― Покупаем одежду. ― Килл погладил меня по голове. ― Тебе не стало хуже? Кратковременная память тоже пропадает?

Высококлассный магазин был заполнен одеждой, на ценники которой даже смотреть не стоило, чтобы узнать, что я не смогу себе этого позволить, даже если бы я знала сколько денег на моем именном счету.

Имя.

Смешно, хотела бы я знать и это тоже.

Я махнула в сторону стойки с роскошными юбками.

― У меня нет никаких денег.

Килл сразу вытащил серебряный зажим, отсчитал пять стодолларовых купюр. Открепив их, он сказал:

― Возьми.

У меня челюсть отвисла от вида хрустящих купюр.

―Ты предлагаешь мне пятьсот долларов? ― я не могла остановить мимику на лице, искривившемся от недоверия. ― Я не могу их принять.

Он изогнул бровь.

― Почему бы и нет? Я не собираюсь терпеть тебя в своей одежде, и ты сейчас похожа на ребенка, играющего в переодевания. ― Он прошептал будто бы мысли вслух, ― Это выглядит чертовски несексуально и, в любом случае, не так должна одеваться женщина.

Женщина.

Он назвал меня женщиной, а не девушкой, как прошлой ночью.

Быстрым движением он схватил мое запястье и сжимал мои кости, пока, не имея выбора, я не разжала ладонь.

― Ай!

Он зажал деньги в моей ладони.

Отпуская, он стал отходить, но не достаточно быстро. Я сжала его пальцы своими.

Он перестал дышать.

Наши глаза встретились, и весь остальной мир исчез.

Я вздрогнула, когда связь между нами выстрелила мне в сердце. Его пальцы дернулись под моими, губы приоткрылись, словно он упорно боролся против того, что происходит.

Я не могла отвести взгляд. Я ничего не могла сделать, кроме как поддаться искрам связи между нами и тому, как он заставлял меня чувствовать себя живой, даже когда я ощущала себя совершенно опустошенной. Опустошенной из-за мыслей, воспоминаний, историй, которые могли разрушить то, что я обнаружила в самых неожиданных местах.

Его грудь приподнялась, когда глубокое влечение и животный контроль появились в его глазах.

Я хотела остаться с ним наедине. Я жаждала остаться с ним наедине.

Он вырвал свои пальцы из моих рук, разрушив хрупкий мост, выстроенный между нами.

― Возьми эти чертовы деньги. ― Его лицо побелело, вчерашние порезы ярко выделялись.

Деньги?

Я изо всех сил пыталась вспомнить, о чем мы говорили.

Тяжело вздохнув, я пробормотала.

― Если я сделаю это, то все верну тебе.

Я не хочу быть перед ним в долгу ― неважно, что это были всего лишь вещи, я не собираюсь быть ему что-то должна.

Он улыбнулся, наполовину холодно, наполовину полный жалости.

― Ну, конечно, ты вернешь. Ты рассчитаешься со мной, когда я тебя продам. ― Оглянувшись вокруг, он возвысился надо мной, понизив голос до шепота. ― Твое тело отплатит мне в тысячекратном размере. Своим повиновением ты отплатишь мне за мой небольшой вклад, который я делаю для твоей внешности.

Мое сердце разбилось вдребезги.

Желудок ухнул вниз.

Вся теплота и веселье испарились.

Он продаст меня.

Он был намеренно жесток, напоминая мне. Не то чтобы я забыла об этом, но я надеялась, что время подарит мне помилование… что оно даст...

Что? Заставит его влюбиться в меня?

Я опустила голову, вся радость от пребывания рядом с ним растворилась.

Затем гнев рванул по моим венам, даруя чудовищное безрассудство. Я скомкала деньги и швырнула ему в лицо. Он дернулся от шока, когда банкноты, развеваясь на воздухе, упали к его ногам, приземляясь на серый ковер.

Выражение его лица скрывало негодование, руки он упер в бока.

― Подними. Их.

Я стояла на своем.

― Я не куплю одежду лишь для того, чтобы ты смог, разгуливая вокруг, демонстрировать меня и выторговывать лучшую цену своим инвестициям. ― Я ненавидела дрожь в своем голосе ― боль от того, что оставил меня только потому, что у него оказалось шесть девушек вместо пяти. Я была лишней. Бонус.

Я больше не хотела находиться здесь. Я хотела побыть где-то в тишине, чтобы я могла разобраться с хаосом, которым стала моя жизнь.

Печаль опустилась на мои плечи.

― Ты, в самом деле, не знаешь меня… это так?

Он насторожился, снова оглядев магазин, будто люди подслушают бесценную информацию.

― Я сказал тебе правду.

― Ты никогда не видел меня прежде?

Что-то промелькнуло на его лице. Я воспользовалась этим.

― Прошлой ночью, когда ты снял мою повязку, ты узнал меня. Скажи мне, что я это выдумала.

Он стиснул челюсти.

― Я не собираюсь тебе ни черта говорить.

― Пожалуйста! ― я сказала громче, чем собиралась. ― Пожалуйста... Почему ты смотришь на меня так, будто я была...

Любимой, которую ты потерял и нашел.

Он потер ладонью лицо, плечи напряглись.

― Ты правда хочешь знать? Ты серьезно собираешься давить на меня ― здесь― в гребаном отделе магазина?

Мое сердце гулко билось, когда я почувствовала правдивость.

― Да. Я действительно хочу знать ― больше чем, что бы то ни было.

Вся его манера поведения изменилась, словно он вышел из тени.

― Ты напоминаешь мне ее. Каждый раз, когда смотрю на тебя, я вижу ее. Ты пронзаешь мое гребаное сердце каждый раз, когда смотришь на меня ее глазами. Мой живот крутит каждый раз, когда солнце ловит ее рыжие волосы. Но это ложь. Ты не она. Ты никогда не сможешь стать ею.

Наконец-то. Правда.

Мое тело дрожало от спешки узнать больше.

― Но я могу… ты разве не видишь? Что если это я? Меня тянет к тебе, Артур. Я...

― Не произноси мое имя. ― Его лицо почернело. ― И ты не можешь быть ней. Это невозможно.

― Почему? Скажи мне почему?

Его терпение лопнуло, и он прогремел.

― Потому что она умерла. Ясно? Я стоял у ее надгробия. Я читал заключение о смерти. Ты. Не. Она. Ты просто жуткое, черт подери, напоминание о том, что я потерял.

Он разрушил меня, не своим обезумевшим голосом или мучительной болью в глазах, а резкой жестокой реальностью. Он был мужчиной, утопающим в женщине, которая умерла.

Он был влюблен в призрака.

Я обернула руки вокруг своей груди, удерживая свое окровавленное сердце. Что я могу сказать?

Мне жаль, что похожа на нее?

Мне не жаль, что я похожа на нее?

Мне жаль, что она умерла?

Позволь мне попытаться занять ее место?

Ничего не сработает после того, как я успешно обнажила его темные тайны, которые он так защищал.

― Как? Как она умерла?

Его глаза широко распахнулись.

― Я не скажу тебе ни слова. Ты ― не она. Ты никогда не будешь ею. Вы говорите по-разному. У тебя ожоги и татуировки там, где она была чиста, и когда я действительно смотрю на тебя, ты один сплошной недостаток.

Слово уничтожило мое сердце.

― Недостаток... ― я тяжело и удрученно повесила голову.

Он втянул воздух, его ноги в сапогах переминались на месте, как будто он хотел исчезнуть.

― Я говорил тебе, не дави на меня.

Я кивнула. Незнание... я вдруг захотела вернуть это.

Мы стояли там, тяжело дыша, не волнуясь о женщинах и их тележках, набитых покупками. Наконец, казалось, прошла вечность, Килл наклонился и собрал смятые деньги. Вставая, он пробормотал.

― Иди. Примерь что-нибудь. Я подожду тебя.

Я сглотнула, потом покачала головой.

― Я... Я не в настроении. Выбери ты. Я просто хочу уйти.

Он рассмеялся; это было наполнено гневом.

― Мне? Выбирать женскую одежду? ― он провел рукой по волосам. ― Да, ни хрена. Этого не произойдет.

― Тогда, думаю, я останусь в твоей одежде до тех пор, пока ты от меня не избавишься.

Просто позволь мне уйти домой.

Я нуждалась в тишине, покое и зеркале. Я жаждала посмотреть на свое отражение, увидеть свои глаза и понять, что так не хватает ему, что он меня ненавидит.

― Ох, ради Христа.

Килл схватил мое запястье и потащил между полок и стеллажей в направлении примерочной.

Какого черта?

Люди оглядывались, широко разинув рты. Но никто не остановил нас. Никто не вмешался. Килл был прав, насчет того, что люди остаются в стороне ― даже если они знают, что что-то плохое происходит у них под носом

Через секунду мы вошли в примерочную, он захлопнул дверь, запер ее, затем толкнул меня к стене. Его пальцы впились в мое горло.

― Давай кое-что проясним, ладно? ― его запах океанского ветра и кожи дурманил меня. ― Никогда не спорь со мной на публике. Никогда не думай, что ты можешь мне приказывать. Никогда не думай, что мне есть до тебя дело.

Он тяжело дышал. На лбу выступил пот.

― И никогда не притворяйся, что я нечто большее, чем я есть. Человек, каждый дюйм мягкости которого выпотрошили в тот день, когда бросили меня в тюрьму. В день ее смерти. Я не тот, кем ты меня считаешь, милая. Никогда не забывай это.

В тюрьму?

Мои ноги обессилели; мои руки сжались вокруг запястий Килла.

― Пожалуйста, отпусти меня, ― задыхалась я, ― я не могу дышать.

Его глаза сузились, пальцы сжимались сильнее.

― Ах да, еще одна вещь, никогда не спрашивай меня о ней снова. Я не буду таким добрым в следующий раз, когда ты полезешь в мое прошлое.

Он отпустил.

Я наклонилась, резко и глубоко вдыхая кислород.

Он отошел назад, прислонившись к стене примерочной. Небольшая комната была клаустрофобной, со скамейкой, стулом, зеркалом в полный рост на внутренней стороне двери.

Зеркало.

Я всматривалась в свое отражение, будто оно может решить все мои проблемы.

Я не могла пошевелиться, настолько я упивалась изображением женщины, внутри которой обитала моя душа.

Мои глаза: они были зелеными, большими и яркими.

Мои скулы: они имели форму яблока, и раскраснелись.

Мои губы: они были полными, влажными и натурально розовыми.

Моя фигура: женственная, подтянутая и сильная.

Мои волосы: каскадом опадали на мои плечи в буйстве вишневого и обжигающе оранжевого.

Я была хорошенькой...

Я наклонилась вперед, касаясь нежной кожи под глазами. Никаких морщин, кроме нескольких признаков зрелости. Я бы сказала, что мне немного за двадцать.

― Узнаешь себя? ― Артур не сводил с меня глаз, его кожаная куртка немного скрипнула, когда он скрестил руки на груди.

Я покачала головой, мои рыжие волосы струились по плечам, незнакомка в зеркале повторяла движение за движением.