– Но поскольку вы упомянули мои обязанности, – продолжила девушка, – сегодня утром я как раз работала. Собирала в библиотеке материал о керамике, но начался дождь, и я не могла упустить возможности…

– Утопиться, да, я понимаю, – перебил он, не отводя взгляда от её лица. Но это не помогло, ведь мгновение спустя, потянувшись убрать прядь волос с девичьей щеки, он не сумел тотчас же отвести руку.

Кожа под его пальцами была тёплой, шелковистой. «Как? – удивился Энтони. – Как женщина, всю жизнь проведшая в пустыне, смогла сохранить кожу столь мягкой и нежной? – Пальцем он коснулся губ Дафны, повторив её недавнее движение. – А губы –такими бархатистыми?»

Дафна смотрела на него широко открытыми потрясёнными глазами, но в глубине их мерцало и нечто иное – чувство сродни его собственному. Да, желание светилось в её глазах, чувствовалось в участившемся дыхании под его пальцами и в том, как она стояла – тихо, напряжённо, словно лань, готовая сорваться и, спасаясь, умчаться прочь. Если бы Энтони опустил ладонь, то ощутил бы, что её сердце стучит так же быстро, как и его собственное.

Рука Тремора дёрнулась в запретном направлении прежде, чем он успел остановить её.

– Ступайте в дом, – велел герцог. – Вы насквозь промокли и с лёгкостью можете простудиться. Я знаю английскую погоду лучше вас и не могу допустить, чтобы вы заболели, когда у нас работы непочатый край.

К облегчению Энтони, мисс Уэйд не стала спорить. Держа зонт над ними обоими, он проводил её в дом и там передал капающий зонт и капающую девушку изумлённой миссис Пендергаст.

– Горячую ванну и маленький бокал бренди для мисс Уэйд, – приказал он и, обращаюсь к Дафне, добавил: – В следующий раз, когда пожелаете смыть с себя ощущение пустыни – или что-то в этом роде – пожалуйста, примите ванну внутри. Надеюсь, мы по-прежнему можем ожидать вашего присутствия за ужином сегодня вечером?

– Конечно, – подтвердила мисс Уэйд с достоинством, которое ей удалось сохранить, невзирая на растёкшиеся вокруг неё лужи на беломраморном полу.

– Превосходно. Увидимся вечером, – с этими словами Энтони развернулся и направился к себе в кабинет. Он напомнил себе, что Дафна – женщина, которая работает на него, молодая и невинная. Женщина, которую прежде он едва замечал и которую, конечно же, никогда не желал. До сих пор.

Теперь же он вспоминал её, облепленную мокрым бежевым ситцем, и не мог избавиться ни от жаркого, удушающего желания, бушующего внутри, ни от образа сатира, насмехающегося над ним.