За спиной доктора Самопалова тихо охнула Юлечка. Как будущий организатор зарубежного туризма она усиленно изучала английский язык по какой-то новейшей методике и тоже все понимала. «Вне игры» оставался только бывший грузчик Ярик, чьи познания английского не простирались со школьных еще лет дальше команд «стрельба», «вперед» и «менять оружие» в компьютерных играх.

Доктор Самопалов не знал что сказать. Ральф Торенссен поднялся – ростом он превосходил даже по-баскетбольному долговязого Ярика и был гораздо шире в плечах, – еще раз обвел взглядом бокс – и замер, уставившись на лицо бесконечно далекого от всех проблем Игоря Владимировича Ковалева.

– Опять бред, – с горечью сказал он, обреченно качая головой. – Это же таэльсанский Сфинкс, король Таэль. Он на камне нам показывался. Господи, ну когда же это кончится!

Доктор Самопалов обернулся к медсестре:

– Юлечка, попросите его рассказать более подробно. У меня словарного запаса не хватает.

Юлечка поспешно покивала, на щеках ее вспыхнул румянец. Прерывающимся голосом она задала вопрос.

Ральф Торенссен оторвал взгляд от безмятежного лица Ковалева и как-то утомленно и безнадежно махнул рукой:

– Бред, видения… Все эти короли, воины… славянские парни… Драконы, пророчества… Лонд Гарракс… Все эти маги – мерлионы-ольвиорны… Я сижу в желудке у этого чертова Марсианского Сфинкса и брежу… И Элси тоже бредит, и Уотти… Все это только иллюзия… И вы – тоже иллюзия, продолжение бреда…

Доктор Самопалов на некоторое время окаменел.

«Mаг Мерлион… Марсианский Сфинкс… Иллюзия… Призрачный Сфинкс…»

Тот, кто назвал себя Ральфом Харолдом Торенссеном, был, по всей вероятности, очередным творением Демиурга-Ковалева. Или же…

– «Арго», – деревянным голосом произнес доктор Самопалов и замешкался, вновь подбирая английские слова. – Вы из экипажа космического корабля «Арго»?

Ральф Торенссен уныло покивал:

– Я же говорю – бред. Откуда какому-то врачу в какой-то иностранной больнице известно об экипаже «Арго»? Откуда известно, что на «Арго» есть экипаж? – Он вдруг резко подался к доктору Самопалову. – Эй, послушайте, если вы действительно врач… Дайте мне что-нибудь, чтобы я отключился, иначе я с ума сойду! Черт побери, умирать было больно, да, да! Я новый Лазарь, слышите? «Лазарь! Иди вон!» Ральф Торенссен – новый Лазарь!

Глаза Торенссена лихорадочно блестели, на лбу выступила испарина – и Ярик, который, судя по его виду, не понимал ни слова, нахмурился и подобрался, готовясь исполнять свои привычные служебные обязанности.

– Господи, как мне выбраться из этого чертова Сфинкса! У меня уже сил никаких нет! – все больше распалялся Ральф Торенссен. Он сорвал с себя плащ и швырнул на пол. – К черту!

– Юля, двойную дозу, – бросил через плечо доктор Самопалов и успокаивающе выставил перед собой ладонь. – Минутку, Ральф, сейчас мы все сделаем. Ярослав, открывайте пятый бокс.

Все это было сказано по-русски, но Ральф Торенссен правильно понял жест и сразу как-то обмяк и ссутулился.

– Глупо, конечно, надеяться на иллюзорную помощь… – он шумно вздохнул. – Но вдруг?..

Доктор Самопалов, мобилизовав все свое воображение, пытался представить, ощутить, как его голову накрывает холодный металлический колпак. Такой холодный, что все мысли моментально смерзаются и не могут пошевелиться, разбрестись в разные стороны, а тем более – беспорядочно метаться в мозгу. Он понимал, что наступил такой момент, когда лучше ни о чем не думать, чтобы сохранить хотя бы остатки душевного здоровья…

– Прошу вас, Ральф, – Виктор Павлович показал на дверь. – Мы постараемся вам помочь.

На самом деле это прозвучало по-английски как «мы стараться вам помощь» – но Ральф Торенссен понял и вслед за врачом вышел из бокса, где продолжал грезить Демиург-Ковалев. Плащ с пола он так и не подобрал.

Пятый бокс находился по другую сторону коридора, наискосок от ниши дежурной медсестры. Ярик с совершенно обескураженным видом вэбивал подушку, а Юлечка стояла рядом со шприцем в руке и вид у нее был не менее обескураженный.

– Юля, скажите ему, пусть раздевается и ложится, и объясните насчет укола. И давайте пока выйдем.

Ральф Торенссен уныло выслушал медсестру, кивнул и покорно принялся расстегиваться. От блеска в глазах не осталось и следа, движения его были вялыми и какими-то механическими; он походил на огромную ходячую куклу, у которой сели батарейки.

– Бред… Бред… – бормотала кукла, едва шевеля серыми губами.

Доктор Самопалов вышел из бокса последним и плотно закрыл за собой дверь.

– Блин, откуда он здесь взялся? – сиплым голосом спросил Ярик. – Что он вам говорил?

«Нельзя отмахиваться от того, что происходит на твоих глазах, что ты видишь собственными глазами… и не только ты… – подумал доктор Самопалов. – Надо просто принимать все происходящее… а если оно не втискивается в рамки твоих представлений – нужно расширить эти рамки… если, конечно, это не твои галлюцинации… Этот… Торенссен… полагает, что сидит внутри Марсианского Сфинкса и бредит… Может быть и ты, милейший, тоже сидишь внутри какого-нибудь Сфинкса и тоже бредишь… Химеры сознания… Или тебя и вовсе нет… и Юлечки, и Ярослава… и Сиднина с его стихами… а есть выдумка неистощимого фантазера нашего, Игоря Владимировича. Будет сниться Игорю Владимировичу какой-то иной сон – и ты исчезнешь, и все остальные тоже исчезнут… А появится кто-то другой… другие… и мир будет какой-то другой… «Не плакать, не смеяться, а только понимать» – так, кажется, советовал мудрый Спиноза? Мда, советы давать легко… Нет, не нужно стараться понять. Главное – принять. Принять как должное, как такое, что когда-нибудь могло бы случиться. Пусть даже с исчезающе малой вероятностью – но могло бы…»

– Что он вам говорил? – еще раз задал вопрос Ярик, обводя oшaлелым взглядом врача и медсестру.

– Он американец, – полушепотом сказала Юлечка. – Произношение у него… американское. И у него явно… проблемы… с головой. – Она робко взглянула на Виктора Павловича. – Может, его ночью привезли? Челнок их космический где-нибудь здесь приземлился… Вы же говорили – космический корабль… Что-нибудь там поломалось… Только почему – к Ковалеву?

– Ага, – скептически кивнул Ярик. – Именно прямо здесь шаттл и брякнулся. А еще может быть – заблудился этот американец на трассе «Формулы-1» и заехал сюда. Заехал и забрел в наше заведение. В запертый бокс.

Доктор Самопалов поднял голову и сказал, блуждая взглядом по блеклой стене коридора и избегая смотреть на подчиненных:

– Не исключено, что это действительно космонавт. Вернее, астронавт. С межпланетного космического корабля «Арго». Есть такой корабль, его американцы запустили на Марс. Только я вам советую пока ничего никому не говорить. Пусть отдыхает, это ему полезно. А я пока уточню, что к чему… Договорились?

Виктор Павлович наконец перевел взгляд на собеседников. Ярослав изумленно слушал, по-детски приоткрыв рот, Юлечка часто-часто моргала, словно стараясь избавиться от соринки в глазу.

– Чудеса! – сказал санитар после нескольких секунд общего молчания. – Много здесь всякого народу было, а вот американских астронавтов что-то не припомню. Да еще с Марса. И по телевизору ничего не говорили. Ладно, молчать так молчать, без проблем.

– Вот и хорошо. А вы, Юлечка?

– Конечно, Виктор Павлович. Как интересно!..

– Давайте, Юлечка, делайте свое «укололся и забылся» и занимайтесь своими делами. Ярослав, потом запрете его, а я пойду выяснять.

Доктор Самопалов сунул сжатые в кулаки руки в карманы халата, с силой впиваясь ногтями в кожу, и роботоподобной походкой направился в сторону своего кабинета.

Кажется, кто-то с ним здоровался, но он никому не отвечал, и больничный коридор представлялся ему темным туннелем, и в конце туннеля не было никакого света, потому что этот туннель нигде не кончался…

Дверь кабинета перегородила беспросветный туннель, но и там, за дверью, не могло быть ничего обнадеживающего.

– Виктор Павлович, можно к вам?