Глава 45. Очарование. Часть третья.
Тем вечером Вэй У Сянь, сам не зная почему, мучился сильными угрызениями совести и втиснуться на одну кровать с Лань Ван Цзи не решился. Остаток вечера он просидел на полу и примерно около полуночи провалился в сон, положив голову на краешек деревянной тахты. На рассвете Вэй У Сянь в полудреме почувствовал, как кто-то осторожно поднял его на руки и перенес на кровать. Насилу разлепив глаза, он с трудом разглядел по-прежнему бесстрастное лицо Лань Ван Цзи.
Он в один миг пробудился: «Лань Чжань!»
Лан Ван Цзи издал «мгм» в ответ. Вэй У Сянь спросил: «Ты все еще пьян или уже трезв?»
Лань Ван Цзи ответил: «Трезв».
Вэй У Сянь продолжил: «Ага… Так значит, уже пять».
Он каждый день просыпался в одно и то же время, поэтому Вэй У Сянь научился понимать, который сейчас час, не выглядывая из окна на занимавшееся зарей небо. Лань Ван Цзи приподнял и осмотрел его запястья, покрытые красноватыми следами от лобной ленты, а затем выудил из рукавов небольшую фарфоровую склянку бирюзового цвета и нанес ее содержимое на ранки Вэй У Сяня. Охлаждающая мазь тотчас же успокоила разгоряченную кожу. Вэй У Сянь прищурился: «Больно… Хань Гуан Цзюнь, захмелев, ты теряешь всю свою благопристойность и благовоспитанность».
Лань Ван Цзи даже не поднял на него взгляда: «Что посеешь, то и пожнешь».
Сердце Вэй У Сяня на мгновение замерло: «Лань Чжань, ты и впрямь не помнишь, что вытворял, после того, как выпил вина?»
Лань Ван Цзи ответил: «Не помню».
Вэй У Сянь подумал: «Скорее всего, так и есть. А иначе, он бы уже давно убил меня, скрывая смущение гневом».
В душе же он одновременно порадовался и расстроился полному отсутствию воспоминаний Лань Ван Цзи: словно Вэй У Сянь втихомолку совершил то, что делать запрещалось, или же тайком умыкнул из буфета сладость, ему не предназначенную, а теперь забился в уголок и хихикал, ликуя от того, что никто не прознал о его проступке, но в то же время, досадуя, что некому было разделить его восторг. Взгляд его невольно остановился на губах Лань Ван Цзи.
И хотя их уголки никогда не растягивались в улыбке, все же губы выглядели весьма мягкими и таковыми же оказались на ощупь.
Вэй У Сянь непроизвольно прикусил нижнюю губу и вновь пустился в размышления: «Орден Гу Су Лань воспитывает своих сынов в духе добродетели и благочестия, а Лань Чжань, к тому же, - полный профан в любовных делах, поэтому он явно раньше не целовал девушек… И что же мне теперь делать? Все-таки мне выпала столь высокая честь. Рассказать ему? А вдруг, узнав правду, он так разозлится, что начнет плакать? Нет… Он мог бы расплакаться в детстве, но сейчас – навряд ли. Кроме того, он ведь подобен монаху, созданному из камня, и, скорее всего, у него в голове и мыслей таких не проскакивало… Стоп! В прошлый раз, когда он захмелел, я спросил у него: «Тебе когда-нибудь кто-нибудь нравился?», и он ответил: «Да». Возможно, он уже целовал ее? Впрочем, учитывая сдержанный нрав и самообладание Лань Чжаня, он ни за что не стал бы пересекать границы дозволенного. Они наверняка еще не целовались или даже не держались за руки. Кстати, а может быть, в тот раз он вообще не понял, о каком именно «нравиться» я говорил…»
Когда Лань Ван Цзи закончил накладывать мазь, раздался троекратный стук в дверь, а затем послышался голос Лань Сы Чжуя: «Хань Гуан Цзюнь, все встали. Нам собираться в дорогу?»
Лань Ван Цзи ответил: «Ждите внизу».
Вэй У Сянь и остальные покинули город и принялись прощаться у его стен. До недавних событий ученики едва знали друг друга, встречаясь лишь на Советах Кланов, созванных их именитыми Орденами. Но за последние дни они пережили и случай с кошачьими трупами, и поражающий воображение день в городе, окутанном демоническим туманом; вместе жгли ритуальные деньги, украдкой пробовали алкоголь, ругались между собой и даже успели побраниться на других – выражаясь иначе, ученики весьма и весьма сблизились. Сейчас юноши до последнего тянули момент расставания и, остановившись у ворот, болтали без умолку, обсуждая грядущую встречу на Совете Кланов и строя планы на совместную ночную охоту. Лань Ван Цзи не торопил их и позволил ученикам наговориться, молчаливо стоя под деревом. Под его неусыпным взором Фея не посмела лаять или носиться кругами и мирно уселась рядом с ним, с нетерпением глядя на Цзинь Лина и слегка помахивая хвостом.
Воспользовавшись тем, что Лань Ван Цзи следит за ней, Вэй У Сянь схватил Цзинь Лина за плечо, затеяв небольшую прогулку.
Мо Сюань Юй был одним из внебрачных детей Цзинь Гуан Шаня и, следовательно, приходился Цзинь Цзы Сюаню и Цзинь Гуан Яо единокровным братом. С точки зрения родства и преемственности поколений, Вэй У Сянь в этом теле вполне мог считаться младшим дядей Цзинь Лина, поэтому он на правах старшего затеял с юношей назидательную беседу: «По приезде домой прекращай препираться со своим дядей. Слушайся его советов и отныне будь осмотрительнее. Не рыскай повсюду в одиночку в поисках добычи для ночной охоты».
Несмотря на то, что Цзинь Лин происходил из именитого Ордена, людские кривотолки и досужие пересуды все никак не утихали. Ему, как круглому сироте, неизбежно приходилось проявлять излишнюю торопливость, пытаясь доказать всем вокруг, что он ничуть не хуже других.
Вэй У Сянь продолжил: «Сколько тебе сейчас? Около пятнадцати? Большинство юношей твоего возраста тоже пока еще не сразили жуткую тварь невиданной силы, так почему же ты так рвешься стать первым?»
Цзинь Лин надулся: «Но ведь и оба моих дяди прославились, будучи совсем еще юношами».
Вэй У Сянь подумал: «Не сравнивай тогда и сейчас! В те годы Орден Ци Шань Вэнь притеснял и угнетал другие кланы, поэтому каждому юноше приходилось держать ухо востро и в подспудной панике отчаянно тренироваться и без устали совершенствовать тело и дух, находясь в полном неведении относительно того, не настигнет ли их злой рок и не станут ли они следующими. Во время Аннигиляции Солнца на поля сражения отправили всех без исключения, будь ты хоть старик, хоть юноша. Но сейчас ведь все спокойно и ордены поддерживают мир друг с другом. Обстановка перестала быть столь напряженной и, безусловно, заклинатели больше не совершенствуют тело и дух, не щадя живота своего. В этом просто уже нет необходимости».
Цзинь Лин добавил: «Даже этот сучий пес Вэй Ин убил <i>Черную Черепаху-Губительницу</i> именно в юношеском возрасте. Если уж и он справился, то почему я не смогу?»
Услышав свое имя в одном предложении с этим прозвищем, Вэй У Сянь внутренне похолодел. Он с большим трудом заставил себя не дрожать: «А разве он убил ее? Разве не Хань Гуан Цзюнь?»
При упоминании им Лань Ван Цзи Цзинь Лин окинул Вэй У Сяня странным взглядом. Он хотел что-то сказать, но сдержался: «Ты и Хань Гуан Цзюнь… впрочем, неважно. Это ваше дело. Короче говоря, я не собираюсь обращать на вас внимание. Если уж вам так нравится быть обрезанными рукавами, то пусть так оно и будет. Эта болезнь явно неизлечима».
Вэй У Сянь досадливо воскликнул: «Эй, почему сразу болезнь-то?»
В душе же он давился от смеха: «Неужели он все еще думает, что я беззастенчиво извожу Лань Чжаня?!»
Цзинь Лин продолжил: «Мне уже известно значение лобной ленты Ордена Гу Су Лань. И раз уж все так обернулось, то будь Хань Гуан Цзюню достойным спутником. Даже обрезанные рукава должны хранить верность. Не путайся с другими мужчинами, особенно с адептами моих орденов! А иначе, не обессудь, но пеняй тогда лишь на себя».
«Моими орденами» Цзинь Лин назвал Орден Лань Лин Цзинь и Орден Юнь Мэн Цзян. Похоже, что уровень его терпимости к обрезанным рукавам возрос до такой степени, что теперь Цзинь Лин стал готов закрывать глаза на подобное, если только дело не касалось никого из этих двух орденов.
Вэй У Сянь возмутился: «Ах ты паршивец! О чем это ты говоришь – «путаться с другими мужчинами»?! Да за кого ты меня принимаешь?! И лобная лента? Что еще за значение лобной ленты Ордена Гу Су Лань?»
Цзинь Лин ответил: «Не придуривайся! Сам знаешь, что за значение. Хватит уже так кичиться, заставляя людей повторять тебе это. Я больше не хочу продолжать этот разговор. Ты Вэй Ин?»
Свою речь он закончил неожиданным вопросом прямо в лоб, надеясь застать Вэй У Сяня врасплох, но тот спокойно спросил: «А по-твоему, мы похожи?»
Цзинь Лин на некоторое время затих, а затем вдруг свистнул и позвал: «Фея!»
Едва услышав голос своего хозяина, Фея, высунув язык и путаясь во всех четырех лапах, помчалась ему навстречу. Вэй У Сянь же мгновенно обратился в бегство: «Ну чего ты сразу так! Зачем тебе собака!»
Цзинь Лин хмыкнул: «Пф! До встречи!»
Попрощавшись, он бодро и молодцевато прошествовал в направлении Лань Линя, вероятно, по-прежнему опасаясь появляться в Пристани Лотоса и показываться Цзян Чэну на глаза. Ученики из других орденов также постепенно разбрелись по разным тропинкам, и, в конце концов, у ворот города остались лишь Вэй У Сянь, Лань Ван Цзи и юноши из Ордена Гу Су Лань.
По дороге ученики продолжали непрестанно оглядываться и смотреть вслед. Лань Цзинь И не говорил ни слова, но нежелание уходить читалось у него на лице: «Куда мы отправляемся дальше?»
Лань Сы Чжуй ответил: «Цзэ У Цзюнь сейчас охотится в Тань Чжоу. Мы вернемся в Облачные Глубины или отправимся ему навстречу?»
Лань Ван Цзи ответил: «В Тань Чжоу».
Вэй У Сянь согласился: «Замечательно, возможно, мы даже будем ему полезны. К тому же, нам пока неизвестно, где находится голова нашего дражайшего друга».
Мужчины шли несколько впереди, а юноши держались поодаль. Через некоторое время Лань Ван Цзи подал голос: «Цзян Чэн знает, кто ты».
Вэй У Сянь ехал верхом на осле, неспешно трусившем по дороге: «Ага, знает. Но что он может поделать? У него нет доказательств».
В отличие от насильственного захвата, приношение тела в жертву в обмен на исполнение желания никаких следов после себя не оставляло. Цзян Чэн опознал его истинную сущность, опираясь лишь на реакцию Вэй У Сяня, оставшегося один-на-один с собакой. Но, во-первых, Цзян Чэн никогда никому не рассказывал, что Вэй У Сянь боится собак, а, во-вторых, он руководствовался своим собственным опытом общения с ним, поэтому люди, незнакомые с Вэй У Сянем достаточно близко, не смогли бы сделать какие-либо выводы, исходя из одних только эмоций или же выражения лица, и принять их за неопровержимое доказательство. Даже если бы Цзян Чэн решил вдруг развесить повсюду объявления, сообщающие, что Вэй У Сянь боится собак, все скорее бы поверили в то, что Сань Ду Шеншоу наконец-таки тронулся умом после всех безуспешных попыток обнаружить Старейшину И Лин.