Глава 17

Поцелуи в обмен на время. Энтони полагал это самым интересным предложением, какое он когда-либо делал женщине, но Дафну оно, кажется, совсем не впечатлило.

– В этом весь вы – придумать подобное! – засмеявшись, бросила она на ходу. – Вы-то получите двойную выгоду.

Очень верное наблюдение, и Энтони не мог не рассмеяться вместе с ней. Однако пронеслись ещё три недели, и он понял, что ему вовсе не смешно. Он то и дело мысленно возвращался к их поцелую и никак не мог совладать с собой. Ему невольно вспоминались утончённое наслаждение от скольжения девичьей лодыжки по его ноге, нежный аромат гардении, окутавший его, когда ласковые руки обвились вокруг его шеи; нежность губ и жар тела Дафны. Но чаще всего Энтони вспоминал её лицо после поцелуя и то изумлённое, искреннее наслаждение, что отразилось в улыбке. Наслаждение, причиной которого был он. Наслаждение, которое Дафна не могла скрыть.

Он тогда не ошибся. Страсть переполняла её, рвалась наружу. Он не удержался от соблазна высвободить её, и теперь страдал и мучился, ибо желание вновь вкусить этой страсти не оставляло.

Каждый день после обеда они разбирали находки и решали, какие из них достойны музея. Каждый вечер Энтони обнимал Дафну и учил танцевать. Он без конца расспрашивал её о местах, где она побывала; требовал живых и образных описаний египетских пирамид, Колизея, базаров Марракеша и Танжера. Спорил с ней, дразнил, флиртовал, но ни разу не попытался поцеловать снова.

За поцелуями неизбежно последовали бы восхитительные фантазии, которые скомпрометировали бы и его честь, и её невинность. Вновь и вновь Энтони приходилось напоминать себе, что он джентльмен – в чём прежде никогда не возникало нужды. Семнадцать лет герцогства, привычка сызмальства блюсти честь титула и строгие правила приличия, самодисциплина – сейчас всё это помогало ему справляться с собой.

Истинный джентльмен – и неважно, какое у него положение в обществе, какой титул – никогда не соблазняет невинных барышень. Особенно тех, кто на него работает. Конечно, это не столь подло, как спать с собственной служанкой, но всё-таки подло. И Энтони удавалось удержаться от попыток поцеловать Дафну снова. Но как же ему хотелось! Не передать словами.

На одном только предложении менять поцелуи на время мысли Энтони не остановились; фантазии уносили его дальше и дразнили немилосердно. Он придумывал и представлял, как мог бы ублажить Дафну – в обмен на то, что она останется в поместье. Картины эти мучили его днём, преследовали ночью.

Дафна уже довольно прилично выучилась вальсу, и Энтони начал показывать основные шаги контрданса. Трудная задача, ведь даже самый незамысловатый контрданс требовал по крайней мере четырёх человек. Объяснить и показать “moulinet” и “interchasse” (фигуры танца - прим.пер.) без других пар было почти невозможно, но он всё-таки пытался. Ведь в контрдансе партнёры лишь встречались ладонями, и то нечасто, и Энтони полагал, что так много безопаснее.

Конечно, присутствие других людей во время их уроков сдерживало бы его больше. И Дафна танцевала уже достаточно хорошо, чтобы не стесняться делать это при чете Беннингтон, например. Но Энтони ей даже не предлагал, ибо не хотел лишиться мучительного удовольствия быть с ней наедине. Эта игра – проверять, что окажется сильнее, его желание или сила воли – стала для него наркотиком. Очень опасная игра, и очень сильным наркотиком.

Энтони понимал, что шутит с огнём, но риск добавлял напряжения и интереса и заставлял его сердце биться быстрее. Как ещё проверить решимость, если не соблазнами? И как-то вечером, через три недели после того памятного вечера, Энтони вдруг поймал себя на том, что настраивает музыкальную шкатулку на вальс. Сильнее соблазн сложно придумать.

– Вальс? – едва раздалась знакомая мелодия, спросила Дафна. – Мы давно его не танцевали.

Энтони взял её за руку.

– Время от времени нужно практиковаться. – Притянув Дафну к себе, он положил руку ей на талию. – Кроме того, мне больше нравится вальсировать с вами, чем вышагивать по комнате, изображая скованные, стилизованные па кадрили.

– В самом деле?

– В самом деле. Пусть моя дама и невероятно ко мне жестока.

– Жестока? – улыбаясь поддразнивающим ноткам в его голосе, переспросила Дафна. – Как вы можете так говорить?

– Зная, сколь важен для меня музей, вы всё-таки отказываетесь дать мне ещё времени за наш поцелуй. И это притом, что вы им наслаждались!

Лёгкий румянец окрасил девичьи щёки, и Энтони задумался: как мог он прежде считать её простушкой? На самом деле восхитительнее создания он не встречал.

– Пожалуй, нам следует вновь начать переговоры по сему вопросу. – Он всё глубже и глубже падал в пропасть.

– О нет, – улыбаясь, Дафна покачала головой. Их игра ей тоже нравилась. – Вам не удастся выторговать у меня ещё один месяц.

– Готов согласиться на две недели.

– Как много вы о себе воображаете! – смеясь и шутливо толкая его в плечо, воскликнула она. – Если не можете быть серьёзны в переговорах, то не стоило их и начинать.

Энтони притянул её чуть ближе, недопустимо сократив расстояние между ними.

– Какое предложение вы посчитаете серьёзным?

Дафна изобразила задумчивость.

– Поцелуй длился не больше двух минут. В обмен на него с радостью готова предоставить вам две минуты своего времени.

Энтони уставился на неё в нарочитом потрясении.

– Две минуты? И это всё, чего я стою? Дафна, я оскорблён, оскорблён до глубины души! Юная леди, которой вскоре предстоит дебют в светском обществе, обязана оценить мой поцелуй выше. В конце концов, я же герцог.

– Я бы оценила его выше, если бы мне было позволено хвастаться сим фактом. Но не могу же я поведать столичной публике, как хорошо вы целуетесь! Моя репутация будет погублена. – Глаза Дафны искрились весельем.

Энтони усмехнулся. Как же ему нравилась её шаловливость!

– Зато моя вознесётся до небес, – заметил он. – Пожалуй, мне нравится мысль, что все дамы света узнают о моём мастерстве на стезе поцелуев.

– И вы продолжаете утверждать, что всеобщее внимание вам противно?

Энтони притянул её ещё ближе.

– Но, Дафна, самая приятная для джентльмена сплетня – это когда идёт молва, будто он превосходный любовник.

Энтони показалось, что у Дафны перехватило дыхание, но он не был уверен. Ответ её прозвучал чопорно и прохладно, что, однако, плохо сочеталось с игривыми искорками в глазах:

– От меня о вашем мастерстве на сим поприще не услышит никто, ваша светлость.

– Вы не из тех, кто, поцеловавшись, болтает об этом всюду?

– Нет. – На мгновение опустив голову, Дафна встретилась с ним взглядом: – Кроме того, если вы желаете, чтобы я осталась, вам придётся предложить мне что-то намного более соблазнительное, чем простой поцелуй.

Это было легко. Энтони живо представил, какие места он мог бы осыпать поцелуями и ласками – бархатистые ушки и шелковистые волосы, нежные запястья и округлые щёки.

Его воображение пустилось вскачь. Полные груди и розовые возбуждённые соски. Впадинка на пояснице чуть повыше ягодиц и пупок. Завитушки золотисто-каштановых волос и сладкое, горячее местечко между бёдер.

– Вы даже не представляете, – сдавленно выдохнул Энтони, – сколь соблазнителен может оказаться простой поцелуй.

Сами того не заметив, они перестали танцевать и остановились. Где-то вдалеке медленно затихала музыка.

Он снова её поцелует. Позволит желанию возобладать над разумом, пускай даже всего на несколько украденных мгновений. Он сможет себя сдержать.

Всего один поцелуй. Всего один. И Энтони опустил голову.

– Музыка закончилась. – Отпрянув, Дафна вырвалась из его рук, развернулась и шагнула в сторону камина, где на полке стояла музыкальная шкатулка.

Отойти дальше Энтони ей не позволил. Обхватив Дафну за талию, он резко притянул её к себе. Оба замерли.

Он закрыл глаза и глубоко вдохнул аромат гардении. Мягкие, невозможно мягкие девичьи локоны щекотали его подбородок. Рукой Энтони ощущал, как учащается её дыхание. Чувствовал возле паха её ягодицы. Пальцами почти касался груди.

Нужно всего лишь сдвинуть руку чуть выше!

Но этого Энтони себе не позволил. Отстранившись, он открыл глаза и с трудом сглотнул. Взгляду его предстала нежная девичья шейка; волосы были подняты и уложены в замысловатые жгуты и локоны. Наверное, работа Эллы. Вся эта изысканная конструкция удерживалась крошечными оловянными гребешками, которые блестели в свете свечей, словно прозрачный янтарь.

Ему хотелось вытащить гребни, высвободить локоны, запустить пальцы в тяжелую гриву волос. Вместо этого он нагнулся и прижался поцелуем к беззащитной шейке. И почувствовал губами, что Дафна натянута словно струна.

– Уверены, что ещё один поцелуй не соблазнит вас? – спросил Энтони и скользнул губами дальше.

– Остаться ещё на один месяц? Нет, поцелуй не был столь хорош, – выдохнула она.

Энтони негромко рассмеялся, теплым дыханием касаясь уха Дафны.

– Всего лишь самое необыкновенное мгновение вашей жизни, – шепнул он в ответ. – Большего комплимента я не слышал ни от кого, – и коснулся языком нежной мочки.

Дафна не сдержала трепетного вздоха, однако возражений своих не оставила:

– Я сказала, что это был… один из самых необыкновенных моментов моей жизни. Один из… многих. Были и… другие.

– Были?

– Кроме того… думаю, с моей стороны… было очень… щедро… подарить вам две минуты. Уверена, мой поцелуй – сам по себе достаточная награда.

Награда? Он так возбудился, что испытывал боль, а от усилий совладать с собой тело его сотрясала дрожь. Мучительные пытки, но никак не награда. Но всё же, всё же… Потребуй Дафна месяц в обмен на позволение вот так держать её в объятиях, он согласился бы не задумываясь. О да, не задумываясь ни на секунду.

Энтони чуть передвинул руку, и нежная округлость легла между его раздвинутыми большим и указательным пальцами. Испугавшись, Дафна резко повернулась в его объятиях. Руки её птицами взлетели и опустились Энтони на грудь, в попытке защититься, оттолкнуть.