Облегчение Дафны было столь велико, что она почти обмякла на стуле.

– Благодарю вас. Я в долгу перед вами.

– Вовсе нет. Я получу огромное удовольствие от вашей компании. Прошу лишь об одном – прежде чем оставить место, дайте Энтони месяц, чтобы найти вам замену.

Провести здесь еще целый месяц, зная о пренебрежении герцога, будет нелегко, но делать нечего.

– Разумеется.

Виола взяла перо и быстро черкнула несколько строк на листке бумаги.

– В скором времени я уезжаю в Чизвик. Буду ждать вашего приезда примерно через месяц. Если передумаете, напишите мне по этому адресу.

Дафна взяла протянутый листок.

– Я не переменю своего решения.

– Не будьте так уверены. Раскопки невероятно важны для Энтони, и он отнюдь не обрадуется вашему увольнению. Я прекрасно знаю своего брата. Когда пожелает, он может быть весьма убедительным. И очень упорным.

Дафна ничего не ответила. Она твердо решила уехать, и говорить здесь больше не о чем.

***

Энтони осторожно погрузил лопату в грунт, стараясь снять пласт земли, не повредив ни одно из тех сокровищ, что могли быть сокрыты в древней комнате под его ногами.

Вероятно, он единственный пэр во всей Британии, который получал подлинное удовольствие, занимаясь физическим трудом, думал Энтони, нажимая ботинком на лопату и поднимая еще один ком сырой земли. Большинство его знакомых были бы потрясены, увидев его сейчас, без рубашки, с торсом, покрытым потом и грязью.

Он скидывал землю с лопаты в деревянный ящик, стоящий рядом, когда увидел мисс Уэйд, прокладывающую путь среди рабочих и полураскопанных стен древнеримской виллы. Герцог остановился и, взяв рубашку, успел натянуть ее на себя до того, как к нему подошла Дафна.

– Не могли бы вы уделить мне минутку? – спросила она. – Это чрезвычайно важно.

– Что-то не так с находками? – спросил он, вытирая рукавом пот со лба.

– Нет. Это не касается находок. Это личное дело. Не могли бы мы поговорить наедине?

Удивительное дело! Во-первых, мисс Уэйд редко произносила более двух слов подряд. Во-вторых, Энтони сложно было представить, что у нее могли найтись какие-либо личные дела, особенно такие, которые она пожелала бы обсудить с ним. Любопытство его разгорелось, и он прошел вместе с ней в антику.

– О чем вы хотели поговорить? – спросил он, как только они оказались внутри.

– Я… – начала было Дафна, но замолчала. Хотя взгляд ее был устремлен вперед, в ворот расстёгнутой рубашки Энтони, казалось, будто смотрела она сквозь него. Солнечные лучи, проникавшие в комнату через окна, отражались от стекол ее очков и не давали ему разглядеть выражение ее глаз. Лицо мисс Уэйд, как и обычно, ничем не выдавало ее мыслей. Он ждал.

Молчание затягивалось. Желая поскорее вернуться к работе, Энтони откашлялся, и это вернуло ее к действительности. Дафна глубоко вздохнула и сказала то, что он меньше всего ожидал от нее услышать:

– Я оставляю свой пост.

– Что? – Энтони решил, что ему, должно быть, послышалось. – Что вы имеете в виду?

– Я ухожу, – она опустила руку в карман толстого рабочего фартука и достала оттуда сложенный лист бумаги. – Вот письменное уведомление.

Он уставился на листок, протянутый ему, но брать его не стал. Вместо этого сложил руки на груди и выпалил единственное, что пришло в голову:

– Я отказываюсь принимать ваше уведомление.

Смятение на мгновение отразилось на ее лице. Этот намек на чувства у бездушного, по его мнению, создания, еще больше поразил Энтони.

– Но вы не можете отказаться, – сказала она, хмурясь. – Не можете.

– Я вправе делать все, что пожелаю, и только король может запретить мне что бы то ни было, – парировал он, надеясь, что звучит достаточно убедительно. – Я как-никак герцог.

Дафна смутилась, но лишь на секунду.

– Полагаете, ваш высокий титул может запугать меня, ваша светлость? – спросила она тихим голосом, в котором он с удивлением отметил нотки гнева, никогда не слышанные им прежде. Она хлопнула письмом по его груди, и когда он не взял его, опустила руку и позволила бумаге упасть на пол. – Я оставляю свое место. И уезжаю через месяц.

Дафна собралась было отвернуться и пойти к выходу, но низкий голос остановил ее:

– И куда же вы отправитесь, скажите на милость? Если вам предложили работу на других раскопках…

– Я собираюсь погостить у леди Хэммонд в Эндерби. Она представит меня свету и поможет отыскать семью матери.

Прошел день, но предложение Виолы не стало звучать менее смехотворно. До открытия музея осталось всего семь месяцев. Семь коротких месяцев, за которые нужно столько успеть!

Будь проклят внезапный интерес Виолы к амурным делам! Она ведь знала, как важны для него раскопки. Знала и то, что умения мисс Уэйд играют решающую роль в их успешном завершении. Он не мог позволить их маленькой затее осуществиться.

– Я понимаю ваше желание восстановить отношения с семьей, мисс Уэйд, но вы с легкостью можете заняться этим, находясь здесь. Виола не станет ничего предпринимать в отношении вашего отъезда из Тремор-холла без моего согласия, а я его не дам. Я так ей и скажу.

Улыбка, которую он мог описать лишь как триумфальную, изогнула ее губы.

– Леди Хэммонд заверила, что мне достаточно в письменном виде уведомить о своем уходе и дать вам месяц, чтобы подыскать замену, и все. – Дафна ткнула пальцем в лежащее на полу письмо: – Что я и сделала.

– Найти замену? Боже, женщина, люди, подобные вам, не растут на деревьях! Вы отлично знаете, что любой с вашим опытом в реставрации ангажирован на годы вперед. Мне понадобилось три года, чтобы заполучить вашего отца! Музей должен быть готов через семь месяцев, и вам известно, что вилла потребует еще, по крайней мере, пять лет раскопок. Сейчас заменить вас решительно невозможно. Я заверил Общество антиквариев, что музей откроется к началу лондонского сезона, чтобы мы смогли привлечь наибольшее внимание. Не собираюсь откладывать сие событие на год из-за того, что вам вдруг взбрело в голову отправиться в Лондон на поиски легкомысленных светских увеселений и мужа. Вы не можете уехать, пока дело не будет закончено. У меня есть обязательства! И к тому же я дал слово.

– Вы, вы, вы! – вскричала Дафна, и этот взрыв изумил Энтони не только потому, что она осмелилась говорить с ним в подобном тоне, но и потому, что это было первое проявление чувств с ее стороны. – Может, вы и герцог, но отнюдь не пуп вселенной! Разве что в вашем воображении, ибо вы самый эгоистичный человек, которого я когда-либо знала. И самый невнимательный! Вы приказываете слугам и работникам, не утруждая себя ни «пожалуйста», ни «спасибо». Вас мало заботят чувства других, и вы настолько высокомерны, что полагаете, будто ваш титул дает вам право вести себя так. Я… – мисс Уэйд осеклась и обняла себя руками, словно стараясь сдержать эмоции.

И ей следовало бы давно это сделать, поскольку сей поток необъяснимой критики был ничем не оправдан и совершенно непростителен.

Энтони открыл было рот, чтобы отчитать нахалку за дерзость, как любого из своих служащих, но мисс Уэйд продолжила прежде чем, он успел вымолвить хоть слово:

– Все дело в том, ваша светлость, что вы мне не нравитесь, и я более не желаю работать на вас. Говорите с леди Хэммонд, если хотите, но я уеду ровно через месяц независимо от того, запретите вы ей помогать мне или нет.

И не говоря более ни слова, она направилась к выходу. Энтони глядел ей вслед, не зная, последовать ли ему за ней или сначала устроить сестре хорошую взбучку за все те идиотские мысли, что она внушила мисс Уэйд. В конце концов, он не сделал ни того, ни другого.

Вместо этого он наклонился и поднял с пола заявление мисс Уэйд об увольнении. Развернув листок, он пробежал глазами две строчки, написанные ровным безупречным почерком.

Складывая бумагу, Энтони вернулся мыслями на пять месяцев назад, в тот день, когда мисс Уэйд прибыла в Тремор-холл. Сегодня был не первый раз, когда ей удалось удивить его.

Очень долго он мечтал начать раскопки античной римской виллы на своей земле и представлял себе музей, в котором выставит найденные экспонаты. Это был бы первый музей в Лондоне, в котором со славным периодом британской истории могли бы ознакомиться не только богатые и влиятельные, но и самый простой люд.

По всему миру о сэре Генри Уэйде шла слава как о лучшем знатоке античности своего времени. Энтони хотел именно лучшего. Три года он пытался убедить сэра Генри заняться раскопками виллы и реставрацией найденных там древностей, но безуспешно. Ему пришлось нанять других, менее искусных реставраторов, и он нашел их опыт и умения удручающе несоответствующими своим требованиям. Поэтому Энтони не оставлял попыток уговорить сэра Генри вернуться в Англию и наконец добился согласия.

Но в тот мартовский день пять месяцев назад в приемной Тремор-холла он увидел отнюдь не этого выдающегося джентльмена. Среди каменных статуй, зеленых мраморных колон и хрустальных канделябров стояла молодая девушка с округлым серьезным лицом и в очках в золотой оправе. Она представилась дворецкому как дочь сэра Генри. Одетая в поношенный коричневый дорожный плащ, коричневые ботинки из толстой кожи и широкополую соломенную шляпку, с простым черным саквояжем у ног, она выглядела столь же скучной, как и марокканская пустыня, из которой прибыла.

Тихим, хорошо поставленным и лишенным каких-либо чувств голосом она сообщила о смерти сэра Генри и о том, что она приехала сюда, чтобы заменить отца и заняться раскопками.

Его мгновенный отказ должен был заставить ее без промедления двинуться к выходу, однако этого не случилось. Мисс Уэйд пропустила его слова мимо ушей, словно он не произносил их вовсе. Она подробно, подкрепляя свой рассказ многочисленными фактами, поведала ему о своих знаниях и опыте и дотошно перечислила причины, по которым ему непременно следует нанять ее вместо отца.