Дилан содрогнулся.

– Пить портвейн с кучкой скучных престарелых археологов и пытаться вести себя прилично? Увольте. Уж лучше пусть меня высекут на городской площади или напоят разбавленным лимонадом под хихиканье дебютанток в Олмаке.

– Не напоят. Тебе запрещено бывать в Олмаке. Леди Амелия, два года назад. Помнишь?

– Ах да, леди Амелия. Я и забыл об этом.

Отказ Мура жениться на леди Амелии после того, как он поцеловал её во время вальса на глазах у сотни гостей, вынудил леди Джерси и других патронесс Олмака изгнать его на веки вечные из сего благопристойного заведения. Впрочем, Дилан не особо и горевал от этого.

– И только то, что леди Амелия сразу же дала тебе пощечину, спасло её репутацию, – заметил Энтони. – Иначе этот поцелуй разрушил бы ей жизнь.

– Я велел ей ударить меня. Не оставалось ничего другого. Все уставились на нас.

Бросив рассматривать статую, Дилан направился к двери. По краю его плаща, касаясь каблуков, мелькало золото шелковой подкладки.

– Если ты отказываешься волочиться за юбками, придётся самому о себе позаботиться. Думаю, сегодняшним вечером мне следует отправиться в театр. Абигайль Уильямс играет в «Соперниках». Я выпрыгну из своей ложи и унесу её прочь со сцены.

– Право, Мур, – окликнул друга Энтони, – тебе не кажется, что ты несколько увлёкся, разыгрывая безумного художника?

– Полагаешь, это игра? – застыв на пороге и глядя на Тремора со странной улыбкой, спросил Дилан. – А я вот не всегда уверен. Навести меня, Тремор, когда пожелаешь развлечься.

Энтони проводил друга взглядом и покачал головой. Дилан был талантливым, выдающимся человеком, но, казалось, с каждым месяцем он становился всё сумасброднее. Он сильно изменился с того падения в Гайд-парке три года назад.

Но довольно. Энтони выкинул мысли о Дилане из головы и вновь посмотрел на фреску. Провёл пальцем по извилистой линии, пересекающей выцветший виноград. Тонкая, не толще человеческого волоса, трещинка была тщательно и умело отреставрирована.

Он не допустит, чтобы желание владеть чем-либо стало столь сильным и всепоглощающим, что потеря желаемого сведёт его с ума. Никогда.

Энтони отдёрнул руку. Когда он покинет Лондон, то поедет в Хертфордшир и нанесёт визит леди Саре. Пора сделать ей официальное предложение.

***

– Нет, нет, – рассмеялась Элизабет, обнимая Дафну за плечи и разворачивая. – Ты движешься в неправильную сторону.

– И правда, – смеясь, согласилась Дафна. – Ох, мне никогда не освоить эту кадриль, – призналась она и вновь начала танцевать, сосредоточившись на фигурах, которым учил её Энтони. Только сейчас вместо маленькой музыкальной шкатулки им аккомпанировали три скрипача, расположившиеся в углу, а её партнером по танцу была Элизабет. Да и воображаемые прежде пары обрели плоть: двадцать две девушки двигались по зале, пытаясь выучить контрданс.

Когда три недели назад Дафна рассказала Элизабет, что ей не достаёт опыта в танцах и она хотела бы взять несколько уроков, та решительно заявила, что мисс Уэйд просто обязана присоединиться к их танцевальным занятиям, которые проходят утром по четвергам в зале ассамблеи. И если когда-то Дафна цепенела от ужаса от одной только мысли, что придётся учиться чему-то новому на глазах других людей, то сейчас, после уроков с Энтони, она чувствовала себя увереннее и могла, по крайней мере, смеяться над своими ошибками.

– Не отчаивайся, Дафна, – подбодрила девушку сидевшая на стуле у стены леди Фицхью, когда Дафна вновь повернулась не в ту сторону. – В танцах требуется навык. Энн и Элизабет начали брать уроки в этом самом зале, когда им было всего десять лет. У тебя замечательно получается, дорогая.

– Матушка права, – сказал Элизабет, когда они встали в ряд с другими девушками для нового танца. – К тому времени, как ты присоединишься к нам в Лондоне, ошибки исчезнут. Ты танцуешь лучше, чем думаешь.

Энтони говорил то же самое, но её неуклюжесть казалась Дафне намного более заметной, когда она выполняла танцевальные па на виду у других людей. Только вот немного странно, что на самом деле это не так уж сильно её беспокоило. Благодаря Энтони она стала увереннее.

Решительно не желая о нём думать, Дафна заставила себя продолжить разговор.

– Вы, как и собирались, уезжаете после сочельника? – спросила она, когда они с Элизабет взялись за руки, выполняя поворот в танце.

– Да, и я так счастлива, что мы едем! И что ты будешь там. О, Дафна, мы замечательно проведем время!

Дафна пыталась вызвать в себе такую же радость от предстоящей поездки в Лондон, но не могла. Двигаясь вместе с другими девушками, она старалась сосредоточиться на шагах, но мысли её упрямо возвращались к её первому партнеру по танцам.

Он уехал почти месяц назад, и до сих пор о нём не было никаких известий. И может так статься, что до её отъезда он так и не вернётся. К тому же в любой момент может прийти весть о его помолвке. Увидятся ли они ещё? Дафна не знала. И если три месяца назад она была искренне рада уехать, сейчас эта перспектива вызывала лишь тоску.

И воспоминания! Дафна пыталась, но никак не могла забыть те страстные мгновения, что они разделили.

Стараясь не думать, она погрузилась в работу. В свои выходные дни присоединялась к семейству Фицхью, и они отправлялись куда-нибудь все вместе. Например, к миссис Эйвери, где Элизабет помогла ей выбрать наряды для поездки в Лондон.

Так, с раннего утра и до позднего вечера, Дафна была занята хлопотами и заботами, но каждый раз, когда она работала с находками, каждый раз, когда заходила в бальную залу, каждый раз, когда гуляла под дождем, Энтони прокрадывался в её мысли.

Почему-то, несмотря на все старания, Дафне не удавалось внушить себе неприязнь к нему. За те двенадцать недель, что прошли после её заявления об уходе, раненная гордость как-то незаметно излечилась. И так же незаметно, пока они танцевали, флиртовали и смеялись вместе, между ними возникло чувство искреннего товарищества. А своими расспросами о её путешествиях, своими прикосновениями, Энтони помог ей почувствовать себя прекрасной и интересной. Стал другом. Но иметь друга, который одним поцелуем мог заставить тебя пылать страстью, было крайне неосмотрительно. Особенно, если этот друг – герцог, намеревающейся жениться на некой леди Саре. Женщине, которая, без сомнения, станет идеальной герцогиней.

***

Хмурым, холодным декабрьским днем Энтони сидел в своей карете, которую приказал остановить на обочине неподалёку от Монфорт-хауса. Он уже час слушал капли дождя, монотонно стучащие о крышу, смотрел на мокрые стены поместья и освещённые окна основного дома. И никак не мог приказать кучеру въехать в ворота.

Он думал о Саре, о её изумительной красоте и корыстном сердце, о её понимании долга и обязанностей, которые идут рука об руку с титулом герцогини. Идеальнее супруги ему не найти. Однако Дилан, несомненно, прав. В ней нет ни капли чувственности. После двух поцелуев Энтони понимал: попроси он её о чём-то более смелом в постели, нежели вдумчивое разглядывание потолка, Сара тотчас же пошлёт за нюхательной солью и заявит, что муж её – варвар. Вот потому для чувственных удовольствий женатые мужчины заводят любовниц наравне с холостяками.

Думал о Маргерит. За всё время в городе он ни разу не навестил её и не мог понять, почему, ведь его всего переполняло страстное, почти на грани отчаяния желание.

Думал о своем долге. Первейшие обязанности герцога – жениться на подходящей девушке, позаботиться хотя бы об одном наследнике и обеспечить как можно более надежное будущее для своих потомков. И он откладывал выполнение сих обязанностей так долго, как только мог.

Думал о том, сколь более влиятельна будет его семья после того, как он женится на дочери маркиза; думал о связях, которые принесёт сий союз и Треморам, и Монфортам; думал обо всех других причинах, почему ему стоит остановить свой выбор на леди Саре. Она, конечно же, вышла бы за него. Едва стихли бы слова брачной клятвы, как изумруды Треморов засверкали бы на её шейке и в волосах. Она стала бы именно такой женой, какую должен иметь герцог. И ей не было бы никакого дела до его души.

Мрачные сумерки начали опускаться на Монфорт-хаус, а Энтони всё сидел, погрузившись в раздумья, и тяжесть его титула и положения давила на него как никогда прежде. Он слушал, как ледяная капель стучит по крыше. И по-прежнему не понимал, как можно стоять под дождем – пусть даже в августе – и искренне им наслаждаться.

Наконец стемнело. Так и не разобравшись в себе, Энтони приказал кучеру возвращаться в Лондон.