– Хочешь чем-нибудь заняться в спальне Честного Эйба? (прим.: Честный Эйб – одно из самых известных прозвищ Авраама Линкольна)

Рассмеявшись, я откинула голову назад.

– Ты же это не серьезно.

– О, я очень серьезен, – Баррет покрутил своими бедрами, и я почувствовала, что его член подтверждает всю серьезность. – У меня есть постановление об освобождении вас от трусиков.

– Ты не можешь так унижать Манифест об освобождении рабов, – с негодованием прошипела я.

Баррет хихикнул.

– Я знал, что смогу задеть тебя, а я так завожусь, видя тебя раздраженной, – он подмигнул мне. – Кроме того, я уверен, что Эйб простит меня – братский кодекс и все такое.

Оттолкнув его, я наставила на Баррета палец.

– А я уверена, что высокие моральные стандарты Эйба не потерпят того, что мы разделим кровать, будучи неженатыми, несносный мальчишка.

– Знаешь ли ты, сколько неженатых людей занимались подобным под этой крышей?

– Уверена, слишком много, чтобы сосчитать.

Баррет уткнулся носом в мою шею, его дыхание опалило кожу.

– Теперь мы помолвлены, это же должно что-то значить.

– Я знаю, но... – зарычав, Баррет наклонился, схватил меня под колени и перебросил через плечо. – Поставь меня на ноги, ты, пещерный человек!

– Само собой, я поставлю тебя – только на мою кровать, где ты и должна быть.

Затем он хорошенько шлепнул меня по заднице и этот звук разнесся по пустому коридору.

Я протестующе вскрикнула, когда Баррет понес меня в направлении спальни Линкольна. Когда осторожно бросила взгляд через плечо, то увидела агента спецслужб и его сжатые губы – выглядело так, словно он очень сильно старался не рассмеяться.

Баррет открыл дверь и захлопнул ее ногой. Гнев был мгновенно забыт, когда меня накрыла важность того места, где я находилась – это была спальня одного из наших величайших президентов. Конечно, в реальности Линкольн никогда здесь не спал, но это был его кабинет. Это была его мебель.

Баррет, верный своим словам, положил меня только на кровать. Бесцеремонно повалившись на кровать, я вытянула шею, стараясь уловить каждую деталь комнаты – величественные золотые шторы, золотисто-коричневые обои, тяжелая мебель из красного дерева.

– По выражению твоего лица я начинаю думать, что у тебя стояк на Эйба, – сказал Баррет, когда быстренько сбросил свой пиджак.

Приподнявшись на локтях, я хихикнула.

– Я нечаянно. Ты же знаешь, как я помешана на истории.

Баррет с ухмылкой расстегнул белую бабочку.

– Это одна из многих причудливых вещей, которые я люблю в тебе.

– Причудливых или дурацких? – спросила я, поддразнивая его.

– Милых, – прозвучал дипломатичный ответ.

Я подогнула колени и приблизилась к краю кровати. Потянулась руками к пуговицам на рубашке Баррета и спросила.

– Что ещё ты во мне любишь?

– То, как ты высовываешь язык, когда всеми усилиями пытаешься на чем-то сконцентрироваться.

– Из всех вещей, которые ты мог любить во мне, ты выбрал именно эту? – нахмурившись, ответила я.

– А что не так?

– Агх, звучит так, словно я – собака.

– Нет, это не так. Ты кажешься милой, – освободившись от рубашки, возразил Баррет.

– Ладно. Я милая, когда высовываю язык, словно собака. Что ещё?

– То, что ты напеваешь всякие мотивчики, когда нервничаешь. Ещё, когда ты видишь какое-либо животное, твои глаза начинают сиять.

– Ага, я сентиментальный ботан.

От серьезного выражения на лице Баррета мое сердце ускорило ритм.

– То, что ты хочешь сделать этот мир лучше, даже если силы не равны. И то, что ты полностью посвящаешь себя другим, лишь бы помочь.

– Это очень мило. Спасибо.

– Я могу быть милым.

– Знаю. Это одно из твоих качеств, которые привлекли меня.

Выражение его глаз стало проказливым, когда Баррет расстегнул свои штаны. Стоя передо мной в своих облегающих черных плавках, он добавил.

– А ещё я люблю смотреть, как закатываются твои глаза, когда ты делаешь первый глоток утреннего кофе.

Я царапнула ногтем его голую грудь.

– Невежливо смеяться над наркоманом, а мы оба знаем, как сильно я зависима от кофе.

Баррет рассмеялся.

– Я не смеюсь над тобой, просто констатирую факты, – парень наклонился ко мне и поискал застежку платья. Расстегнув его, он склонил голову, и его дыхание согрело мое ухо. – И я люблю то, как закатываются твои глаза, когда мой язык или член глубоко погружаются в твою киску.

Внутри загорелась нужда, заставив меня вздрогнуть. Баррет прикоснулся к лямкам моего платья и спустил их по рукам. Затем я приподняла бедра, чтобы он стянул с меня наряд. А когда он не смог быстро снять его, то начал дергать ткань.

– Эй, поосторожнее, пожалуйста, с Валентино, – упрекнула я.

– К черту. Я куплю тебе другое.

Как только платье было сорвано, его бесцеремонно бросили на пол, и я осталась в одних черных кружевных чулках и телесной бюстье, которое обтягивало меня и поднимало вверх грудь.

Голодный взгляд Баррета заставил меня в предвкушении облизнуть губы.

– А ещё я люблю вид твоих сисек, когда их так обхватывает белье. Хочу скользнуть своим членом между ними.

– И почему я не удивлена, что ты нашел способ привязать все притягательное во мне к сексу? – поддразнила я.

– Потому что тебе нравится во мне то, что я сексуальный маньяк, – подняв голову, предложил Баррет.

– Все правда, это одна из многих-многих вещей, – я обхватила руками его лицо. – А теперь, может, заткнешься и займешься любовью со своей настоящей невестой в спальне Линкольна?

– Я заткнусь, если только смогу трахнуть мою невесту в спальне Линкольна.

– Думаю, что с компромиссом все в порядке.

– Что ты под этим подразумеваешь? – спросил Баррет, нависая надо мной.

– Ты сможешь трахнуть меня, если пообещаешь ещё и любить меня.

– Это был долгий день, ты уверена, что хочешь этого?

Я ухмыльнулась, когда посмотрела на выпуклость в его трусах.

– Пока Медведь хочет этого, я за.

– Поверь мне, он всегда хочет этого, – Баррет соскочил с кровати и открыл прикроватную тумбочку. Чтобы показать приверженность компромиссу, он бросил на кровать пачку презервативов.

Я фыркнула.

– Ты только сегодня сюда переехал и уже обеспечил себя презервативами в прикроватной тумбочке?

– Я подумал, что в кармане пиджака они выглядели бы слишком вульгарно.

– Правильно подумал.

– Нужно купить тебе таблетки, – разорвав упаковку, сказал Баррет.

– Можно, но до свадьбы осталось всего полгода и, как по мне, так сейчас уже нет смысла начинать.

Баррет остановился, прежде чем раскатать презерватив по своей немаленькой длине.

– Почему нет?

– Потому что я могу сразу захотеть ребенка, – шутливо ответила я.

Я терзала себя, представляя себе его ужас и возмущение, но он не собирался оправдывать мои ожидания.

– Почему бы нам не начать сейчас, и мы реально дадим повод для сплетен что свадьба по залёту? – предложил Баррет.

Мои глаза расширились.

– Ты шутишь.

Он покачал головой.

– Я готов стать отцом.

– Ты готов к грязным памперсам, сопливым носам и проказам? – спросила я, повторив слова, которые Баррет сказал, когда мы впервые разговаривали о детях.

– Да.

– Учитывая то, что ты даже не хотел жениться, что могло изменить твое мнение о детях?

– Ты, – его лицо стало серьезным. – Ты изменила все, Эддисон.

Сердцебиение ускорилось и мне с трудом получалось дышать.

– Правда? В смысле, о детях?

– Да, правда, – ухмыльнувшись, Баррет выбросил презерватив через плечо, продемонстрировав мне, что согласен завести ребенка.

У меня в голове, словно произошел сбой из-за эмоций, и когда Баррет наклонился, чтобы поцеловать меня, я запищала.

– Стой!

Баррет вздёрнул бровь. И, прежде чем он спросил, в чем проблема, я нырнула мимо него, чтобы взять один из презервативов. На его озадаченный взгляд, я улыбнулась.

– Назови меня сумасшедшей, но так как наши отношения начались очень необычно, я бы хотела хоть что-то сделать нормально, и не идти по проходу в розарии Белого дома с большим пузом.

– Некоторые люди сначала рожают детей.

– Я знаю, просто мы всё делали нетрадиционно, поэтому я хочу немного традиций в своей жизни.

– Тогда я приодену Медведя, – прежде чем забрать у меня презерватив, сказал Баррет.

Надев его, любимый положил меня на матрац и накрыл своим телом. Когда его рука скрылась между моими бедрами, я вздохнула от удовольствия.

Баррет колдовал надо мной на кровати Линкольна, а я все ещё не могла поверить, что это была моя жизнь, мое будущее. Каким-то образом меня выбрали, чтобы разыграть фальшивую помолвку для политических целей, и, как результат, я нашла своего единственного кандидата.