза. Большая часть группы застыла, пялясь на меня. Девушка за синтезатором перестала играть. Конечно, кто мог ждать от «подопечной главного «зубастика» страны» наличия голоса и мастерства исполнения.

– А она хороша, – вытащив сигариллу изо рта, заметил басист и посмотрел на Холли. – Почти как ты, в день нашего знакомства…

Она натянуто улыбнулась и покачала головой. В её взгляде читалось: «Заткнулся бы ты!»

Что говорить, я не знала и поэтому просто стояла молча. Тишину нарушил встретивший меня мужчина.

– По-моему, мы все не с той ноги начали. Я – Саймон, отвечаю за ритм-гитару, – с совершенно другой интонацией заговорил он. – Ну, насчёт Холли вы поняли. Клавиши – Тэмми, бас – Ленни и Дин – барабанщик, – он поочерёдно показал сначала на девушку, потом на парня с сигариллой и закончил на блондине. – Музыканты мы все, так сказать, универсальные, но не все профессиональные. Каждый поёт и может сыграть почти на всём из того, что вы сейчас видите. Для нас это хобби ещё со школьной скамьи.

– Кристина, можно Крис, – вежливо кивнула я. – Пение – тоже хобби для меня. Просто некоторые близкие мне люди занимаются музыкой.

– Отлич-ч-чно! – Тэмми громко хлопнула в ладоши. – Давайте и мы покажем, на что способны! И с вашим вокалом, Крис, если вы не против?

– Я только за, – похоже, ко мне возвращается недавняя бодрость.

Новые знакомые разбрелись по своим позициям. Я подошла к микрофону. Теперь нужно прилично опустить стойку, высоту тут явно выставляли, как для подиумной модели. На Ван Райана, что ли, ровнялись?

Развернуться с микрофоном к группе лицом мне показалось хорошей идеей. Мы только знакомимся друг с другом, нужен визуальный контакт. Но как же здорово просто смотреть на них! Как они переглядываются, делают условные знаки друг другу. Немая сцена выбора песни была забавной: Саймон подначивал Холли сыграть что-то определённое, но она ни в какую не уступала, остальные же без длительных пререканий согласились. Подозреваю, что до моего появления они обсуждали именно эту композицию, раз все кроме меня понимали, о чём идёт речь без слов. И скорее всего ещё мне косточки перемывали, но сейчас это уже не имеет значения.

Девушка то вздыхала, то недовольно поджимала губы, и, в конце концов, изрекла: «О’кей, но если я слажаю, виноват будешь сам!»

Затем Холли повернулась вполоборота, так, чтобы держать в поле зрения Саймона и занявшего место за барабанной установкой Дина.

– И… три… пятнадцать! – начали ударные, а потом вступили ритм и соло гитары.

Захотелось рассмеяться. Это же песня из «Шрека». «Случайно влюбился» – так она называлась. Моя правая нога автоматически стала притопывать в такт.

Я задумчиво кивнула головой, давая понять, что композиция мне знакома. Прежде чем вступал вокал, там был существенный начальный проигрыш – есть время быстро обдумать детали.

Песня поётся от лица мужчины, но я спою её от своего. Требуется лишь заменить пару слов. Надеюсь, мне простят.

Тэмми вовремя сделала мне жест рукой, когда требовалось вступить, чтобы их новоиспечённая вокалистка не «зевала».

Вокальная партия была не сложной. Её не нужно было вытягивать, и классического исполнения тоже не требовалось. Достаточно просто вкрадчиво петь с определённым настроем, который диктовала лирика – простая, забавная, позитивная.

Я улыбалась и не могла прекратить это делать. Больше никто не смотрел на меня враждебно. Мы все вместе делали одно дело.

Тэмми не только помогала мне бэк-вокалом, но иногда подгоняла меня жестами, потому что у песни был довольно быстрый темп, и петь нужно было отрывисто, словно имитируя речь.