Глава 10

Поначалу казалось, что предсказание Энтони о преломленном вместе хлебе, который сделает их с Дафной друзьями, вряд ли сбудется.

Во-первых, ужинать в столь огромной столовой вчетвером – пусть даже ужин устраивал герцог – было нелепо. Под украшенным золотыми и серебряными узорами потолком высотой десять метров, меж длинного обеденного стола, стульев, обитых алым бархатом, колонн белого мрамора, зеркал в позолоченных рамах и картин с крылатыми купидончиками не ощущалось спокойствия и уюта. По крайней мере, Дафна их не находила.

Затем, еда. Два супа на выбор, холодный и горячий, три рыбных блюда, за которыми последовали две перемены мяса, в каждой по четыре кушанья, включая огромную говяжью лопатку, которую Тремор разрезал сам. Угощение выглядело превосходно, и то, что Дафна попробовала, таяло во рту, но ей такое роскошество казалось чрезмерно расточительным, ведь четверо не могли съесть и десятой доли поданного. К тому же она привыкла есть за запылённым складным столом в палатке или в скромном итальянском пансионе и к оживлённым беседам о древнеримской истории и памятниках, которые они вели за завтраком, обедом и ужином с батюшкой и другими английскими археологами, участвовавшими в раскопах.

И, наконец, хозяин вечера. В разговоре Энтони был дружелюбен со всеми, и Беннингтоны с легкостью отвечали на любезность любезностью, но Дафна не могла. Ведь он был весь внимание и забота, особенно по отношению к ней, а она понимала, что такое обращение призвано лишь заставить её остаться в Гэмпшире.

Дафна так же знала, каким очаровательным может быть герцог, но ей редко доводилось испытывать обаяние Энтони на себе и уж точно не в присутствии других людей. И сейчас она никак не могла сообразить, как ей должно вести себя, тем более, что истинное отношение Энтони больше не было для неё тайной.

Среди странностей вечера – помимо чрезмерной заботы хозяина вечера о том, чтобы Дафна насладилась трапезой – была и его необычная манера разглядывать девушку. Каждый раз, поднимая голову, она наталкивалась на его пристальный взгляд и видела на лице какую-то напряжённость, которую не могла объяснить.

Выглядела Дафна как обычно. Она не стала надевать очки и облачилась в свой лучший наряд пепельно-розового муслина, который уже, должно быть, лет шесть как вышел из моды. Однако подобные пустячные перемены – она не обманывалась на сей счет – едва ли могли заставить Энтони счесть её особу достойной столь пристального, смущающего девушку внимания. Скорее всего, дело в утренней прогулке под дождем. В конце концов, он обвинил её в том, что она лишилась рассудка.

Когда настало время десерта, Дафна не удержалась от замечания по сему поводу.

– Миссис Беннингтон, – спросила она, глядя через стол на пожилую женщину, – вам не кажется, что его светлость весь вечер самым внимательным образом рассматривает меня, словно я какая-то античная диковинка.

– Боже правый, милочка! – с легким укорительным смешком вскричала та, переводя встревоженный взгляд с герцога на Дафну и обратно. – Не следует говорить о себе в подобной манере. Вот придумали же, диковинка!

Взяв бокал вина, Энтони откинулся на спинку стулу. Как и положено хозяину, он сидел во главе стола. Чуть прикрыв глаза, он лениво, словно наевшийся досыта лев, оглядел Дафну.

– Но, миссис Беннинтон, я бы и сам так сказал о мисс Уэйд, ибо в нашем мире диковинки редки и загадочны. Они захватывают воображение, их сложно понять. И люди частенько заблуждаются на их счёт.

Дафна смяла лежащую на коленях салфетку. «Что он хочет сказать? – её мысли беспорядочно метались. – Что я больше не незаметная букашка?». С усилием она разжала кулак и подняла бокал.

– Вы считаете меня загадкой, ваша светлость?

– Именно так, мисс Уэйд.

– Не понимаю, почему, – сделав глоток кларета, Дафна поставила бокал. – Уверяю вас, во мне нет ничего загадочного.

– А я, мисс Уэйд, считаю, что герцог прав, – неожиданно раздался голос мистера Беннингтона слева от неё. – Вот, например, мы с миссис Беннингтон не раз говорили об этом после вашего заявления об уходе.

– Понимаю, вы были удивлены, но…

– Удивлены? – перебила миссис Беннингтон. – Господь всемогущий, скорее уж потрясены! Разумеется, желание отправиться к леди Хэммонд вполне понятно. Вас ждёт столько развлечений, без сомнения, заслуженных. Но мы даже не догадывались, что вы с виконтессой такие близкие подруги. Вот видите, его светлость совсем не ошибается, называя вас загадочной. Вы молчите как рыба.

Дафна не знала, что сказать. Она никогда не считала себя ни загадочной, ни скрытной.

– Вот! – не дождавшись от девушки ответа, продолжила миссис Беннингтон. – Даже сейчас из вас и слова не вытянешь. Вам не помешает быть чуть более разговорчивой, милочка, а то никто не знает, о чём вы думаете, что чувствуете.

– Не ждите, что молодые лондонские денди смогут прочесть ваши мысли, – посмеиваясь, добавил мистер Беннингтон.

– Не денди, дорогой, – поправила его жена. – Так больше не говорят. Франты, вот как их сейчас называют.

– Раз мы все согласились, что мисс Уэйд загадка, – заметил Энтони, – не следует ли нам предоставить ей выбор увеселений на время после ужина? Так мы сможем многое узнать о нашей таинственной собеседнице. – Поставив бокал, Энтони наклонился вперед и вперил в Дафну самый пристальный взгляд, словно на свете не было ничего важнее её мнения. – Что вы выберете, мисс Уэйд?

– Вам придётся мне помочь, ваша светлость, – сладко улыбнулась в ответ Дафна. – Уверена, с вашей заботливостью и внимательностью вы придумали для нас несколько забав. Расскажите же, что вы подготовили?

– Как вы ловко и умно ответили, – рассмеялся Энтони. – Польстили мне, выиграли время и при этом ничего о себе не открыли. Хорошо же, предложу вам несколько вариантов. Хотите послушать музыку? Я могу велеть позвать музыкантов. Или вы предпочитаете поэзию?

– Только не поэзия, мисс Уэйд, – взмолился мистер Беннингтон. – От стихов я засыпаю.

– Нет-нет, мистер Беннингтон, не говорите так, – попросил архитектора Энтони. – Если мисс Уэйд того пожелает, я буду счастлив сам прочесть Байрона, Шелли или Китса. Её желание – закон для меня.

Дафна хотела, чтобы герцог замолчал. Чтобы прекратил нести нелепицу с таким видом, словно говорил искренне. Слушать же из его уст романтические стихи Байрона? Невозможно, нестерпимо! Дафна резко встала и положила салфетку на стол.

– Я бы предпочла посмотреть оранжерею, ваша светлость. Миссис Беннингтон рассказывала, что она совершенно изумительна, а мне ещё не представился случай убедиться в том самой.

– Что ж, оранжерея так оранжерея, – согласился Энтони и встал вместе со всеми. – Хэверсталл, пошлите лакея зажечь светильники.

– Слушаюсь, сэр, – дворецкий знаком вел лакею отправляться.

Повернувшись к двери, Тремор предложил Дафне руку:

– Пойдёмте?

Дафна взяла его под руку, и они направились в оранжерею. Чета Беннингтонов шествовали сзади, а впереди, торопясь выполнить приказания герцога, бежал лакей.

Молча и неторопливо они шли по коридору. Краем глаза Дафна видела, что Энтони то и дело на неё поглядывает. Она же, не желая, чтобы герцог узнал о ней больше того, что уже знал, смотрела прямо вперед. Но ещё даже не дойдя до оранжереи, Дафна уступила своему любопытству и спросила:

– Что же вы можете рассказать обо мне, основываясь на моем выборе?

– Что вы любите цветы?

Дафна против воли засмеялась. Уж очень к месту, но при этом невесело прозвучали его слова.

– Видите, во мне нет ничего загадочного, – не преминула заметить она. – Все женщины любят цветы.

– Мне нравится ваш смех.

Внутри у Дафны всё дрогнуло, и она чуть не споткнулась, но в последнюю секунду смогла скрыть свою предательскую реакцию. Отвечать она не стала, и пара в молчании продолжила свой путь.

У самых дверей оранжереи Энтони нарушил тишину:

– Должен признаться, мисс Уэйд, я надеялся, вы сделаете иной выбор.

– Какой же выбор вы бы предпочли?

– Игру в двадцать вопросов, – переступая порог оранжереи, негромко сказал Энтони. – Но только задавать их должен был бы я.

Дафна вытащила очки из кармана юбки и водрузила их на нос.

– Ни за что, – чопорно ответила она и отвернулась, чтобы осмотреть окружающий их зимний сад.

Как и все помещения в Тремор-холле, оранжерея была огромна. Её потолок, не меньше пятнадцати метров в длину, состоял из стеклянных восьмиугольников. Три стеклянные стены через каждые восемь метров поддерживались каменными колоннами, которые, закругляясь, образовывали арки. Над первым рядом арок шёл второй, совсем как на римском форуме. Сад был ярко освещен канделябрами, закреплёнными на четвёртой стене, и светильниками, расставленными на высоких каменных стойках по всему помещению. Их свет отражался в стеклах стен и потолка.

Чета Беннингтонов неторопливо направилась в конец оранжереи; Дафна же в сопровождении Энтони вышла на середину. Её внимательный взгляд выхватил лимонные деревья (она их тотчас же узнала), финиковые пальмы, огромные смоковницы, которые напомнили ей о Палестине. Она также заметила три разных фонтана, несколько статуй и каменные скамейки, которые так и манили сесть и насладиться царящим здесь умиротворением. Яркие цветы пестрели вокруг. Некоторые она знала, другие видела впервые в жизни.

– Видите, Дафна, я вас не обманула. Изумительно, не правда ли? – раздался голос миссис Беннингтон откуда-то из-за куртины деревьев и пальм.

– Изумительно, – согласилась та и, замерев в центре необъятного пространства, подняла голову, чтобы рассмотреть второй ряд арок и стеклянные восьмиугольники потолка. – Никогда не видела ничего подобного, – добавила она и повернулась к Энтони: – Я потрясена, ваша светлость, потрясена до глубины души.