XVI

Чудное зрелище представилось детям на самом рассвете.

Едва обогнули они цепь холмов, лежащую им по дороге, как перед ними в лучах восходящего солнца вырисовывались в небе очертания большого, красивого города.

— Иерусалим! Иерусалим! — закричали они. Тысячи рук поднялись к небу; тысячи шапок полетели на воздух.

Но видение продолжалось не долго. Со стороны подул сильный, порывистый ветер и заслонил беловатым туманом на время раскрывшуюся было даль. В это же самое время до ушей наших путников начали доноситься какие-то странные, непонятные звуки. Что-то плескалось, что-то гудело, продолжался не ровный, но почти непрерывный шум. Но такого плеска, гула и шума дети-крестоносцы никогда еще не слыхали.

А Иерусалим тем не менее был уже усмотрен и замечен. Сознание близости дела, к которому давно все стремились, увеличивало всеобщую бодрость духа. Все знали, куда нужно идти, и войско смело врезалось в туманы или вернее пошло по направлению к ним.

Тем временем шум, привлекавший к себе внимание детей не прекращался и с часу на час, с минуты на минуту, становился все более и более громким.

— Да ведь это море! — крикнул наконец кто-то из детей.

И все стало ясным. Слышно было, как плескалась какая-то бесконечная, безбрежная пучина, как большие волны, перегоняя друг друга и соперничая друг с другом, стремились к берегу и сильно и звучно о него ударялись.

— Это море! Это море! Это несомненно море! — кричали дети, вдыхая в себе свежий, влажный воздух.

Теперь никто уже почти не сомневался в том, что впереди, в незначительном уже расстоянии, находится самый Иерусалим.

Юное воинство ускорило шаги, стремясь как можно скорее достигнуть своей возлюбленной цели.

— Вчерашнее войско! Вчерашнее войско! — раздались голоса из задних рядов.

Следом друг за другом повторяли сотни эти роковые слова и наконец они достигли до ушей Николая.

Действительно в том же самом почти, как и вчера, расстоянии виднелись передовые отряды все той же самой таинственной рати.

— Пойдем скорее! Пойдем скорее! — раздалось по рядам.

— Стойте! — скомандовал Николай. — Нам, может быть, устраивают ловушку. Подойдя ближе к Иерусалиму, мы можем оказаться между двух армий, — той, которая следует за нами и той, которая выйдет из-за иерусалимских стен. Стойте! Мы еще не знаем, что это за армия. Надо же выйти из неизвестности.

И все войско остановилось, но не раскидывало палаток, не располагалось лагерем. Николай, насколько хватало у него догадки и соображения спешил привести все воинство в боевой порядок и сделать его способным выдержать по крайней мере первый натиск.

Сильно бились сердца детей-крестоносцев. Решительная, роковая минута наступала для них. Всех утешала и ободряла мысль, что если даже придется умереть и погибнуть, смерть все-таки застанет их под стенами Иерусалима. А столбы пыли, обозначающие движение неприятельской рати, подвигались все ближе и ближе. С кем же, однако, придется сражаться?

Вдруг счастливая мысль осенила единовременно многих детей.

— Послать разведчиков! Вступить в переговоры! Поднять белое знамя! — раздались голоса.

Николай тотчас же сделал соответствующие распоряжения, и Ганс с десятью другими всадниками отделился от строя и поскакал по направлению к неприятелю. Все знали, что даже и турки уважают белое знамя и неприятельских послов.

Столбы пыли не препятствовали видеть удалившихся, а потому в войске Николая все жадно следили за ними.

Вот уже они подъехали к неприятельскому строю; вот они говорят — и никто не нападает на них, никто их не трогает. Они живы. Вот они поворотили коней и что есть духу скачут, возвращаются к своим. Вместе с ними едет еще десятка полтора всадников.

— Что же это такое?

— Это дети-крестоносцы! Это тоже дети-крестоносцы, — кричат возвращающиеся.

И вся армия дышит полною грудью и чувствует неописанную радость.

Да, это были действительно дети-крестоносцы. Гораздо еще раньше, чем слух о походе немецких детей перелетел через Альпы, пастух Стефан на севере Франции уже проповедывал детский крестовый поход. Вокруг четырнадцатилетнего Стефана исподволь, во время похода, собралась почти тридцатитысячная армия. Случаю угодно было, чтобы обе армии неожиданно встретились друг с другом.

Прошло не более четверти часа и Николай и Стефан горячо обнимали друг друга и обе армии раскинули палатки и стали одним, общим, огромным станом.

Туман в это время рассеялся так же внезапно, как и настал и огромный, уже знакомый город представился снова глазам обеих армий.

Был ли это однако Иерусалим?

Новопришедшие не могли сказать ничего положительного. Но вопрос решился однако скоро сам собою.

Городские ворота отворились с шумом и из них показалось шествие, направляющееся прямо к лагерю детей-крестоносцев.

— Неужели это они несут нам ключи Иерусалима?

Нет, вышедшие из ворот несли хлеб и другую живность, посылаемые воинству детей-крестоносцев городом Марселью.

Крестоносцы находились только перед Марселью на берегу смутившего их своим шумом Средиземного моря.