Цзинь Гуанъяо спокойно ответил:

— Как видишь, я убил всех.

Лань Сичэнь:

— И к тому же подобным способом.

В глазах Цзинь Гуанъяо блеснули слёзы. Стоя на коленях, он выпрямил спину и с лёгкой улыбкой произнёс:

— Да. Такая смерть как нельзя лучше подошла жеребцу-осеменителю, который всюду оставлял потомство. Разве нет?

Лань Сичэнь выкрикнул:

— А-Яо!

Лишь когда этот крик сорвался с языка, он вспомнил, что ранее в одностороннем порядке разорвал с Цзинь Гуанъяо близкие отношения, а значит, не должен был называть его так. Цзинь Гуанъяо же, будто ничего не заметив, невозмутимо произнёс:

— Брат, не суди меня за то, что сейчас я ругаю его последними словами. Когда-то я тоже возлагал надежды на своего отца. Я исполнял любые его приказы, будь то предательство Главы Ордена Вэнь, покровительство Сюэ Яна или истребление инакомыслящих. Не  важно, насколько глупыми и вызывающими негодование они были. Но знаешь, почему я окончательно разочаровался в нём? Я прямо сейчас отвечу на твой первый вопрос. Вовсе не потому, что в его глазах я не стоил ни волоса с головы Цзинь Цзысюаня, ни пары чёрных дыр на теле Цзинь Цзысюня. Не потому, что он признал Мо Сюаньюя, и не потому, что впоследствии придумывал всяческие способы выставить меня пустым местом. А из-за его чистосердечных слов, которые он сказал одной из своих служанок, когда снова отправился провести время в кутеже и распутстве. Почему такой глава ордена, как он, который сорил деньгами, словно грязью, не стал прикладывать и капли усилий, чтобы выкупить мою мать из публичного дома? Очень просто. Он считал это излишними хлопотами. Моя мать ждала так много лет, столько раз оправдывала его передо мной, выдумала множество непомерных трудностей, с которыми он якобы столкнулся… но истинная причина заключалась всего-то в двух словах: излишние хлопоты. Он сказал так: «Более всего излишних хлопот приносят женщины мало-мальски образованные. Они  всегда считают, что находятся на ступень выше других девиц, у них и запросы выше, и мыслят они нереалистично, потому и хлопот от них больше. Если я выкуплю её и заберу в Ланьлин, ещё неизвестно, с чем она привяжется ко мне в следующий раз. Так что пускай сидит на месте и не высовывается, с её данными она будет пользоваться популярностью ещё пару лет, уж как-нибудь заработает на остаток жизни».

«Сын? А, не напоминай».

Цзинь Гуанъяо мог похвастаться отличной памятью, и теперь, когда повторил всё слово в слово, остальные живо представили, как сам Цзинь Гуаншань произносит эти слова, будучи навеселе. Он усмехнулся:

— Видишь, брат? Как его сын, я удостоился лишь «А, не напоминай». Ха-ха-ха-ха…

В глазах Лань Сичэня промелькнула боль.

— Несмотря на то, что твой отец… но и ты тоже…

В конце концов, он не смог вынести вердикта и, прервавшись на полуслове, со вздохом заключил:

— Какой прок от того, что ты сейчас всё это говоришь.

Цзинь Гуанъяо, улыбаясь, развёл руками.

— Ничего не поделаешь. Я совершил все на свете ужасные поступки и всё же ожидаю, что кто-то проявит ко мне сострадание. Такой уж я человек.

На слове «человек» его запястье внезапно выгнулось. Тонкая красная струна обвилась вокруг шеи Цзинь Лина.

Слезы всё ещё блестели в уголках глаз Цзинь Гуанъяо, когда он угрожающе произнёс:

— Не двигайся!

В этот раз он застиг их врасплох. Цзян Чэн взревел:

— Вэй Усянь! Ты разве не обезоружил его?

В критический момент он всё-таки первым делом закричал на Вэй Усяня, причём фраза вырвалась тоном, точно как в их юношеские годы. Вэй Усянь закричал в ответ:

— Но я правда изъял все его струны!

Ведь не могли же заклинательские способности Цзинь Гуанъяо достичь уровня, когда можно создавать предметы из воздуха!

Лань Ванцзи, краем глаза взглянув на струну, немедленно догадался:

— Он прятал её внутри своего тела.

Остальные, проследив за его взглядом, увидели расползающееся красное марево на белых одеждах Цзинь Гуанъяо в области живота сбоку. Струна была красной от крови. Конечно, Вэй Усянь раньше не смог найти её, поскольку Цзинь Гуанъяо прятал струну не на теле, а внутри. Разговором ему удалось повлиять на эмоции Лань Сичэня, отвлечь внимание остальных и заставить взволнованного Цзинь Лина приблизиться. Когда настал момент, он воспользовался всеобщей ослабленной бдительностью, молниеносно проткнул себе живот и выудил из внутренностей струну.

Кто мог ожидать, что ради этого последнего шанса Цзинь Гуанъяо так поступит со своим телом? Моток струны, хоть и очень тонкой, а всё же — инородное металлическое тело, и наверняка ощущения от того, что он находится внутри и двигается вместе с внутренностями, не слишком приятные.

Цзян Чэн издал надрывный крик:

— А-Лин!

Вэй Усянь тоже невольно дёрнулся вперёд, но кто-то немедля его задержал. Обернувшись, он увидел Лань Ванцзи, и лишь тогда насилу сохранил хладнокровие, не позволяя эмоциям взять верх. Цзинь Гуанъяо, взяв Цзинь Лина в заложники, поднялся на ноги и произнёс:

— Не стоит так волноваться, Глава Ордена Цзян. Всё-таки А-Лин рос на моих глазах. Я повторюсь, сейчас мы мирно разойдёмся по своим дорогам, а спустя некоторое время вы сможете увидеть А-Лина живым и здоровым.

Цзян Чэн:

— А-Лин, не дёргайся! Цзинь Гуанъяо, если тебе нужен заложник, мог бы взять меня вместо него, какая тебе разница!

Цзинь Гуанъяо бесхитростно ответил:

— Уж поверьте, разница есть. Глава Ордена Цзян, вы ранены, а значит, затруднены в передвижении. Вы бы стали для меня обузой.

Вэй Усянь, ощущая, как вспотели ладони, произнёс:

— Глава Ордена Цзинь, вы ничего не забыли? Ваш преданный подчинённый всё ещё здесь.

Цзинь Гуанъяо бросил взгляд на Су Шэ, которому Лань Ванцзи угрожал Бичэнем, но тот из последних сил прохрипел:

— Глава Ордена, оставьте меня!

Цзинь Гуанъяо немедленно ответил:

— Благодарю.

Лань Сичэнь медленно произнёс:

— Глава Ордена Цзинь, вы снова солгали.

Цзинь Гуанъяо:

— Лишь в этот раз, больше такого не повторится.

Лань Сичэнь:

— В прошлый раз ты говорил то же самое. Я уже не могу отличить, какие из твоих речей правдивы.

Цзинь Гуанъяо открыл было рот, но тут с небес прозвучал невиданный доселе оглушительный удар грома, будто источник его находился прямо над ухом. Цзинь Гуанъяо от этого звука невольно содрогнулся и проглотил слова, которые собирался произнести. Следом послышался странный грохот снаружи: Бум! Бум! Бум!

Более всего к этому звуку подошла бы фраза «кто-то выбивает дверь», нежели «кто-то стучит в дверь». Не похоже, чтобы в ворота стучали рукой, скорее один человек, держа другого, бил в дверь его головой, обрушивая на ворота мощные удары. Каждый следующий удар звучал громче предыдущего, с каждым разом трещин на засове храмовых ворот становилось всё больше, и с каждой секундой всё сильнее искажалось выражение лица Цзинь Гуанъяо.

На четвёртый удар засов наконец не выдержал — раскололся на части. Сквозь разбитые ворота внутрь влетели брызги дождя, который лил плотной стеной, и чёрная как смоль тень.

Цзинь Гуанъяо вздрогнул, будто хотел увернуться, но тут же подавил в себе этот  порыв. Тень, влетевшая в храм, направилась не к нему, а к Вэй Усяню и Лань Ванцзи. Они непринужденно разошлись в стороны, после чего снова непринуждённо встали рядом. Обернувшись, Вэй Усянь воскликнул:

— Вэнь Нин?

Вэнь Нин впечатался в статую Гуаньинь, вверх ногами и вниз головой. Повисев так немного, он с глухим стуком упал. Раздался его голос:

— Молодой господин…

При виде Вэнь Нина на лицах Цзян Чэна и Цзинь Лина отразилась неприязнь. Не Хуайсан же громко закричал:

— Брат!!!

Помимо Вэнь Нина, который влетел в храм, на пороге показался ещё один силуэт, высокий и крупный. Очертания его были грубыми, лицо чёрно-серым, во взгляде ни единого признака жизни.

То был не кто иной, как Чифэн-цзунь, Не Минцзюэ!

Будто железная башня, он стоял перед храмом Гуаньинь посреди грохочущего ливня и перекрывал путь наружу. На том месте, где голова была ровно приставлена к шее, виднелось множество чёрных стежков. Кто-то додумался взять нить и пришить голову к безголовому телу!

Лань Сичэнь:

— …Старший брат.

Цзинь Гуанъяо тоже сбивчиво пробормотал:

— …Старший брат…

Сразу три человека в храме назвали Не Минцзюэ братом, вот только все они сделали это по-разному. Цзинь Гуанъяо накрыло волной ужаса, от которой он весь задрожал. Ведь больше всего в этой жизни Цзинь Гуанъяо, вне всяких сомнений, страшился именно своего названого брата, который обладал взрывным характером и спуску ему не давал.

Дрожь прошла по его телу, по рукам, а затем начала дрожать и кровавая струна, которую он крепко сжимал в руке. Именно в этот момент Лань Ванцзи сделал стремительный взмах Бичэнем и нанёс рубящий удар.

В мгновение ока он оказался перед Цзинь  Лином и что-то схватил. Цзинь Гуанъяо ощутил лишь, как плечо охватила лёгкость, и на миг застыл. А когда опустил взгляд, то  увидел, что его правая рука исчезла.

Правая рука, которой Цзинь Гуанъяо сжимал струну, оказалась отрублена ровно по предплечье. Именно её и схватил Лань Ванцзи.

Кровь брызнула из свежей раны фонтаном, Цзинь Гуанъяо побледнел от боли, не в силах даже издать крик. Он пошатнулся, сделал несколько неловких шагов назад, но не смог устоять и повалился наземь. Зато Су Шэ разразился душераздирающим воплем. Лань Сичэнь на один короткий миг ощутил желание помочь Цзинь Гуанъяо подняться, но в итоге не решился снова притрагиваться к нему.

Лань Ванцзи разжал пальцы на отрубленной руке, струна ослабилась, и Цзинь Лин оказался освобождён из лап смертельной опасности. Цзян Чэн уж было бросился к племяннику, чтобы осмотреть, не поранился ли тот, однако Вэй Усянь его опередил. Он схватил Цзинь Лина за плечи, внимательно осмотрел и, убедившись, что кожа на шее юноши не повреждена — даже ссадины не осталось, облегчённо выдохнул.