«Во имя Яхаве!» сказал Иехошуа, и люди ахнули, услышав настоящее имя Бога, которое нельзя было произносить вслух, за исключением Первосвященника в самом святейшем месте Храма в Иерусалеме во время Йом Киппура, самого святейшего изо всех праздников, а Иехошуа произнес это имя в захолустном поселке во время лечения зараженного демоном человека. «Во имя Яхаве, выйди из него!»

И, услышав запретное властное имя, все тело человека застыло, спина выгнулась, и выдохнул он диким криком. Люди позже говорили, что никогда не сомневались, что так и кричали демоны. В соседних поселках, говорили, услышали этот крик, в пяти милях от них.

Вопль длился почти десять дыханий, и каждый услышал звук того, как демон покидал человеческое тело. Кто-то говорил, что видели черный дым, поднимающийся из его рта, но Иехуда того не увидел — лишь облака пыли, поднятые корчащимся телом. Когда же крик закончился, человек оставался недвижимым, и всем стало ясно, что демона в нем больше нет.

Мальчик, стоящий позади толпы, внезапно закричал: «Змея!»

И все повернулись, ужаснувшись в ожидании увидеть огромную змею — демона размером с человека. Но то была пестрая ядовитая змея, лениво скрутившаяся кольцом между камней.

«Демон убрался в него!» закричал кто-то, а другой мальчик схватил камень и запустил им в змею. И еще и еще полетели камни, и змея выгнула свою спину и обнажила клыки, как делал только что одержимый демоном человек, но она не смогла устоять против стольких людей, и вскоре ее убили.

Они принесли раздавленную змею к мужчине, неся ее за хвост. А тот сидел и моргал глазами, трогая прокушенный язык одним пальцем, и кровяная слюна стекала из его рта. Хотя демон покинул его, он все еще не был нормальным человеком — да никто не ожидал этого от него — он выглядел полубессознательным, хмурым и что-то бормочащим, но больше не рычал и не шипел. Он заморгал при виде змеи, которую положили рядом с ним.

«Это был твой демон», сказал один из толпы. «Сожги, и ты будешь свободным навеки».

А Иехошуа улыбнулся и взял руку сидящего.

«Твоя вера в Бога и в святое имя Его освободили тебя», объяснил он.

Той ночью в поселке закололи три годовалых козла, чтобы накормить их. А наутро, когда они отправились дальше, около десяти мужчин и женщин из поселка пошли вместе с ними.

* * *

Были другие, кто шел с Иехошуа до того, как появился Иехуда, но Иехуда знал, что Иехошуа выделял его. Он мог говорить ему такие вещи, которые другие не смогли бы понять.

После случая, когда Иехошуа выгнал змея-демона из человека в Кфар Нахуме, они сидели и долго разговаривали после того, как другие заснули сном людей с животами, набитыми печеной козлятиной.

«Как Бог говорит тебе», начал Иехуда, «кого лечить?»

Иехошуа поправил край одеяла.

«Я могу видеть», ответил он, «какой демон меня послушается».

Иехуда лег поверх своего одеяла.

«Я знал одного человека в Кериоте, бешеного от демона внутри», сказал он. «Он бился головой об стену».

«Демоны могут заставить человека делать такое», согласился Иехошуа.

«Но когда его мать говорила с ним», продолжил Иехуда, «он становился тихим. На какое-то время. Только после ее смерти, демон не оставил его в покое. Он и умер от этого демона, но пока его мать была жива, он мог слушаться ее голоса, а не демона».

Иехошуа расшевелил прутом угли костра.

«Это как с тобой, да?» спросил Иехуда.

Иехошуа пожал плечами. «Я не понимаю, что ты спрашиваешь у меня».

«Если демон слушается матери», начал свое объяснение Иехуда, «это не от того, что мать имеет силу над демоном. Мать имеет силу над тем человеком. Имя, сказанное тобой сегодня, имеет силу над всеми людьми. Не только над демонами, но и над людьми».

Иехошуа запрокинул назад голову и засмеялся.

«Задавать вопросы — это мудрость, которой я научил тебя», сказал он. «Всегда пользуйся ею со мной. Ты прав. Я не знаю, как я делаю то, что делаю. Когда я говорю, то демоны могут слушать меня, но что происходит потом — в руках Бога».

Они шли, и встречающих их становилось больше. Громаднее. Многочисленнее. Появилась еще какая-то группа среди тех, кто приходил услышать речи Иехошуа или посмотреть, как лечит он и выгоняет демонов. И приходили другие раввины. Их ожидали. Они приходили побороться с ним.

Некоторые пытались смело атаковать его. В Емеке Езра Учитель вызвал его на спор, а после того, как закончили называть друг друга глупцом, Езра прижал Иехошуа к своей груди и предложил ему совместную трапезу. В Ме’етце люди выложили две большие кучи камней, и Иехошуа и их учитель Нехемиа проповедовали, забравшись наверх. В Рефеке задали столько вопросов Иехошуа, и он, истощенный и усталый, взмолился, что никто не смог бы выдержать такой штурм без бочонка вина.

Они пытались поймать его на оговорках, расставляя ловушки, и вытащить на всеобщее обозрение его скрытую надменность и показную рассудочность. А для Иехуды те дни были самыми замечательными. Все знали, что споры шли «ради небесной правды», чего так страстно желали все мудрецы.

Чем больше спорит с тобой человек, тем более начинает уважать тебя. Чем старательнее ищет он дыры в твоих рассуждениях, тем довольнее становится Святый Тот Кто Вездесущ. Великие раввины Хиллел и Шаммаи спорили друг с другом так яростно, что их последователи шли войной за их слова — несколько учеников погибло в тех спорах. И хотя подобные последствия прискорбны, страсть их к спорам достойна всяческой похвалы. А как же еще сможем мы услышать бесконечно непостижимый голос Бога, кроме как в словесной борьбе тех, кому небезразлична Тора, и кто находится в поиске ее труднодостижимой правды?

Кто-то из раввинов, конечно, разозлился. Самые мелкие и самые слабые. Во всех частях мира есть люди, которые не могут стерпеть вопросов к их словам. Это те люди, которые верят в то, что их пурпурные робы и серебряные цепи дают им право властвовать над другими. Они забывают, что у Моисея был лишь деревянный посох, и заикался он в речи своей. Были подобные люди и в лагере Иехошуа: некоторые из последователей не могли стерпеть никаких вопросов точно так же, как некоторые раввины не могли стерпеть никакой критики.

Но самые лучшие люди по обеим сторонам радовались словесным битвам, впиваясь в друг друга. А когда заканчивались споры, с первым лучом рассвета, еще больше мужчин и женщин шло с ними до следующего поселка, и так — далее.

Приблизительно в то время их стало двенадцать человек. Самых близких, внутренний круг. Иехуда никак не смог бы представить себе ранее, что их группа людей станет настолько большой, что появится внутренний круг, но так и произошло. Им было нужно исключить провокаторов, сеющих разногласия среди них, и римских соглядатаев. Там были, конечно, шпионы. Иехошуа нуждался в тех, кому он мог доверять.

Иехуда подошел к каждому из них по отдельности, шепча о том, что ему нужны их советы, их глаза и уши. Заняло немного времени у него, чтобы понять, кому можно было доверять. Он заметил, что задающих вопросы было много во внешнем круге последователей, и он был лишь одним во внутреннем, кого все знали, как спорщика на открытых собраниях.

Было время, когда они не делали различий между собой. В Бейт Саиде за общим столом трапезы Иехошуа, как показалось, сказал, что все различия должны быть сметены в сторону. Но теперь Иехуда оставался одним лишь пятном разногласия во внутреннем круге. Он не станет более делиться мыслями с другими.

* * *

«Ты знаешь, что они говорят о тебе?» спросил он.

Иехошуа нахмурился, но ничего не ответил. Они сидели вдвоем у костра. Было поздно, и все другие спали. Было так же, как в самом начале. Таких ночей становилось все меньше и меньше.

«Они говорят, что ты — Мессия. Кого мы ждем. Настоящий потомок Давида. Кто покончит со всеми болезнями и страданиями. О чьем прибытии мы узнаем, потому что не будет более войн, и все мертвые восстанут из могил».

Он хотел продолжить перечислить все разные виды магии, которые делают Мессии, чтобы развеселить Иехошуа. Он так хотел развеселить его. Если бы Иехошуа рассмеялся, то рассмеялся бы и Иехуда, и они стали бы говорить о том, как переделать мир их работой и стараниями, и не надо было бы ожидать Божьей помощи в чудесах, если настоящий потомок Давида сел бы на трон.

Он не засмеялся.

«Ты собираешься сделать так, чтобы лев возлег рядом с агнцем?» спросил Иехуда, и в голосе его появилось обвинение. «Ты собираешься восстановить города из руин?»

Иехошуа ответил очень тихо и спокойно: «Кто знает, что случится по воле Бога?»

Никто не собирался спорить с этим. Да только Иехуда знал, что понимал он в глубине своего сердца.

«Мне кажется, что многие из них верят в такое», сказал он. «Ты должен объяснить им, чтобы они перестали говорить так, даже среди своих».

Иехошуа разворошил угли костра.

«Не мне останавливать их. Они должны говорить правду, какой бы она ни была».

И Иехуде захотелось расшевелить его за плечи, ударить его по лицу, чтобы донести: Бога ради, все, во имя чего мы делали, все, о чем мы говорили. Но увидел он, что было поздно для этого.

«Ты и сам начал верить в такое, да?» и голос его стал рассерженным, и он не мог сдержать себя. «Ты наслушался того, что они говорят о тебе. Как Херод, который слышит только похвалу льстецов, и ты наслушался слишком много».

Иехошуа побледнел и замер. Ноздри его расширились, и в глазах угасал костер, и сказал он: «Ты думаешь, что знаешь волю Бога лучше меня?»

И Иехуда вспомнил того человека, который научил его слушаться знанию своего сердца, и относиться к каждому явлению, как греки, проверяя на возможность правды, и чему можно было научиться из происходящего.

«Я думаю», произнес он, «что если Бог выбрал тебя, Он скажет нам об этом когда-то, а до того мы не должны утруждать себя мыслями об этом».