Сдёрнув фартук, Энтони бросил его на стоящий позади Дафны стол. Что-то зашаталось, а затем с грохотом разбилось, и она поняла, что это только что разлетелась на кусочки бесценная античная ваза. Пропал труд её последнего рабочего дня. Не отрывая губ, она начала смеяться.

– Вы её разбили.

– Что это было? – спросил Энтони, прижимаясь лицом к девичьей шейке.

– Шомронская ваза, – едва выдохнула Дафна. – Из Трира. Бесценная.

Энтони рванул за шнурок плаща, и тот тяжёлой массой скользнул на пол.

– Буду горевать о потере завтра. – Он продолжил покрывать поцелуями её шею. – Скажите.

Скользя руками по его груди, Дафна наслаждалась ощущением твёрдых мышц под своими ладонями. В груди вскипел восторг, испытанный ею от всех прежних их сделок.

– А что вы предложите мне взамен, ваша светлость?

– Чего вы хотите?

Дафна вспомнила фреску – мужчина и женщина, их тела сплетены, его рука на её груди – и вдруг поняла, что пришло время быть честной с самой собой. Пришло время признать, что она чувствует и чего желает.

– Того же, что и вы, – ответила она и потянулась развязать его шейный платок, да только неопытные пальцы никак не могли справиться с тугим затейливым узлом.

– Позвольте мне, – шепнул Энтони, и в мгновение ока платок оказался на полу. За ним последовали сюртук и рубашка.

Дафна не могла отвести от него глаз. О нет, это вам не подглядывание сквозь подзорную трубу. Она подняла руку, потрогала обнажённую грудь. Мышцы твёрдые, словно камень, и теплые. Энтони не шевелился, но, жадно разглядывая его в лунном свете и водя пальчиками по каждой линии, по каждой тёмной впадинке – таким знакомым, ведь она неоднократно зарисовывала их, – Дафна чувствовала на себе его взгляд. Прижав раскрытые ладони к рельефным мышцам его живота, она прижалась поцелуем к мужской груди.

Едва слышно застонав, Энтони взял её за руки.

– Довольно, – выдохнул он. – А теперь скажите.

Странно, но назвать его по имени казалось слишком личным, слишком сокровенным. Даже целуя его, Дафна не хотела этого делать и тем самым пробуждать все те чувства, что переполняли её прежде, когда она была безнадёжно в него влюблена. К тому же сейчас отличалось от минут подглядывания за ним и мечтаний. Сейчас была жизнь и настоящее, и бурлившие в ней чувства говорили о желании. Не о любви и даже не о влюблённости. Её тело жаждало его.

Молча, глядя Энтони в глаза, Дафна взяла его руку и положила себе на грудь.

Он раскрыл ладонь, и от изысканного наслаждения, растёкшегося по её телу словно тёплый мёд, Дафна изумлённо вскрикнула. Энтони сжимал и поглаживал нежную округлость, и заполнившее её тело тепло превратилось в отчаянную, болезненную потребность. Выгнувшись, она прижалась к его руке. Желая большего.

Чего, однако, не последовало. Энтони отпрянул, и Дафна уже собралась было запротестовать, но почувствовала его руки на корсаже. Он расстёгивал пуговицы. Справившись с ними, потянул платье вниз и начал покрывать поцелуями открывшуюся над низким вырезом сорочки плоть.

– Моё имя, – выдохнул он. – Вам придётся сказать его.

Дафна понимала, что совсем скоро они испытают самое сокровенное, что лишь возможно между мужчиной и женщиной, но заставить себя произнести его имя всё равно не могла. Покачав головой, она опустила руки ему на бёдра, притягивая ближе. Когда же через секунду Энтони принялся поглаживать кончиками пальцев её груди, Дафна застонала и ухватилась за край стола, ибо колени её начали подгибаться. Энтони ещё ниже спустил платье и, расстегнув сорочку, открыл нежную плоть холодному воздуху. А затем накрыл груди своими теплыми руками и принялся сжимать и поглаживать.

От каждой его ласки Дафна всё сильнее горела мукой желания, которая заставляла её изгибаться и прижиматься к нему как можно ближе. С губ её срывались бессвязные звуки. Подавшись вперед, она прижалась к его бёдрам, и её затопило наслаждение.

Казалось, это её движение воспламенило и Энтони тоже. Спустив её платье и сорочку до талии, он задрал все её юбки. Дафна почувствовала, как воздух холодит голую кожу над чулками, почувствовала на ягодицах тепло его ладоней, когда он обхватил её за попку и, подняв, усадил на стол. Ощутила прикосновение его твёрдого, возбужденного члена.

Через секунду рука Энтони оказалась между девичьих колен, и он заскользил пальцами вверх, лаская чувствительную кожу.

– Да, о да, – вместо его имени выдохнула Дафна и откинулась назад, опираясь на локти. От его лёгких как пёрышко прикосновений её бедра непроизвольно дёргались. Отполированная песком поверхность стола была атласно-гладкой, окантовка туго натянувшегося на руках платья больно впивалась в кожу, но Дафна ничего этого не замечала.

Расстегнув ещё несколько пуговиц платья, Энтони вытащил сорочку и потянул её вверх, открывая живот. Прижался горячим, влажным поцелуем к нежной плоти, пальцами скользнул ниже, в местечко столь запретное, что Дафна даже не смела его назвать. И каждое его движение заставляло её содрогаться от неописуемого наслаждения. И он знал, знал, чего ей хочется, даже лучше неё, потому что продолжил мучить её своим безжалостным требованием.

– Скажите моё имя, – выдавил Энтони, и его дыхание теплом овеяло бархатистую кожу. – Скажите, Дафна. Скажите же.

Большим пальцем он коснулся какого-то особого местечка, и это крошечное прикосновение словно бы взломало в ней замок, уничтожило все запреты и ограничения, которые она сама для себя устанавливала после их встречи. Стремительно, словно река, прорвавшая наконец плотину, чистейший, несказанный экстаз заполнил её, и больше Дафна не могла отказывать ему в том, чего он так хотел.

– Энтони, – раздался её вскрик, – да, о да, пожалуйста!

Он услышал своё имя, бессвязный поток едва различимых звуков – мольбы, вздохи и стоны, – которые красноречивее слов говорили, что его прикосновение творило с ней. Боже, какая же она сладкая. Невозможно, невероятно сладкая.

Продолжая поглаживать чувствительные складки, Энтони второй раз подвёл Дафну к пику, а затем раздвинул её колени и встал между ними. Больше сдерживать себя он не мог, иначе просто бы взорвался. В исступлённой поспешности он рванул застёжку брюк и шагнул вперёд, ещё шире развигая обнимавшие его колени.

– Дафна, – выдохнул он, обхватывая её за плечи и поднимая в сидячее положение. Она скользнула на край стола, и от прикосновения влажного манящего лона к кончику его члена голова Энтони опустела. Единственное было жизненно важно: потребность войти в неё. Одним резким движением он овладел ею.

Дафна вскрикнула, и он понял, что причинил боль. Энтони замер, но она обняла его за шею, крепче обхватила ногами за бёдрами, помогая погрузиться глубже, и последние крохи рассудка покинули его. Вонзаясь в неё снова и снова, стремительно приближаясь к блаженному забвению, он гладил её груди, целовал лицо, шептал возбуждающие слова, не понимая, что именно говорит. И когда достиг разрядки, перед ним открылись врата раскалённого до бела рая чистейших чувств.

И только после – когда, укрыв их обоих плащом, Энтони лежал на столе рядом с Дафной, согревая её своим теплом, обнимая одной рукой, а вторую, будто подушку, пристроив под девичью головку, – только тогда к Энтони вернулась способность думать, и он понял, какие необратимые последствия будут у того, что он только что натворил.