- Благодарю! – ответил я.
Лино присел рядом, внимательно приглядываясь к моему лицу и рукам.
- Тебя кто-нибудь ищет? – спросил он.
- Не предполагаю.
- "Не предполага-а-аю". Ты глянь, выражается, словно типичный интеллигентик, - нахмурился бородач. – Меня подобные типы бесят, потому что напоминают меня самого долбаных лет пятнадцать назад.. Ладно, пускай высохнет, чего-нибудь погрызет, но потом пускай валит. Мы тут не богадельня.
- Погоди, Лино, - смутился Тото. – Ты же видишь, мужик едва жив. У тебя Бог в сердце есть?
- И ты говоришь это мне, бывшему студенту теологического факультета? Ты же знаешь, куда я могу сунуть Бога. Я не люблю неприятностей. А с чужаком неприятности могут быть всегда.
- Могут, но ведь не обязательно.
Тем временем Рикко вытащил из бумажного пакета какую-то металлическую круглую коробочку, на которой был нарисован обедающий кот, разрезал крышечку ножом и подал мне со словами:
- Твой кот тоже купил бы вискас.
В средине находилась какая-то субстанция, пахнущая довольно-таки аппетитно. Я сожрал все и немедленно. Даже не помню, когда у мен во рту было хоть что-то съедобное. Наверное, весьма давно. Мои хозяева глядели на меня испытующе.
- А ты откуда взялся на Обрыве? – спросил наконец Тото. – Это наш район. А тебя никогда как-то и не встречали.
- Тут я даже и не знаю, как вам ответить. Мне кажется, с моей памятью что-то случилось.
- Это ты, похоже, свалил с реабилитации. После их долбаных процедур, гипнозов и электрошоков с катушек съехать можно запросто, - оживился Рикко. – Это мы проходили. Так я и попал сюда. А ведь когда-то на телевидении работал.
Я не знал, что могла означать эта склейка из греческих и славянских слов, как я полагаю, речь шла о дальновидении, но по уважительному тону, с которым Рикко выговаривал это обозначение, я сделал вывод, что речь идет о каком-то учреждении, пользующемся огромным уважением.
- Чесслово, у меня к рекламе такое чутье было и рука, что не было ни одной киски в городе, которая бы не тащила меня к себе в берлогу, лишь бы ее записали на пробные съемки.
Я перестал его слушать. Мне хотелось только лишь спать. При этом я испытывал чудовищную усталость, так что закутался в потертый коврик, который мне выдали, и заснул как ребенок. Последним образом, который я был способен зарегистрировать, был пожилой Тото, который сунул себе в уши какие-то кружочки, соединенные проволокой с маленькой коробочкой, и начал ритмично двигаться, как будто бы изнутри его подбадривала музыка.
Разбудил меня солнечный свет, падающий прямиком на нос. Я открыл глаза. Свет проникал сюда через какую-то решетку. Неужели я вернулся в свою камеру в подземельях Кастелло Неро? Вот это был бы банальный конец столь необычного сна. Но уличные шумы, доходящие снаружи, свидетельствовали о том, что цикл галлюцинаций продолжается. Нищие куда-то запропастились. С собой они забрали большую часть своего и так несчастного имущества. Либо они были из числа канализационных бродяг, перемещающихся в течение дня, либо великодушно уступали мне данное помещение вместе со спальным местом и небольшим ящиком, изготовленным из неизвестного мне материала, который им служил в качестве стола. Кроме того, в самом углу я обнаружил целую кучу запечатанных текстом листков, похожих на наши листовки. Я тут же схватился за эти бумажки, надеясь, что хоть чего-нибудь узнаю из них про мир, в котором очутился. Предчувствие меня не обмануло. Заголовок гласил: "Il Giornale delia Rosettina" и дата: 25 июня 2001 года. Тут у меня закружилась голова, и мне снова показалось, будто бы я проваливаюсь в колодец. Со дня моей казни прошло около четырех столетий!
Долгое время я сидел неподвижно. По счастью, этот неожиданный шок сыграл благотворную роль. Он поставил меня на ноги. Даже если все вокруг и было иллюзией, мираж этот подчинялся определенным правилам. Мир у меня в голове начал упорядочиваться. Я старательно прочитал все оставленные здесь запечатанные текстом листки. На паре из них я видел цветные изображения, представлявшие людей разного, а то и одного пола, бесстыдно занимавшихся любовью. Картинки были настолько тщательными, словно бы вышли из-под руки злого духа, а не человека. Дальше я увидал многочисленные снимки безлошадных экипажей, приводимых в движение тайной силой. Еще мне попалась затрепанная книжка, предназначенная, скорее, для осмотра, чем для чтения, в ней было полно картинок одежды и оснащения вместе с их ценами. Костюмы, по сравнению с одеждой моих времен, мне показались скромными, неброских цветов, наверняка, удобные и быстрые в одевании, но вот показанное оснащение походили на алхимические аксессуары. От постоянного перелистывания у меня заболела рука.
- Спокойно, Альфредо, - повторял я сам себе. – Не вникай пока что, каким образом все это произошло, определись со своей ситуацией. Ты очутился в XXI веке. В Розеттине, в Европе, похоже – объединенной. Что ты узнал? За последние четыре сотни лет человечество осуществило небывалый прогресс: самоходные экипажи, сверхъестественный свет, движущиеся лестницы… И в то же самое время все так же существуют нищие, и, как следует из донесений "Розеттинской Газеты", в мире есть множество убийств, грабежей и других преступлений.
Среди немногочисленного оснащения, оставленного в берлоге нищими, я обнаружил ту самую коробочку с наушниками – их каталога я узнал, что она носит название "walkman". Подражая действиям Тото, я сунул наушники в уши и нажал на какую-то пуговку.
Пронзительная какофония звуков отбросила меня к стенке. В коробочке сидел самый настоящий демон музыки. Хотя, а была ли это вообще музыка? Мне удалось приглушить демона, покрутив одно из колесиков. Звучание оставалось таким же варварским, зато качество было таким совершенным, что лучшего невозможно было и представить. Там должен был играть целый оркестр, так как я слышал и стук барабанов, звуки вроде как бы рогов и органа. Воистину, если должно было стать верным мнение Платона, что упадок мира берет свое начало в вырождении музыки, будущее XXI столетия интересным никак не выглядит.
Тем не менее, ко мне вернулось какое-то живое настроение. Тем более, когда нашелся кусок засохшего хлеба и остатки того \самого "вискаса". Говоря объективно, разве мое приключение не было поразительным? Я жил и мог успокоить любопытство собственного будущего в такой степени, о которой Аристотелю или Эразму Роттердамскому и не снилось.
- Ну что же, воспользуемся этим! – воскликнул я сам себе.
И мне вдруг ужасно захотелось очутиться в солнечном мире, умыться в реке, найти какую-нибудь академию или библиотеку, где я наверняка бы нашел массу людей, с которыми смог бы объясниться.
И эта мысль настолько увлекла меня, что я совершенно позабыл об осторожности. Весь вчерашний путь я прошел обратно и сразу же очутился под опорами моста, покрытыми надписями, выглядящими весьма гадко, хотя их смысла я и не мог понять, ибо что могли означать все эти различные "Fuck off", "Розеттина – круто" или "Парма - жиды" или же переломанные кресты, в прагерманских религиях означающие солнце? В поросшей сорняками канаве я напал на одно из металлических судищ. Лишенное стекол, без колес, с распоротыми сиденьями оно не возбуждало ужаса, скорее – жалость. Внутри него разбойничала целая куча детей, которые, увидав меня, тут же разбежались, обзывая меня самыми оскорбительными словами. Я заглянул вовнутрь. Экипаж походил на повозку или даже сани с небольшим рулевым колесом, словно на судне. Спереди, под поднятой крышкой, я увидал множество искривленных трубок и проводов, заставляющих вспомнить брюшную полость живого существа. Поскольку с механикой я достаточно ознакомлен, быстро пришла догадка о том, что сердцем устройства должен быть небольшой чугунный котел. Вот только что в нем сжигали? Выветрившийся запах говорил о каком-то масле или земельном выделении, из которого в Иллирии варили смолу для крыш и дорог. Но времени для дальнейших исследований у меня не было. Идя дальше, какое-то время я присматривался к проводам, ведущим от одного фонаря к другому. Лампы находились слишком высоко, чтобы их мог зажигать человек, а провода были слишком тонкими, чтобы по ним мог подаваться светящийся газ. Тем временем, среди куч мусора стал виден берег Фьюме дель Флори. Еще мгновение – и я очутился на каменной набережной. Склонился над водой… В нос ударил отвратительный смрад химикалий. Река, и в мои времена не слишком-то чистая, теперь сделалась истинной сточной канавой. Но мне просто необходимо было обмыться. Пускай и в сточной канаве. Что поделать! И я погрузился по пояс…
Чудовищный рев. С ошеломительной скоростью появилась лодка без парусов. Мужчины с тупыми рожами живодеров затащили меня на борт. Было видно, что моя борода, свернувшаяся кровь и раненные пальцы не возбуждали их доверия.
- Документы, - рявкнул черный как смола негр, к моему изумлению, он явно командовал белыми. – Документы! – повторил он, видя, что я никак не реагирую на его вопли.
- Что?
- А что угодно. Паспорт, полис, кредитная карточка, водительские права.
- Не понимаю, о чем вы говорите. Я утратил память.
Тут я заметил, как служащие обменялись многозначительными взглядами.
- Сгодится, немного раненный, но вообще-то на нарика не похож, - сказал негр. – то нам с самого утра подфартило.
Лодка с оглушительным ревом развернулась, и мы направились вверх по течению. Мне на руки надели металлические браслетки. Я сопротивлялся, утверждая, что ничего плохого не сделал. Инстинктивно я чувствовал, что у них в отношении меня самые гадкие намерения. Ударом головы я повалил чернокожего, желая прыгнуть в воду. Тут белый со сломанным носом вытащил палку. Я-то думал, что он нею замахнется. Но тот ею меня только коснулся. И тут меня поразило чудовищное сотрясение, доходящее до самых концов всего моего естества. И я потерял сознание.