Изменить стиль страницы

Глава 5

«Должно быть, человеческое сердце – чрезвычайно сильный и выносливый орган», – проснувшись следующим утром, решила Дафна. Она удивилась, обнаружив, что более не испытывает мучительной боли любовного разочарования. Наоборот, странным образом она чувствовала себя возродившейся.

Весь вечер и большую часть ночи Дафна провела, рыдая в подушку и лелея свое разбитое сердце. Точа слезы из-за острой боли, вызванной оскорбительными словами Энтони, она твердила себе – скорее из духа противоречия, чем искренне – что эта леди Сара, на которой он собирается жениться, самая для него подходящая пара. И как только Дафна не называла себя, ругая за глупые мечты! Однако более всего она страдала от болезненного крушения надежды – надежды на ответные чувства Энтони, о существовании которой она даже не подозревала до той минуты, когда пренебрежительные речи разбили ее вдребезги.

И хотя боль не ушла полностью, Дафна не чувствовала себя несчастной или глупой. Она чувствовала себя свободной.

Одеваясь, Дафна пыталась осмыслить произошедшее с ней и поняла, что словно бы огромный груз свалился с ее плеч. Последние пять месяцев она пыталась быть такой, какой ее хотел видеть Энтони, старалась предугадать и исполнить любую его просьбу и желание, работала, как рабыня, лишь бы угодить ему. А что получила в ответ? Одно только равнодушное презрение.

Сев за туалетный столик, Дафна принялась расчесывать волосы и неспешно изучать свое отражение. Горькая улыбка тронула губы. Энтони назвал ее жалкой, и сейчас, с распухшим от слез лицом, она именно так и выглядела. Впрочем, в сей истории достойно сожаления было лишь одно: сколько сил она напрасно потратила на достижение недостижимого.

Слова Энтони были жестокими, но они открыли ей глаза, заставив увидеть в себе нечто, доселе скрытое.

Со дня кончины матушки она испытывала острую потребность быть нужной кому-то. Своей любовью она старалась заполнить пустоту в сердце отца, образовавшуюся со смертью супруги, старалась помочь ему в работе и исцелить его печаль. И здесь, в Англии, она пыталась делать то же самое для Энтони, отчаянно желая, чтобы он нуждался в ней, чтобы одарил ее уверенностью, что ее ценят, ею дорожат, ее любят.

«Не заметнее букашки на веточке».

Сейчас, с наступлением нового дня, она поклялась себе, что отныне все переменится. Ей вспомнились вопросы, что задавала вчера Виола, и Дафна поняла, что они ведут к другому, намного более важному.

Что теперь?

Она повернулась в кресле и обвела взглядом комнату, обставленную с истинной роскошью. Зеленые с золотом камчатые (1) драпировки вокруг кровати, отделанные деревянными панелями красного дерева стены и резная каминная полка того же материала, изысканные лепные ангелы на потолке, туалетный столик с малахитовой столешницей, за которым она сидела, и расписанные узорами из павлиньих перьев вазы. Как и все покои в Тремор-холле, просторная, подавляющая своим великолепием комната Дафны свидетельствовала о невероятном богатстве и древности рода, но тепла в ней было немного.

«Совсем как в хозяине», – подумала Дафна. Энтони хотел жениться без любви, без привязанности. Какое же холодное сердце билось у него в груди, и как слепа она была, не замечая этого прежде.

Дафна вновь посмотрела в зеркало, встретила собственный взгляд и приняла первое решение касаемо своего будущего. Она должна покинуть Тремор-холл. Невозможно здесь далее оставаться. Находиться рядом с этим отвратительным человеком и еще пять лет работать на него, словно рабыня, зная о пренебрежении, с которым он к ней относится? Это было бы решительно нестерпимо.

Но куда она могла уехать? Чем еще заняться? Вся ее жизнь прошла на раскопках. Сегодня Дафне впервые пришло в голову, что ее будущее может быть связано с чем-то иным.

«Я была бы так рада, если бы вы смогли поехать со мной в Эндерби».

Дафна вспомнила вчерашние слова виконтессы, а также невольно подслушанные планы Виолы на свой счет, и искра возбуждения вспыхнула в ней. Сестра Энтони призналась, что одинока. Она видела Дафну своей протеже и хотела найти ей мужа. Вероятно, она разрешит Дафне пожить у нее немного, представит своим знакомым, поможет обзавестись связями. Кто знает, что случится потом? С виконтессой в качестве наставницы она сможет поближе познакомиться со светским обществом, о котором прежде лишь читала в книгах.

Возможно, это позволит ей подыскать место гувернантки в состоятельной семье. Или следует проглотить гордость и вновь попытаться воссоединиться с дедом? Она даже могла бы осуществить мечты Виолы и выйти замуж за того, кто действительно любил бы ее и желал.

Итак, глупо думать, что у нее нет выбора. Пришло время взять судьбу в собственные руки и, пожалуй, даже немного повеселиться.

Она уедет из Тремор-холла и проникнет в блестящий мир английского благородного общества. А что касается Энтони и его планов, то ей нет до них никакого дела.

***

– Прошу прощения? – Виола отложила перо и уставилась на Дафну в совершеннейшем изумлении.

Дафна осознавала, что с ее стороны это весьма дерзко, но иного выхода не было.

– Вчера вы обмолвились, что обрадовались бы, если бы я смогла поехать с вами в Эндерби. Понимаю, что знакомство наше весьма непродолжительно и что с моей стороны самонадеянно задавать подобный вопрос, но вы говорили серьезно?

Виола справилась с удивлением и указала на стул напротив письменного стола.

– Присаживайтесь, Дафна.

Дафна села, сложила руки на коленях и стала ждать ответа.

– Конечно, я говорила серьезно, – сказала Виола. – Но как же ваша работа здесь?

– Я намереваюсь оставить ее.

– Мне казалось, вам нравится в Тремор-холле, – напряженно выпрямившись, Виола кинула на Дафну острый взгляд. – Неужели со вчерашнего дня успело произойти что-то неприятное?

– Нет, вовсе нет, – поспешила заверить Дафна со всей возможной убедительностью. Она бы не перенесла, если бы Виола или Энтони догадались, что она невольно подслушала их беседу и теперь знала невысокое мнение герцога о самой себе. – Мне очень здесь нравится, но ваши вчерашние слова о Лондоне заставили меня задуматься о том, что я упускаю.

Виола откинулась на спинку кресла из махагонового (2) дерева:

– Моя дорогая Дафна, я вне себя от удивления. Никак не ожидала, что мои слова так на вас повлияют.

В голосе Виолы звучало некоторое смятение, и сердце Дафны замерло. Вероятно, слова виконтессы о дружбе были сказаны просто из любезности. А может, у нее были свои, только ей ведомые, причины обсуждать с Энтони будущее Дафны. И все же Дафна знала, что должна покинуть Тремор-холл, и Виола была ее лучшей возможностью сделать это.

– С тех пор, как умер папа, жизнь моя была предопределена, и я мало имела над ней власти.

– Потому что вы женщина, – произнесла виконтесса с ноткой горечи. – Наши судьбы находятся не в наших руках.

– Так и есть, но, вновь и вновь вспоминая наш разговор, я все больше убеждалась, что пришло время найти семью матушки и занять в обществе место, что принадлежит мне по праву.

– Конечно! То же говорила вам и я, но вы были непреклонны в желании остаться здесь. Уверены, что теперь стремитесь к другому?

– Да. За всю жизнь мне не выпало случая ни насладиться благородным обществом, ни завести друзей, ведь мы с папой постоянно переезжали с места на место. А сейчас, работая дни и ночи напролет в полном одиночестве и никого не встречая, я словно погребена здесь, в деревне.

– Да уж, вам, должно быть, весьма тоскливо. И, кроме того, самостоятельно зарабатывать себе на жизнь не пристало внучке барона. Признаюсь, я воображала, как было бы замечательно воссоединить вас с вашими родными и представить обществу. Но я полагала, что ваши чувства… – не закончив мысль, Виола замолчала, опустила глаза и, глубоко задумавшись, принялась крутить лежавшее на столе перо. Дафна ждала ничего не говоря, надеясь, что заминка виконтессы не означает отказа.

Мгновение спустя Виола подняла голову:

– Вы уже обсудили свое намерение с герцогом?

– Нет. Я посчитала, что прежде должна поговорить с вами.

Виола кивнула:

– Я искренне приглашала вас в Эндерби, и помыслы мои не изменились. Однако Энтони это не понравится. Что он станет без вас делать?

Дафна сдержала колкий ответ, что Энтони, мол, и секунды не будет горевать об ее отъезде.

– Найдет кого-то другого на это место.

– Но с вами никому не сравниться. Только вчера вечером Энтони превозносил сэру Эдварду и мне, как искусны вы в своей работе. Он безмерно восхищен вашими познаниями и умом.

Вот и все, что вызывает его восхищение, ведь для него она всего лишь букашка, напрочь лишенная женской привлекательности. Нет, лучше об этом не вспоминать. В своем теперешнем настроении при одной мысли о словах Энтони Дафна готова была разбить о голову герцога одну из его самаритянских винных амфор.

– Раскопки и музей, который брат намерен заполнить находками, имеют огромное для него значение, – продолжила Виола. – Он рассчитывает, что вы будете помогать ему вплоть до завершения работ. Ваш уход противоречит его желаниям.

Дафну не интересовали желания Энтони.

– У него не будет выбора.

– Энтони стал герцогом в двенадцать лет. Всем своим жизненным опытом он приучен получать то, что пожелает.

– Не в его власти заставить меня остаться.

– Ах, Дафна вы недооцениваете могущество герцога. Новости о вашем отъезде ужасно разозлят его, особенно когда он узнает, что именно я оказала вам содействие.

У Дафны сжалось сердце.

– Мне отвратительна мысль, что я стану причиной разногласий между вами и вашим братом, – сказала она, пытаясь скрыть волнение. – Я пойму, если вы пожелаете отменить свое приглашение.

Ненадолго задумавшись, Виола тряхнула головой:

– Я не сделаю этого! По-моему, это решительно неприемлемо, что молодой женщине, дочери рыцаря и внучке барона, приходится трудиться, лишь бы не умереть с голоду. Вы имеет право занять подобающее вам место в обществе, а Энтони ведет себя донельзя эгоистично. Я с удовольствием приму вас в Эндерби.