– Юлия! – замороженным голосом произнес доктор Самопалов. – Это вы впустили?

– Н-нет… – едва слышно ответила медсестра, явно испуганная вопросом Виктора Павловича. – К-кого?.. Я никого…

– Значит, Сиднин, – тем же январским голосом сказал доктор Самопалов.

– А ну-ка, милая, давайте его сюда.

– Он уже сменился… ушел… И он тоже никого…

Доктор Самопалов нахмурился, повел головой, словно ему мешал воротник:

– Сменился, значит? Кто у нас сейчас? Ярик?

Юлечка молча быстро-быстро закивала.

– Приглашайте его сюда, будем разбираться.

Медсестра, словно подхваченный порывом ветра сухой осенний листок, метнулась прочь, на поиски санитара, а Виктор Павлович, наливаясь гневом, вновь приник к смотровому окошку.

У голубоватой кафельной стены небольшого, без окон, помещения, освещенного одинокой лампочкой в матово-белом шарообразном плафоне, располагалась такая же одинокая койка. Ковалев лежал на спине, сложив руки на груди поверх одеяла, глаза его были закрыты, и видом своим он походил скорее на покойника, чем на обитателя мира живых – во всяком случае, так представлялось доктору Самопалову. Да и трудно было назвать теперешнее состояние Ковалева пребыванием в мире живых…

Игорь Владимирович Ковалев витал в мире, созданном сильнодействующими медицинскими препаратами.

А вот тот, кто устроился прямо на кафельном полу возле койки, завернувшись в нечто зеленое – то ли в одеяло, то ли даже в какую-то оконную штору, – на покойника никак не походил. Лежал этот немалых размеров неизвестный на боку, поперек бокса, упираясь ногами, обутыми в огромные ботинки, в стену, лицом к двери – и видно было, что человек вполне жив и просто спокойно спит, словно не впервой ему ночевать на полу в боксах психиатрических больниц. Спит себе – и все…

«Пьяным сном! – подумал доктор Самопалов. – Совсем уже обалдели!..»

Клиника, в которой работал Виктор Павлович Самопалов, отнюдь не была этаким «образцово-показательным» медицинским учреждением, которые существуют разве что в платоновском мире чистых идей и телевизионных репортажах по случаю профессионального праздника. Младший медицинский персонал, а конкретно – санитары, тоже не были «образцово-показательными» ангелами с белоснежными крыльями; ангелы, наверное, проживали и работали только в Лос-Анджелесе… Санитары были публикой разношерстной (тот же Сиднин пришел в клинику с литейного завода, а Ярик-Ярослав раньше работал грузчиком в универмаге), санитары имели дело со спиртом… со всеми вытекающими. Случалось, и приятелей приводили на ночное дежурство, и приятельниц… Но чтобы уложить дружка отсыпаться в боксе – не в пустом боксе, а занятом пациентом! – такого доктор Самопалов припомнить не мог. И с мрачным удовлетворением подумал, что санитару-поэту Сиднину придется с завтрашнего дня сочинять свои стихи в каком-нибудь другом месте. Не здесь. Не в этом отделении. Не в этой больнице.

Виктор Павлович продолжал с негодованием рассматривать здоровенного белокурого парня – тоже, небось, поэта? – спящего, подложив руку под голову, и наконец-то догадался задать себе вопрос: а почему Сиднин, сменившись с дежурства, не разбудил и не забрал с собой на опохмелку своего приятеля? Принял на грудь столько, что напрочь забыл о собутыльнике?

Или…

Удивительные, очень удивительные были у парня ботинки – большие, высокие, сине-красные, с толстенной подошвой. Не по сезону был обут парень. И вообще не для этих широт. В таких ботинках в самый раз Эверест штурмовать, пробираться к Северному полюсу или бродить по Луне…

Холодок змейкой скользнул в самое сердце, снежным комом осел в солнечном сплетении. Доктор Самопалов безрадостно подумал о том, что вскоре начнет шарахаться от собственного отражения в зеркале.

«Это мир сходит с ума, – сказал он себе. – Слышишь? Мир, а не я…»

Из-за поворота коридора выскочила запыхавшаяся Юлечка. Следом за ней спешил долговязый санитар Ярослав.

– Вот, полюбуйтесь, – Виктор Павлович сделал шаг в сторону от смотрового окошка, жестом приглашая на свое место медсестру.

Юлечка заглянула в бокс и ойкнула. Ярослав, согнувшись чуть ли не под прямым углом, навис над ее головой и мрачно буркнул:

– Отпад!

– Знаете его? – спросил доктор Самопалов.

– Не знаю, – торопливо ответила Юлечка; санитар молча помотал головой.

– Что ж, пойдем будить. – Виктор Павлович вновь извлек из кармана дверную ручку. – Юлечка, принесите, пожалуйста, нашатырь. – И Юлечку вновь как ветром сдуло.

В боксе слегка пахло лекарствами и совершенно не пахло перегаром.

– Как он сюда попал-то? – словно бы про себя пробормотал Ярик, склоняясь над верзилой в зеленом.

– Что, не догадываетесь?

Санитар, упершись руками в колени, исподлобья посмотрел на доктора Самопалова:

– Да нет, Виктор Палыч, Сид не мог… Он, конечно, на стишках своих поехал слегка, но вообще вполне нормальный. Во, вы только послушайте – класс!

Ярик выпрямился и торжественным голосом начал декламировать:

Сколько жизней! мать честная! нам их все не пересилить! укорочены как хорды под прозектора ланцетом что этруски русы россы анты рысичи россия все едино за продмагом горлопанствуем фальцетом где еще в какой державе сам себя серпом по яйцам или «с гибельным восторгом» их же под тяжелый молот…[3]

– Маразм, – прервал декламатора доктор Самопалов.

– Класс, – повторил Ярик. – Наизусть выучил! Там еще много.

– Ладно, вернемся к нашим… вот к этому, – доктор Самопалов кивком показал на парня в зеленом. – Если не Сиднин, значит только телепортация. Обычное дело.

– Да ну, – Ярик недоверчиво улыбнулся и шмыгнул носом. – Не катит. Просто он отмычку у Сида забрал. Знаете, бывают такие ситуации…

– Знаю, Ярослав, знаю, но давно уже в таких ситуациях не был. И вам, дорогой, не советую.

Услышав приближающуюся дробь шагов за спиной, врач обернулся – это прибежала Юлечка с нашатырным спиртом.

Доктор Самопалов не ошибся в выборе средства – содержимое пузырька, поднесенного к носу блондина, произвело нужное воздействие. Незнакомец дернул головой, застонал, застучал подошвами в стену – и вдруг резко сел, так что врач невольно отступил от него. Парень шумно дышал широко открытым ртом, тер пальцами виски, и из его выпученных глаз текли слезы.

– Ни фига себе прикид! – изумленно сказал Ярик.

Зеленый плащ распахнулся (а теперь стало понятно, что это именно плащ, а не штора) и под ним обнаружилось ярко-оранжевое, не очень чистое странное одеяние, смахивающее на какую-то спецодежду. Виктору Павловичу сначала подумалось о пожарниках, а потом – о летчиках-испытателях.

Приятель Сиднина наконец отдышался, вытер рукавом глаза, и взгляд его стал вполне осмысленным. На похмельного человека блондин никак не походил. Оглядев кафельные стены и неподвижно наблюдающих за его возвращением в реальность доктора Самопалова, Ярика и Юлечку, он осторожно кашлянул и заговорил сипловатым голосом.

Он произнес несколько фраз и замолчал, с недоумением глядя на доктора Самопалова серо-голубыми глазами. И доктор Самопалов вновь ощутил озноб.

Потому что незнакомец говорил по-английски.

Виктор Павлович знал английский достаточно хорошо – основные материалы по проблемам психиатрии публиковались именно на английском, – хотя разговорной практики у него не было. Он без особого труда понял, что сказал незнакомец: «Где я? Разве так выглядит Царство Божие? По-моему, это больше похоже на больницу. Я в больнице?»

– Да, вы именно в больнице, – тщательно подбирая слова, медленно произнес врач по-английски. – Кто вы? Как вы сюда попали?

Он с замиранием сердца ждал, что скажет в ответ незнакомец. Он был почти уверен: сейчас этот парень выдаст нечто странное, невероятное… но это невероятное, скорее всего, будет правдой. Незнакомец вряд ли имел какое-то отношение к санитару-стихоплету Сиднину. Незнакомец имел отношение к Ковалеву.

– Мое имя Ральф Харолд Торенссен, – все так же сипловато ответил белокурый. – Дракон сбросил меня в ущелье и я разбился. Было очень больно… но недолго – мгновение… Откуда здесь больница? Очередная фантазия Сфинкса? А вы ведь не американцы, правильно? Акцент…